Международное товарищество ученых
Господину Эдлаю Б. Ривейре,
профессору, доктору медицины.
Многоуважаемый сэр!
Как нам стало известно, в Теритауне при Научном центре "Юнайтед стил"
успешно ведутся сложнейшие эксперименты над живым человеческим мозгом,
отделенным от тела. Имеются серьезные основания опасаться, что результатами
раннего научного поиска воспользуются военные. Тогда еще одно высочайшее
достижение науки будет грозить человечеству катастрофой, действительные
размеры которой сейчас даже трудно представить.
Настоящим Вам поручается ответственное на- блюдение за ходом
экспериментов. Обеспечьте безопасность нового научного открытия. Рассчиты-
вайте на любую помощь Товарищества.
Ждем регулярных сообщений.
По поручению Президиума МТУ --
Шарль Энье, академик
Мацумото Татикава, профессор.
Март 2019 года
Глава первая. ЧУДОВИЩНЫЙ СИМБИОЗ
-- Как пахнет герань
-- Атомная диверсия
-- Излучатель забвения
-- Алтарь сатаны
-- "Отныне ты будешь думать то, что хочу я!"
-- Разговор с погибшим
В память Притту навсегда врезались слова профессора бионики Миллса,
которые тот произнес на выпускном вечере в Рочестерском университете.
"Человек -- это не что иное, как комочек серого вещества, называемого
мозгом. Все остальное-- оболочка".
В тот год их, биоников, выпустили всего одиннадцать: десять парней и
одна девушка -- рыжая Маргрэт. Сколько он знал Миллса, тот любил напоминать,
что человек -- не более как машина, причем простейшая, самая экономичная,
прекрасно сработанная природой.
На вечере профессор был в ударе -- ему удалось, наконец, разгадать
секрет обонятельного импульса. Он мог теперь на своем биотроне
воспроизводить эти импульсы. И он пригласил всю свою группу прийти к нему
завтра в лабораторию.
Он усадил их за длинный стол, на котором стояли пять вазонов с геранью.
"Нюхайте, нюхайте. Не правда ли, чудесный аромат!.."
-- О, да, профессор,-- первой отозвалась Маргрэт и лукаво добавила: --
Я возьму на память цветочек?
--
Нет,-- весело отрезал профессор.-- Это может помешать нашему фокусу. А
теперь пошли за мной. Халаты -- в том шкафу.
Они прошли по коридору к центру здания, вступили на лифт-площадку,
которая подняла всех на третий этаж, и очутились в центре круглого зала. Ни
стен, ни окон.
Вместо них -- белые шкафы с приборами, электронные блоки и, наконец,
сам биотрон, занявший почти половину периметра зала. Дневной свет свободно
лился сквозь прозрачный купол крыши.
Возле пульта биотрона профессор сел в свое кресло лицом к студентам.
Протянув назад левую руку, он сделал несколько движений пальцами. На пульте
вспыхнули огоньки, и ребята услышали шорох позади себя. Из шкафа не спеша
катилась к ним тележка, превращаясь в кресло.
И точно, это было кресло. Оно мягко катилось на дутых шинах прямо на
Маргрэт. Девушка не успела отскочить, как оно само резко свернуло вправо и,
обогнув ее, замерло возле Миллса. Профессор предложил Маргрэт первой занять
место. Она села, удобно откинулась на легкую спинку.
-- Спокойно, мисс Тойнби, сейчас не двигайте головой. Так.
Позади девушки от блока бнотрона начал выдвигаться блестящий стержень,
несущий полукольцо. Креслр, на котором сидела Маргрэт, вновь ожило -- оно
подалось чуть влево, потом вправо и немного подтянулось к биотрону.
Полукольцо плотно охватило голову Маргрэт, примяв ее пышную прическу. Не
ожидавшая этого прикосновения, девушка тихо ойкнула и скосила глаза на
профессора. Он успокоил ее легким жестом руки.
