----------------------------------------------------------------------------
     Перевод с немецкого А. И. Федорова
     "Сибирский хронограф" Новосибирск 2000
     OCR Кудрявцев Г.Г.
----------------------------------------------------------------------------

     Wolfgang Wippermann
     Europaischer Faschismus im Vergleich
     (1922-1982)
     Suhrkamp 1983

     ББК 63.3(0)6 В517
     Издание выпущено при  поддержке  Института  "Открытое  общество"  (Фонд
Сороса) в рамках мегапроекта "Пушкинская библиотека".
     This edition  is  published  with  the  support  of  the  Open  Society
Institute within the framework of "Pushkin Library" megaproject.
     Редакционный совет серии "Университетская библиотека":
     H. С. Автономова, Т. А. Алексеева, М. Л. Андреев, В. И. Бахмин,
     М. А. Веденяпина, Е. Ю. Гениева, Б. Г. Капустин, Ю. А. Кимелев,
     А. Я. Ливергант, Ф. Пинтер. А. В. Полетаев, Л. П. Репина,
     А. М. Руткевич, И. М. Савельева, А. Ф. Филиппов
     "University Library" Editorial Council:
     Natalia Avtonomova,  Tatiana  Alekseeva,  Mikhail  Andreev,  Vyacheslav
Bakhmin,
     Maria Vedeniapina, Ekaterina Genieva, Boris Kapustin. Yuri Kimelev,
     Alexander Livergant, Frances Pinter, Andrei Poletayev, Lorina Repina,
     Alexei Rutkevich, Irina Savelieva, Alexander Filippov
     Вольфганг Випперман



     Введение

     Глава1. Что такое фашизм? Смысл этого понятия, его история и проблемы

     Глава 2. Итальянский фашизм. Возникновение и рост. Фашизм у власти.
     Итальянское Сопротивление и конец фашизма.

     ГлаваЗ. Национал-социализм. Возникновение и рост. "Третий рейх"
     Поражения и успехи Сопротивления

     Глава 4. Фашистские движения с массовой базой
     Фашизм и национал-социализм в Австрии
     Режим Хорти и венгерские "Скрещенные стрелы"
     "Железная гвардия" в Румынии
     Хорватские усташи
     Фаланга и франкизм в Испании
     Французские фашистские движения

     Глава 5. Малые фашистские  движения,  фашистские  секты  и  пограничные
случаи
     Проблема подразделения
     Англия
     Финляндия
     Бельгия
     Голландия
     Фашистские секты в Дании, Швеции и Швейцарии
     Норвежское    "Национальное    единение"    -    между     сектой     и
коллаборационистской партией
     Пограничные случаи: Словакия, Польша и Португалия

     Глава 6. Эпилог: неофашизм между политикой и полемикой
     Заключение. Сравнительная история европейского фашизма
     Был ли вообще фашизм? Послесловие к русскому изданию

     Комментированная избранная библиография.



     Передавая послесловие к русскому  изданию  своей  книги,  профессор  В.
Випперман  просил  по  возможности  дополнить  приводимую  им   библиографию
современными отечественными исследованиями по проблематике книги, с которыми
он, к сожалению, мало знаком.
     Не являясь специалистами в данной  области,  отсылаем  заинтересованных
читателей к недавно  вышедшей  монографии  Ю.  В.  Галактионова  "Германский
фашизм как феномен первой  половины  XX  века:  отечественная  историография
1945-90-х годов" (Кемерово: Кемеровский государственный университет,  1999),
которая в какой-то мере способна восполнить указанный автором пробел.
     Выражаем особую признательность профессору В. Випперману  и  сотруднице
издательства  "Suhrkamp"  (Германия)  Клаудии  Брандес  за   их   помощь   и
доброжелательное сотрудничество при подготовке русского издания этой книги.



     28 октября 1922 года итальянский король поручил Муссолини  формирование
правительства. Через неделю в Петрограде, как тогда  назывался  этот  город,
открылся  IV  конгресс  Коммунистического  Интернационала.  Ведущий  деятель
конгресса Карл Радек комментировал успех Муссолини после его "похода на Рим"
следующими словами: "В победе фашизма я вижу не только  механическую  победу
фашистского оружия, а величайшее поражение  социализма  и  коммунизма  после
начала эпохи мировой революции". Радек обратился к  делегатам  конгресса  со
следующим настоятельным предупреждением: "Если наши товарищи в Италии,  если
социал-демократическая партия Италии не поймет оснований этой победы фашизма
и причин  нашего  поражения,  то  нам  предстоит  встретиться  с  длительным
господством фашизма".
     Председатель Коммунистического Интернационала Зиновьев исходил  из  еще
более пессимистической  оценки  положения:  "Мы  должны  уяснить  себе,  что
происшедшее  в  Италии  -  не  местное  явление.  Нам   неизбежно   придется
столкнуться с такими же явлениями и в других странах, хотя, может быть, и  в
других формах. Вероятно, мы не можем избежать такого периода более или менее
фашистских переворотов во всей Центральной и Средней Европе"2.
     Через одиннадцать лет эти пророческие предсказания Радека  и  Зиновьева
должны будут исполниться. В Германии  пришел  к  власти  Гитлер,  во  многих
других странах Европы возникли  сильные  фашистские  партии.  Захват  власти
итальянским фашизмом 28 октября 1922 года и немецким национал-социализмом 30
января 1933  года  можно  и  в  самом  деле  рассматривать  как  "величайшие
поражения" социализма и коммунизма. Но верно ли, что действительно  наступил
период  переворотов,  которые  можно  определить  как   "более   или   менее
фашистские"? Можно ли описать историю Европы в 20-х и 30-х годах как  "эпоху
фашизма"?3 Можно ли утверждать, что в  Италии,  Германии  и  других  странах
произошли "такие же явления"? Действительно ли немецкий национал-социализм и
другие партии, следовавшие итальянскому  или  немецкому  образцу,  настолько
сходны с итальянским фашизмом, чтобы можно было назвать их все  фашистскими?
Можно ли и в наши дни придерживаться общего и недифференцированного  понятия
фашизма, как это делали Зиновьев и Радек 60  лет  назад?  Почему  фашистские
движения в Италии и Германии смогли прийти к власти, между тем как в  других
странах, где тоже были сильные  фашистские  движения,  это  им  не  удалось?
Объясняется ли это специфическими условиями - экономическими, социальными  и
политическими - или же стратегией и тактикой нефашистских  и  антифашистских
сил?
     В течение 60 лет шла дискуссия о фашизме; в исследованиях  фашизма  все
эти вопросы интенсивно обсуждались, и предлагались разные объяснения.  Чтобы
на  них  ответить,  нам  придется  вначале  рассказать   историю   отдельных
фашистских партий в Европе. При  этом,  однако,  речь  пойдет  не  только  о
действиях фашистов, но также о поведении нефашистов и антифашистов. В  самом
деле, если некоторым из фашистских партий удалось прийти к власти, а  другие
не смогли ее добиться,  это  никоим  образом  не  объясняется  одной  только
ловкостью фашистских лидеров и привлекательностью их партий, но прежде всего
политикой нефашистских и антифашистских сил. История фашизма в Европе есть в
то же время история антифашизма. Но успехи и неудачи  фашизма  можно  понять
лишь в том случае, если  принимаются  во  внимание  все  местные  условия  -
экономические, социальные и  политические  структуры  тех  стран,  где  были
фашистские партии.
     Таковы цели этой книги.  Чтобы  их  достигнуть,  мы  избрали  следующий
способ изложения.
     В первой главе,  где  рассматриваются  смысл,  история  и  проблематика
понятия  "фашизм",  показывается,  что  итальянское  слово  для  обозначения
"союза", fascio, применявшееся  в  19  веке  левыми  группами  и  движениями
Италии, впоследствии было подхвачено организациями ветеранов войны, а  затем
партией Муссолини; после этого оно было перенесено на другие, не итальянские
движения и режимы, причем больше противниками фашизма, чем его сторонниками.
Изменение значений этого слова, как будет показано, свидетельствует  о  том,
что понятие "фашизма" (и точно так же "антифашизма") с самого начала  заняло
некое промежуточное место между теорией  и  полемикой.  Такое  положение  не
изменилось и до сих пор. Многие из наших  современников  используют  понятие
"фашизм"  как  простой  боевой  клич  или  как  ругательство,  которым   они
обмениваются друг с другом.  Историки  до  сих  пор  спорят,  оправданно  ли
описание неитальянских  партий  и  режимов  как  фашистских,  и  сравнивают,
например,    различия    между    итальянским    фашизмом     и     немецким
национал-социализмом и сходство  между  ними  -  короче  говоря,  занимаются
вопросом, можно ли придерживаться некоторого общего понятия "фашизм".
     На  этот  вопрос  можно  ответить   лишь   с   помощью   сравнительного
исследования фашизма.  Во  второй  главе  мы  начинаем  это  исследование  с
изучения развития и структуры итальянского фашизма (причем наряду  с  фазами
этого движения и  режима  описывается  также  "Resistenia"  {"Сопротивление"
(итал.).- Прим. перев.}).
     В третьей главе излагается история национал-социализма. Из всех партий,
которые, по мнению современников и позднейших историков,  были  фашистскими,
только эта партия смогла прийти к власти самостоятельно  и  без  иностранной
помощи.
     Далее,  в  четвертой  главе  рассматриваются  те  фашистские  движения,
которые получили массовую поддержку или  хотя  бы  временно  участвовали  во
власти. В пятой главе речь идет  о  тех  фашистских  движениях,  которые  не
достигли власти и не нашли заметной опоры среди  населения.  Многие  из  них
вели призрачное существование более  или  менее  незначительных  сектантских
партий. Но их история интересна  и  поучительна  по  двум  причинам.  Прежде
всего, при сравнении с более  успешными  фашистскими  движениями  становится
ясно, какие факторы в каждом случае препятствовали их  развитию  в  массовые
партии. И, наконец,  рассмотрение  этих  более  слабых  фашистских  движений
полезно еще и потому, что эти партии во  многом  напоминают  более  поздние,
возникшие в разных странах Европы  после  1945  года.  Такие  партии  -  так
называемые  неофашистские  -  рассматриваются  в  шестой  главе.  При   этом
оказывается, что история фашизма в Европе никоим  образом  не  окончилась  в
1943  или  1945  году,  хотя  численность  и  успехи  этих  так   называемых
неофашистских партий, по крайней мере до нашего времени, даже  отдаленно  не
напоминают масштабов фашистских движений между войнами. Европа 1983  года  -
это во многих отношениях не Европа 1922 или 1933 года.  Но  может  ли  былая
история  повториться,  в  той  же  форме  или  в  какой-нибудь   другой,   в
значительной степени зависит от того, чему мы сумеем и захотим научиться  из
истории европейского фашизма.
     Эта бесспорно важная проблема рассматривается в заключении. Мы пытаемся
установить  здесь  типологию  фашистских   движений,   причем   одновременно
занимаемся факторами, способствовавшими и препятствовавшими их  развитию.  В
этом резюме собраны результаты сравнительного исследования фашизма, которое,
как уже указано в первой главе, по существу  находится  в  начальной  стадии
даже в наши дни -  после  более  чем  шестидесятилетней  истории  фашизма  в
Европе.
     Я не собираюсь  заполнить  этот  пробел  предлагаемой  книгой  и  не  в
состоянии выполнить такую задачу. Мои цели более скромны.  Прежде  всего,  я
хочу свести вместе уже почти необозримую  литературу  об  истории  различных
фашистских  движений  и  режимов  в  Европе.  Далее,  я  пытаюсь,  сравнивая
фашистские движения в Европе, внести свой вклад в решение вопроса, можно  ли
придерживаться общего понятия фашизма. При этом я  вполне  сознаю,  что  мои
тезисы и гипотезы носят предварительный характер  и  должны  быть  проверены
дальнейшими, более подробными исследованиями истории  фашизма  и  фашистских
движений в Европе.
     Но все же  мне  кажется  оправданным  и  полезным  уже  сейчас  сделать
некоторое - хотя бы предварительное -  заключение.  В  самом  деле,  ведь  я
обращаюсь  не  только  к  профессиональным   историкам,   но   и   ко   всем
интересующимся историей европейского фашизма. Я полагаю, что и в наше время,
через 60 лет после "похода на Рим" и  через  50  лет  после  захвата  власти
Гитлером, основные знания об истории  фашизма  в  Европе  необходимы,  чтобы
понять проблемы ближайшего к нам прошлого - и проблемы наших дней.





     "Фашизм носит имя, само по себе ничего не  говорящее  о  духе  и  целях
этого движения. Fascio означает "объединение" или "союз", так что фашисты  -
это "союзники", а фашизм должен означать "союзничество"1. Этими словами Фриц
Шотгефер указал в  1924  году  на  некоторое  хотя  и  банальное,  но  часто
упускаемое  из  виду  обстоятельство.  В  отличие  от  таких  понятий,   как
консерватизм, либерализм, социализм, коммунизм и  т.  д.,  понятие  "фашизм"
лишено содержания. Итальянское слово fascio, означающее  "союз",  происходит
от латинского fascis: так назывались связки  розог  у  римских  ликторов  {В
Древнем  Риме   ликторами   назывались   почетные   стражи,   сопровождавшие
консула.Прим. перев.}. В 19 веке этим словом  пользовались  республиканские,
профсоюзные и  социалистические  группы,  чтобы  выразить  свое  отличие  от
партий. Затем, в начале 20 века, этим символическим именем назывались  также
итальянские правые. Начиная с 1917 года правое крыло итальянского парламента
объединилось под названием  "Союз  национальной  обороны"  ("fascio  per  la
difesa  nazionale").  Из  основанного  в  1915  году  "Союза   революционных
действий" ("fascio d'azione rivoluzionari") и  организованного  Муссолини  в
1919 году союза ветеранов войны - "Союза борьбы" ("fascio di combattimento")
возникла затем фашистская партия,  называвшаяся  с  1921  года  Национальной
фашистской партией (НФП, Раrtito Nazionale Fascista).
     В то время местные и иностранные наблюдатели  обычно  сравнивали  новую
партию Муссолини с такими неитальянскими явлениями, как организация  Эшериха
и Добровольческий корпус в Австрии и Германии, а также, более общим образом,
с группами "белых" в Баварии, Венгрии и России. Ленин еще в ноябре 1922 года
сопоставил итальянских фашистов с бандами черносотенцев  царского  времени2.
Тогда нее, почти одновременно, социалистические  и  коммунистические  авторы
стали обозначать как "фашистские" все антиреволюционные движения и  режимы3.
Впоследствии в дискуссии коммунистов  о  понятии  фашизма  такое  обобщение,
по-видимому, не вызывало сомнений, хотя в начале 20-х  годов  Клара  Цеткин,
Антонио Грамши, Пальмиро Тольятти  и  некоторые  другие  итальянские  авторы
предостерегали     от     обозначения     всех     антидемократических     и
антикоммунистических явлений как фашистских, поскольку  при  этом  стирались
специфические черты итальянского фашизма4. Но уже на V  Всемирном  конгрессе
Коминтерна в 1924 году проявилась тенденция  рассматривать  фашизм  попросту
как "орудие борьбы крупной буржуазии против  пролетариата"5.  Поскольку  при
этом ограничивались тем,  что  объясняли  сущность  фашизма  его  социальной
функцией, то вскоре все партии и режимы, полезные для капитализма и  вредные
для коммунизма, стали считаться фашистскими. Эта  инфляция  понятия  фашизма
привела к тому, что социал-демократические партии стали тоже рассматриваться
как "близнецы" или "умеренное крыло" фашизма,  потому  что  социал-демократы
защищали парламентскую демократию  и  тем  самым  способствовали  укреплению
капиталистической системы6. На VII Всемирном  конгрессе  Коминтерна  в  1935
году Георгий Димитров указал на ошибочность  этой  теории  "социал-фашизма",
подчеркнув, что "никакие общие черты фашизма" не  избавляют  от  обязанности
"конкретно изучать и принимать во внимание своеобразие  развития  фашизма  и
различных  форм  фашистских  диктатур  в  отдельных  странах  на   различных
этапах"7. Но это замечание осталось единичным и не  имело  последствий.  Сам
Димитров не сказал в своем обширном докладе ни  слова  о  связанной  с  этим
проблеме разграничения и дифференциации соответствующих явлений. Ни один  из
многочисленных ораторов, выступавших по докладу Димитрова,  не  рассматривал
вопрос, верно ли, что различные партии и  режимы  во  всем  мире,  именуемые
фашистскими или в самом деле  заслуживающие  этого  названия,  действительно
имеют общие черты с итальянской фашистской системой,  от  которой  произошло
это название.
     После 1945 года в догматической марксистской дискуссии о  фашизме  этот
вопрос почти не привлекал внимания8. В ГДР говорили  и  говорят  о  фашизме,
имея в виду, как правило, национал-социализм. Во введении к вышедшему в 1980
году сборнику под названием "Исследования о фашизме" Дитрих Эйхгольц и  Курт
Госвейлер подчеркивают, однако,  необходимость  сравнительного  исследования
фашизма, ссылаясь на упомянутое высказывание  Димитрова**.  Но  до  сих  пор
историки  ГДР  не  опубликовали  ни  одной  работы  в  таком   сравнительном
направлении. Иначе обстояло дело в последние годы в Польше,  в  Чехословакии
(во всяком случае, до 1969 года)  и  особенно  в  Венгрии.  В  этих  странах
появились очень интересные работы о различных формах фашизма).
     Если коммунистические авторы до нынешнего времени так  мало  занимались
вопросом о чертах сходства  и  различия  между  фашистскими  движениями,  то
некоторые из так называемых "буржуазных"  исследователей  уже  в  1928  году
опубликовали  книгу  о   "международном   фашизме"11,   и   этой   проблемой
заинтересовались в особенности социал-демократические теоретики.  Однако  их
весьма  значительные  инициативы  и  разработки  были  почти  забыты.  Такие
социал-демократы,  как  Георг  Деккер,  уже  в  1930  году  считали   нужным
напомнить,  что  о  фашизме  можно  говорить  лишь  в  том   случае,   "если
рассматриваемое движение во всех существенных чертах совпадает с итальянским
фашизмом"12.  Александер  Шифрин  исследовал  общие  причины  и  особенности
различных фашистских движений в Европе. При этом он  пришел  к  выводу,  что
нельзя усматривать "корни фашизма в исключительном  своеобразии  какого-либо
отдельного национального развития". Но точно так же было бы ошибочно сводить
все вообще явление фашизма к "структуре и  специфическим  явлениям  развития
высокоразвитого  капитализма",  как  это  делали  коммунистические   авторы.
Страны,  где  возникли  и  выросли  фашистские   движения,   различались   в
экономическом  и   социальном   отношении.   Но   в   политической   области
обнаруживались их общие характеристики. В таких обществах  "демократия  была
провозглашена лишь в послевоенное время". В этой  "зоне  контрреволюции",  к
которой  Шифрин  причислял,  наряду  с  Германией,  также  Италию,  Австрию,
Финляндию, Литву, Польшу, Румынию, Венгрию, Югославию, Болгарию  и  Испанию,
демократия еще не достигла устойчивости. По этой причине  фашистские  партии
могли обрести особую привлекательность для "идеологии и массовой  психологии
одичавшей мелкой буржуазии"".
     Эти мысли дальше развил Аркадий  Гурланд  в  своей  книге  "Современные
действия пролетариата", опубликованной в 1931  году14.  Следует  отказаться,
говорил он, от распространения и применения понятия фашизма ко  всему,  "что
лишь некоторым образом связано с насильственной  формой  правления",  потому
что в таком случае фашизм оказался бы всего лишь "выражением  очень  старого
понятия террористической государственной  власти".  "Специфическая  новизна"
фашизма заключается в моменте его возникновения.
     Итальянский фашизм обязан своим успехом  не  "избытку",  а  "недостатку
капитализма, индустриализации, промышленного пролетариата"15. В  отличие  от
Франца Боркенау, защищавшего в этой  связи  тезис,  что  итальянский  фашизм
представляет  собой  лишь  некоторый  вид   диктатуры,   служащий   созданию
индустриального капитализма16, Гурланд никоим образом не исключал, что успех
фашизма может повториться в Германии, хотя здесь он столкнется с иными,  чем
в Италии, экономическими и социальными предпосылками. В Германии и в  других
высокоразвитых  капиталистических  странах  фашисты   не   могут,   конечно,
использовать слабость  пролетариата  и  пассивную  поддержку  широких  слоев
обнищавшего сельского населения, как  это  было  в  Италии,  но  они  найдут
соответствующую   социальную   опору   в   разоренной   и   деклассированной
экономическим кризисом мелкой буржуазии17. Так  же,  как  Браунталь,  Бауэр,
Ольберг, Ненни, Тедеско и Гильфердинг, Гурланд пытался объяснить  напряжение
между мелкобуржуазной  социальной  базой  фашизма  и  его  капиталистической
социальной функцией с помощью марксовой теории бонапартизма18.
     Из этого краткого обзора "классической" дискуссии о фашизме видно,  что
марксистские авторы не только использовали понятие фашизма как  ругательство
и пропагандистский жупел; напротив, антифашисты интенсивнее  самих  фашистов
занимались проблемой, представляет ли фашизм особое явление,  относящееся  к
одной лишь Италии, или же это общее историческое явление19.
     Однако после 1945 года эти попытки сравнительного исследования  фашизма
были более или менее забыты. Затем Эрнст Нольте  весьма  содействовал  тому,
что так называемая буржуазная наука активизировала изучение проблемы фашизма
как особого исторического явления20. Взгляды Нольте, которые здесь не  будут
подробно рассматриваться,  встретили  не  только  горячее  одобрение,  но  и
активную критику21. Впрочем, главный интерес работ Нольте теперь усматривают
в его различных определениях фашизма,  особенно  в  его  "трансполитическом"
определении   (по   которому   фашизм   представляет   собой   сопротивление
"практической и теоретической трансценденции"), а  также  в  его  тезисе  об
"эпохе  фашизма"22.  Не  привлекли   особого   внимания   его   соображения,
относящиеся  к  сравнительному  исследованию  фашизма,  где  он  основывался
сначала   на   анализе   "Аксьон   Франсэз",    итальянского    фашизма    и
национал-социализма,  а  затем  распространил  этот  анализ   на   остальные
фашистские движения Европы в междувоенное время; столь же мало была замечена
его типология, где он различал итальянский "нормальный"  фашизм  и  немецкий
"радикальный",  а  также  сопоставлял   оба   вида   с   "префашизмом,   или
протофашизмом" и "филофашизмом" некоторых авторитарных режимов23.
     В 60-е и 70-е годы было опубликовано множество  монографий  по  истории
различных форм  фашизма,  не  исходивших,  как  правило,  из  сравнительного
анализа и опиравшихся  на  весьма  разнообразные  методы  и  теории.  То  же
относится к некоторым обзорам и сборникам. Во  многих  из  этих  работ  были
рассмотрены не все фашистские движения, как, например, в весьма поучительном
и удачном  сравнительном  исследовании  Германии  и  Италии,  опубликованном
Вольфгангом Шидером24, или же эти движения рассматривались разными авторами,
с различными интересами и точками зрения25. Вследствие этого  наша  скромная
попытка свести воедино и сравнить между  собой  предыдущие  исследования  по
истории фашизма наталкивается на большие трудности26.
     Параллельно  этому  пренебрежению  к  различным  формам  сравнительного
исследования фашизма, в некоторых странах,  и  в  частности  в  Федеративной
Республике (Германии.- Ред.), происходило размывание понятия "фашизм". Почти
все государства в мировом масштабе, от  А  до  Z,  от  Аргентины  до  Заира,
описываются некоторыми нашими современниками  как  "фашистские".  В  области
внутренней политики со столь же  нелепыми  мотивировками  разоблачаются  как
"фашистские" все политические партии и едва  ли  не  все  государственные  и
общественные учреждения.
     Пренебрежение серьезным сравнительным исследованием  явления,  а  также
непрекращающееся размывание  понятия  "фашизм",  отчасти  превратившегося  в
простое ругательство, которым обмениваются противники, привели к тому, что в
последнее время различные исследователи стали критически относиться к смыслу
и полезности самого понятия "фашизм".
     Многие  авторы  энергично  воспротивились  широкому  отождествлению   с
фашизмом   капиталистических    государств,    управляемых    парламентскими
правительствами или диктаторами. Другие же подчеркивают,  что  неразборчивое
применение  выражения  "фашистский"  может  привести  к  умалению  опасности
"настоящего" фашизма итальянского и особенно немецкого образца,  а  также  к
недопустимой  по  научным  и  политическим  мотивам   демонизации   "просто"
антидемократических особенностей авторитарных режимов. Например, Карл Дитрих
Брахер решительно высказался в этой связи за единственный решающий  критерий
парламентской  демократии  и  политической  свободы27.   По   этим,   скорее
политическим, а также по определенным научным основаниям  он  высказался  за
применение  понятия   тоталитаризма,   постулирующего   некоторое   сходство
коммунистических и фашистских партий  и  режимов,  враждебных  парламентской
демократии. Итальянский исследователь фашизма Ренцо де Феличе указал,  кроме
того, что итальянский фашизм потребовал  далеко  не  так  много  жертв,  как
немецкий национал-социализм, который к тому же, в  отличие  от  итальянского
фашизма, опирался  не  на  поднимающиеся,  а  на  опускающиеся  слои  мелкой
буржуазии, опасавшиеся своей пролетаризации28. Так  же,  как  у  Брахера,  в
критике  де   Феличе   научные   убеждения   соединяются   с   определенными
политическими моментами.
     А.  Джеймс  Грегор  распространял  понятие   фашизма   на   почти   все
недемократические движения и режимы  прошлого  и  настоящего  -  причем  он,
сознательно или нет, вообще решительно ставил под сомнение  специфичность  и
применимость  самого  понятия  "фашизм"29.  Между  тем   Генри   А.   Тернер
подчеркнул,   что   фашизм   принадлежит    по    существу    к    категории
антидемократических движений и режимов3". Брахер, де Феличе, Тернер, а также
Элардайс31, Гильдебранд32, Мартин33 и другие согласны также в том,  что  как
раз  между  итальянским  фашизмом  и  национал-социализмом  черты   различия
значительнее, чем черты сходства. Поэтому в  интересах  чисто  эмпирического
исследования, как они полагали, надо отказаться от  общей  теории  и  общего
понятия фашизма3*. Эти научные аргументы также связывались - и  до  сих  пор
связываются - с определенными политическими  взглядами,  особенно  отчетливо
высказанными Тернером. А именно, Тернер опасался, что если бы  действительно
существовала  тесная  связь  между  капитализмом  и  фашизмом,  как   всегда
утверждали марксистские теоретики фашизма, то это поставило  бы  под  угрозу
прочность и самое  существование  нынешних  капиталистических  государств  с
парламентским строем35.
     Здесь следует подвергнуть критике саму критику.  При  этом  надо  также
различать политические и научные аспекты. Факт состоит в том, что фашистские
партии возникли и выросли на почве  капитализма,  что  они  обладали  особой
притягательной силой для определенных слоев капиталистического общества, что
капиталистические  круги  готовы  были  оказывать  фашистам  политическую  и
финансовую поддержку и, наконец, что фашизм и по сей день  вовсе  не  мертв.
Поэтому историк, действительно желающий извлечь  уроки  из  истории,  обязан
принимать во  внимание  результаты,  тезисы  и  даже  гипотезы  исследования
фашизма, в частности, теоретического исследования.  Как  говорит  пословица,
"черт никогда не приходит снова через ту же дверь"; история не повторится  в
точно  той  же  форме,  но  структурные  факторы,  способствовавшие  подъему
"классического" фашизма и его приходу к власти, безусловно имеются  и  могут
способствовать росту так называемого неофашизма. Исследование фашизма всегда
имело  политическую  направленность,  преследовало  антифашистские  цели   и
доставляло средства для борьбы с фашизмом. В области политики и преподавания
это имело и до сих  пор  имеет  не  только  отрицательное,  но  и  некоторое
положительное значение. В самом деле, теории, тезисы и гипотезы длящейся уже
почти 60 лет дискуссии о фашизме  позволяют  увидеть  некоторые  структурные
факторы, определявшие ход событий, и  представить  публике  ряд  возникающих
отсюда проблем.
     Однако  независимо  от  этих  политических   и,   если   угодно,   даже
дидактических моментов имеются некоторые научные  аргументы,  которые  можно
противопоставить критикам, оспаривающим смысл и  полезность  общего  понятия
фашизма.
     1.  Против  предлагаемого  Брахером  и   другими   применения   понятия
тоталитаризма говорит прежде всего тот факт, что различия между  фашистскими
и коммунистическими движениями и режимами еще больше, чем  между  отдельными
видами фашизма. Коммунистические и фашистские партии преследовали  различные
цели и привели к различным общественным системам. Черты сходства в  практике
власти (но не  в  структуре  власти)  недостаточны  для  того,  чтобы  почти
отождествлять фашизм и коммунизм36.
     2. Подобные же соображения можно выдвинуть против  предложения  Тернера
включить фашизм в группу антимодернистских движений. Это не решает проблемы;
напротив, при этом возрастают трудности обобщения и разграничения.
     3. Требование ряда авторов  отказаться  от  применения  социологических
теорий вообще, и от теорий фашизма в частности, неосуществимо  на  практике.
Историческое исследование никогда не было - ни в прошлом, ни в наше время  -
чисто эмпирическим и  свободным  от  теорий.  Если  мы  не  готовы  привести
постановки вопросов, методы и эвристические подходы теории, из  которой  мы,
сознательно   или   бессознательно,   исходим,   то   возникает    опасность
идеологической маскировки и искажения изучаемой действительности.
     4. Критики общего понятия фашизма, как бы резко и номиналистически  они
ни были настроены, должны признать, что почти во всех европейских странах  в
междувоенный период были движения, ориентировавшиеся на итальянский  образец
и рассматривавшиеся не только с коммунистической и социалистической, но и  с
консервативной и либеральной точек зрения  как  фашистские  партии.  Понятие
фашизма нельзя просто спрятать. Оно имело свою историю и наложило на историю
свой отпечаток. Оно принадлежит к "ключевым словам"37  истории  20-го  века.
Оно может рассматриваться как "фактор и индикатор"38 реального  развития,  в
особенности истории рабочих партий. История интерпретаций фашизма  и  теорий
фашизма  неизбежно  приводит  к  истории  антифашизма  -  то  есть   истории
коммунистических, социал-демократических, а отчасти  даже  консервативных  и
либеральных партий39. Насколько важно историческое значение теорий фашизма в
прошлом и по сей день - прежде  всего  как  фактора  и  индикатора  реальной
истории  антифашизма,-  настолько  спорна   и   проблематична   их   научная
доказательность. Поиски глобальной теории фашизма, которой  можно  было  бы,
как универсальным ключом, объяснить форму  и  функции  всевозможных  явлений
фашизма, до сих пор  не  привели  к  удовлетворительному  и  общепризнанному
результату. Существующие теории фашизма могут, как правило,  объяснить  лишь
отдельные проблемы, касающиеся развития отдельных фашистских  движений.  Это
относится  к  теориям,  где  фашизм  описывается  как  агент   или   союзник
капиталистических слоев40, а также к тезисам,  по  которым  фашизм  является
партией мелкой буржуазии41, неизбежным результатом  специфического  развития
национальной  истории42,   следствием   определенной   стадии   модернизации
страны43, результатом определенного  социально-психологического  импульса44,
продуктом  культурного  и   морального   распада45,   специфической   формой
господства одного человека46 или  формой  проявления  тоталитаризма.  Эти  и
другие теории фашизма надо соединить друг с другом.  Их  можно  применить  в
исследовании фашизма  как  эвристические  постановки  вопроса,  методические
подходы или "теории среднего радиуса действия"47,  но  сама  теория  фашизма
должна быть плюралистической по своему характеру и сравнительной. Буржуазным
критикам общего понятия фашизма надо напомнить  предупреждение  Горкгеймера,
что о фашизме (соответственно, о национал-социализме) следует молчать,  если
вы не готовы говорить  о  капитализме,  т.  е.  об  общих,  не  ограниченных
отдельными капиталистическими странами (Германия, Италия и т.  д.)  причинах
фашизма48. Впрочем, это не означает (также в понимании самого  Горкгеймера),
что одним этим подходом можно объяснить сущность  и  возникновение  фашизма,
который,  по  словам  Эрнста  Блоха,  имеет  более   глубокие   корни,   чем
капитализм49.  Далее,  сторонникам  догматически-марксистского,   и   притом
ограниченного одной Германией, понятия фашизма  надо  возразить  -  в  стиле
изречения Горкгеймера,- что если они говорят только  о  национал-социализме,
то должны  молчать  о  фашизме.  Эта  критика  "буржуазных"  и  марксистских
исследований  ведет  к  требованию  заняться   сравнительным   исследованием
фашизма.
     Лишь таким способом можно решить также вопрос о границах  и  полезности
общего понятия фашизма.
     Это, в свою очередь, возможно лишь в том случае, если -  перефразировав
часто  повторяемое  выражение  Анджело  Таска  -  сначала  написать  историю
отдельных  "фашизмов"50.  Лишь  после  такого  описания  и  сравнения  можно
попытаться определить "фашизм" в форме глобальной теории.




     Возникновение и рост

     Почти все исследователи и теоретики согласны  в  том,  что  фашизм  был
результатом глубокого  экономического  и  общественного  кризиса.  Но  такое
утверждение не очень содержательно, поскольку в конечном счете дело сводится
к масштабам и характеру кризиса.  Это  видно  из  следующего  дальше  очерка
развития итальянского фашизма1. Его возникновение и его рост были определены
и обусловлены специфическими  экономическими,  социальными  и  политическими
проблемами, возникшими уже в 19-м столетии и обостренными течением и исходом
Первой мировой войны.
     В середине прошлого  столетия  Италия  была,  по  сравнению  с  другими
странами Западной и Центральной Европы, отсталой аграрной страной2.  С  70-х
годов 19-го века там  пытались  провести  индустриализацию.  Это  привело  к
тесному  сотрудничеству  промышленности,  банков  и   государства,   активно
поддерживавшего своей политикой экономическое развитие. В  результате  этого
выиграла прежде  всего  североитальянская  тяжелая  промышленность  в  ущерб
другим отраслям промышленности, в частности текстильной. Сельское  хозяйство
в сущности оставалось запущенным. Это касалось  не  только  чисто  аграрного
Юга,   в   значительной   степени   еще   скованного   феодализмом,   но   и
сельскохозяйственных областей Севера. В Италии дело не дошло ни до  аграрной
революции, ни до реформы отношений собственности и земельной реформы.  Масса
мелких   арендаторов   и   сельскохозяйственных   рабочих,   противостоявшая
немногочисленным крупным земельным  собственникам,  жила  в  крайне  тяжелых
экономических условиях. Государство мало  что  делало  для  облегчения  нужд
сельского  пролетариата  и  массы  заводских  рабочих,  возникшей   в   ходе
промышленного развития северных регионов.
     После успешных войн  с  Австрией  в  1861  году  появилось  Итальянское
королевство, которое смогло добиться территориального единства  страны  -  в
1866 году к нему была присоединена Венеция, а в 1870 - Папская  область;  но
оно было неспособно и не готово разрешить все более обостряющиеся социальные
проблемы3. Промышленная и аграрная элита умела проводить свои  экономические
интересы. Поскольку до 1880 года избирательным правом пользовалось лишь 2,5%
населения,  правительство  состояло  большей  частью  из  правых   и   левых
либералов, которым нетрудно было  найти  для  этой  политики  большинство  в
парламенте. Но и после того, как в  результате  избирательной  реформы  1881
года значительная  часть  городских  средних  слоев  получила  избирательное
право, прежний альянс  промышленной  элиты  Севера  с  аграрной  элитой  Юга
сохранил  свою  власть.  Оппозиционные  силы  побуждались  к  сотрудничеству
личными сделками, обещаниями и угрозами, чем достигалось  сохранение  status
quo.  Итальянцы  обозначали  эту   непарламентскую   политическую   практику
выражением   "trasformismo",   что    в    дословном    переводе    означает
"переформирование". Но такая политика умиротворения и компромисса под знаком
"trasformismo" оказалась бессильной  перед  лицом  нараставшего  социального
движения и массовых  беспорядков,  голодных  бунтов  и  забастовок.  Поэтому
ведущий  либеральный  политик  Джолитти  попытался  добиться  сотрудничества
лидеров основанной в 1882 году социалистической партии и католической партии
"пополари" (popolari) {Популисты (итал.- "народная партия").- Прим. перев.},
проводя модернизацию и осторожные  социальные  реформы.  Однако  реформы,  к
которым стремился Джолитти,  и  его  тактика  "trasformismo",  применявшаяся
также к социалистам и  "пополари",  столкнулись  и  в  буржуазном  лагере  с
неприятием и критикой. Эти силы соединились в Итальянскую националистическую
ассоциацию (Associazione Nazionalista Italiana);  они  решительно  отвергали
предложенные Джолитти социальные реформы и предлагали вместо этого отвлекать
внимание масс откровенно националистической и империалистической политикой4.
Но эта тактика, поневоле перенятая также  Джолитти,  оказалась  безуспешной.
Поскольку   националистические   требования   присоединения   "неискупленных
итальянских земель" ("Italia irredenta") в Южном Тироле  и  в  Истрии  ввиду
внешнеполитической ситуации  в  то  время  еще  нельзя  было  удовлетворить,
правящие  круги  обратились  к  колониальной  политике.  Хотя  нападение  на
Абиссинию в 1896 году окончилось сокрушительным поражением итальянских войск
при Адуа, в 1912 году удалось аннексировать Ливию - лишь после длительных  и
кровопролитных сражений. Но и в области внутренней политики попытки  отвлечь
внимание  от  социальных  проблем  империалистической  и  националистической
политикой оказались не  вполне  успешными.  Хотя  значительные  слои  мелкой
буржуазии  удалось  мобилизовать  и  сплотить  этой   тактикой,   сторонники
социалистической  партии  не  дали  обмануть  себя  лозунгами,  призывавшими
заменить классовую борьбу "борьбой наций".
     Большинство социалистической партии под руководством Бенито  Муссолини5
отказалось сотрудничать с правительством под  знаком  реформизма.  В  первых
выборах, проведенных в 1913 году по принципу всеобщего избирательного  права
(для мужчин), радикальное крыло социалистов добилось крупного успеха. В 1914
году  произошли  многочисленные  забастовки   недовольных   промышленных   и
сельскохозяйственных   рабочих.   Это   побудило   консервативные    группы,
объединившиеся  вокруг  председателя  Совета  министров  Саландра,  еще  раз
попытаться   стимулировать   националистические    настроения    в    массах
мелкобуржуазного происхождения, чтобы  отвлечь  их  от  насущных  социальных
проблем.  Вначале  такая  концепция  показалась  успешной.   Под   давлением
интервенционистов, к которым  примкнул  и  Муссолини,  покинув  из-за  этого
социалистическую  партию,  итальянское   правительство   более   или   менее
вынужденно решилось вступить в войну на стороне  союзников6.  Вначале  война
привела  не  только  к  сплочению  масс  посредством  мобилизации,  но  и  к
модернизации и ускоренному росту экономики. Однако этот  экономический  рост
неизбежно оказался искусственным и недолговечным, поскольку он  по  существу
основывался на поддерживаемых государством военных заказах и кредитах.
     После войны  обнаружилось,  что  прежние  экономические,  социальные  и
политические проблемы никоим образом не разрешились, а напротив,  проступили
в еще более острой форме7. Перевод на мирные рельсы  искусственно  раздутого
военного производства, в ряде отраслей направляемого государством,  оказался
крайне трудным ввиду снижения спроса на мировых рынках и большого бюджетного
дефицита.  Давала  себя   знать   все   возрастающая   инфляция,   усилилась
безработица8. Это привело в городах к множеству  беспорядков  и  забастовок,
достигших наивысшего уровня осенью 1920 года, когда в промышленных  областях
Северной  Италии  рабочие  захватили  предприятия.   Правительству   удалось
побудить их к уступкам, пообещав повышение заработной  платы,  восьмичасовой
рабочий день и введение социального обеспечения,  но  обе  стороны  не  были
удовлетворены этим компромиссом. Большая часть  рабочих  не  удовлетворилась
этим   успехом,   считая,   что   в   возникшей   ситуации   возможна   была
социалистическая революция. Конфликт по этому вопросу отделил  реформистскую
часть  итальянского  рабочего  движения  от  более  сильной  максималистской
(революционной)  части,  что   прямо   или   косвенно   способствовало   его
ослаблению9. Но и промышленники вовсе не  были  удовлетворены  компромиссом,
достигнутым  при  посредничестве  правительства.  С   одной   стороны,   они
опасались, что рабочее движение может использовать занятые им позиции, чтобы
и в самом деле захватить власть революционным путем. С другой  стороны,  они
считали неприемлемыми обещанные социальные мероприятия и прибавки заработной
платы.
     В сельскохозяйственных областях  Северной  Италии  возникли  еще  более
острые социальные конфликты. Здесь организации сельскохозяйственных  рабочих
добились еще больших успехов. Многие имения были  захвачены  и  перешли  под
управление кооперативов, примыкавших к  разветвленной  сети  потребительских
обществ, также управляемых и  руководимых  социалистическими  лигами.  Сверх
того, социалистические лиги обязали еще оставшихся крупных землевладельцев и
даже мелких земельных собственников нанимать определенное  число  работников
при  непременном  посредничестве  этих  лиг,  независимо  от  действительной
потребности в рабочей  силе.  При  этом  максималистски  настроенные  лидеры
социалистических лиг не были удовлетворены даже этими беспримерными в Европе
того времени успехами, поскольку они  стремились  к  полному  обобществлению
земли. Эти цели решительно отвергались не только крупными  землевладельцами,
но и многочисленными мелкими земельными собственниками  и  арендаторами,  не
только не хотевшими отдавать свою землю, но стремившимися приобрести  больше
земли. Отсюда возникла общность интересов  мелких  собственников  и  крупных
аграриев, опасавшихся обобществления земли и желавших отмены уже проведенных
реформ10.
     Хотя более чем сомнительно,  что  Италия  после  Первой  мировой  войны
действительно находилась в революционной  ситуации,  как  на  это  надеялись
социалисты и как этого опасались промышленники и аграрии, нереволюционного и
парламентского решения различных проблем тоже не было видно. Экономический и
социальный  кризис  сопровождался   и   обострялся   политическим   кризисом
итальянской системы правления.
     Парламентские выборы 16 ноября  1919  года  привели  к  сокрушительному
поражению  правивших  до  этого  либеральных   и   демократических   партий.
Социалисты, получив 156 мест, стали крупнейшей политической силой, тогда как
католическая народная партия popolari  получила  95  мест.  Такой  результат
выборов сделал образование сильного и  дееспособного  правительства  трудным
или  даже  невозможным.  Социалисты  и  "пополари"   решительно   отказались
сотрудничать  между  собой,  между  тем  как  попытки  Джолитти  -  впрочем,
нерешительные и  неискренние  -  побудить  католическую  народную  партию  к
коалиции с либералами привели к весьма непрочным результатам. Однако  против
воли социалистов и "пополари" страной нельзя было управлять. Таким  образом,
традиционная для Италии политика компромисса и  "trasformismo"  окончательно
провалилась.
     Совершенно  бесполезным  и  даже  угрожающим  всей  системе   правления
оказалось также продолжение прежних попыток отвлечь внимание  от  внутренних
социальных проблем, возбуждая националистические страсти и  добиваясь  таким
образом общественной сплоченности. Хотя Италия  испытала  в  Первой  мировой
войне ряд тяжких поражений, некоторые ее цели удалось осуществить, поскольку
она была одной из держав-победителей. Италия получила Южный Тироль и  Истрию
с Триестом, но ей пришлось отказаться в пользу  Югославии  от  далматинского
побережья, также входившего в ее требования, тогда  как  Фиуме  (Риска)  был
объявлен вольным городом. Итальянское правительство  лишь  после  длительных
колебаний и сильного сопротивления согласилось с этим решением  союзников  в
Париже. Общественное мнение Италии возмущенно реагировало на  такое  решение
союзников и на предполагаемую нестойкость итальянского правительства. В этой
ситуации укрепилось представление о якобы  "украденной  победе",  с  которым
итальянские националисты атаковали союзников  и  собственное  правительство.
Миф об "украденной победе" в этом отношении весьма  напоминает  возникшую  в
Германии  легенду   об   "ударе   ножом   в   спину".   Перед   лицом   этих
националистических эмоций итальянское правительство  не  решилось  энергично
вмешаться, когда итальянские войска  под  предводительством  поэта  Габриеле
Д'Аннунцио не выполнили приказа об отходе и 12 сентября 1919 года своевольно
оккупировали город Фиуме. В течение 16 месяцев Д'Аннунцио, присвоивший  себе
титул "начальника" ("commandante"), хозяйничал в городе,  развив  уже  тогда
все элементы политического стиля фашистской Италии. Сюда относятся  массовые
шествия  и  парады  его  сторонников  в  черных  рубашках  под  знаменами  с
изображением   мертвой   головы,   воинственные   песни,   приветствие    по
древнеримскому  образцу  и  эмоциональные  диалоги   толпы   с   ее   вождем
Д'Аннунцио11.
     Организация фронтовиков "Боевые  отряды"  ("Fasci  di  combattimento"),
основанная Муссолини в Милане 23 марта 1919 года, приняла политический стиль
Д'Аннунцио  за  образец  и  могла   использовать   явления   экономического,
социального и политического кризиса, потрясавшего Италию. Но все это еще  не
объясняет, почему Муссолини смог в поразительно короткое время  организовать
массовое движение, насчитывавшее уже  в  начале  1921  года  почти  200  000
членов. Это зависело и от личности самого Муссолини, и  от  пропагандируемой
им идеологии, содержавшей, наряду  с  националистическими,  также  некоторые
социалистические элементы. Эта идеология  и  военизированный  внешний  облик
нового движения привлекали, наряду с националистами и бывшими  социалистами,
главным образом участников войны и молодых людей, видевших в этом  необычном
движении, столь решительно отвергавшем все прежние партии  и  намеревавшемся
их заменить, единственную еще неиспытанную политическую силу, от которой они
ожидали радикального решения не  только  национальных,  но  и  своих  личных
проблем. Чем более неопределенно и  даже  противоречиво  звучали  требования
фашистского движения, тем более они производили эффект12.
     Еще действеннее, чем программа фашистов, была их политическая  тактика,
по существу продолжавшая мировую войну гражданской войной.  Представители  и
исполнители  ее  предприятий,  чаще  всего  завершавшихся  насилиями,   были
"squadri" {"Отряды" (итал.).- Прим. перев.}, отряды, состоявшие из  учеников
и  студентов,  а  также  бывших  солдат  итальянских  элитных  и   штурмовых
подразделений, arditi {Отважные, дерзкие (итал.).- Прим. перев.}. Эти войска
гражданской войны одержали  свои  первые  "победы"  во  вновь  приобретенных
областях, Триесте и  Венеции-Джулии,  где  они  "боролись"  с  меньшинствами
славянского происхождения, рассматриваемыми как враги Италии и - нередко без
оснований - как представители  "чуждого"  марксизма.  Здания  и  организации
словенского меньшинства, а также  социалистов  подвергались  разрушению.  Во
второй  половине  1920  года  фашисты  распространили  свои   насильственные
действия на территорию Болоньи, после того как там на  заседании  городского
парламента был застрелен депутат от националистов,  инвалид  войны.  Фашисты
ответили  на  это  политическое  убийство  рядом   террористических   актов,
встретивших  одобрение  буржуазных   кругов,   причем   полиция   почти   не
вмешивалась.  "Скуадри"  нападали  на  редакции  социалистических  газет   и
помещения социалистических организаций, опустошали их и поджигали. Отдельные
представители социалистической  партии  подверглись  угрозам,  избиениям,  а
некоторые