-- А теперь прошу вас всех понюхать воздух,-- сказал их учитель и
вопросительно оглядел каждого.
-- Ничего особенного...
-- Как всегда в лаборатории.
-- У вас где-то греются провода,-- ответила Маргрэт.-- Чуточку
бакелитом пахнет.
-- Ну, милая, у вас отличнейший нюх! -- воскликнул Миллс.-- Вчера тут
исправляли повреждение и немного паяли. Вы указали мне на несовершенство
вентиляции. Благодарю вас... Но приступим к делу! -- и он повернулся к
пульту.
В руках профессора появилась записная книжка. Заглядывая в нее, он стал
осторожно поворачивать верньеры. На экране осциллографа появилась яркая
точка сигнала. Точка выросла в горошину, затем начала растягиваться в
полоску и, наконец, на экране вспыхнул зеленый протуберанец. О Маргрэт все
забыли, наблюдая это скачущее сияние. Профессор быстро перебирал ручки
верньеров, словно настраивал телевизор.
Только теперь студенты заметили сложный внешний рисунок графической
сетки на трубке осциллографа и поняли, что профессор стремится вогнать в
рамки этой сетки полыхающий сигнал. Вдруг в этой напряженной тишине
прозвучал комариный писк. Очевидно, это был сигнал готовности, потому что
профессор с видимым облегчением откинулся в кресле.
-- Пока это чертовски трудно,-- смущенно улыбаясь, сказал он, опять
повернувшись к студентам.-- Надо еще подумать о системе настройки. Она
отняла у нас почти четыре минуты. Ну, так чем пахнет наша лаборатория, мисс
Тойнби?
-- Да уже, кажется, ничем,-- скучным голосом отозвалась девушка.
-- Внимание... А сейчас? -- профессор щелкнул тумблером и повел
какой-то рычажок на себя.
-- М-м-м... Ведь это ваши цветы, профессор. Ну да, герань! Только они
гораздо сильней пахнут. Прямо одеколон! Ну их! Противно даже,-- Маргрэт
стала фыркать и махать рукой перед носом, словно отгоняла воздух.
-- Всё,-- профессор отвел на место рычажок и снова щелкнул тумблером.--
Давайте вы, Притт..
С тех пор минуло много лет. Где они, его сокурсники? Разбрелись по
свету, устроились по разным фирмам, вы- пускающим кибернетические
устройства, самообучающихся роботов, которые могут поговорить с вами о
погоде и даже посоветовать, как следует одеться завтра с утра, после
полудня... Маргрэт удалось построить "Красавицу Лиззи", наделавшую много
шума во всем мире. Этот робот, отделанный под элегантную женщину, был
установлен в модном салоне братьев Салливэн и встречал своих живых знатных
сестер примерно такими словами: "Вы пришли сюда затем, чтобы выйти еще
прекраснее. Но как это сделать -- не знаете. Я постараюсь помочь вам".
После этого "Лиззи" приглашала женщину пройти с ней по залам, где
демонстрировались ткани и рекомендуемые модели одежды. У каждого стенда
"Лиззи" информировала заказчицу о качестве, прочности, практическом
применении этого вида ткани, времени исполнения заказа и цене его. И даже
отвечала на некоторые вопросы. На вопросы, не предусмотренные его
программой, робот отвечал: "Простите, мэм, на это лучше ответит вам мой шеф
мистер Кларк".
Если заказчица останавливала на чем-то свой выбор, "Лиззи" вручала ей
маленький блокнотик, просила записать пока индекс выбранной ткани и модели и
приглашала следовать дальше вдоль демонстрационных стендов. В конце осмотра
она заводила посетительницу в "Комнату окончательного выбора".
Здесь "Лиззи" просила клиентку повторить все записи в блокноте, после
чего предлагала женщине снять все одежды и встать на круглую площадку,
выделявшуюся в центре комнаты. Затем гас свет и включалось специальное
контрастирующее освещение. Круг, на котором стояла женщина, начинал медленно
вращаться, а "Лиззи", отойдя в сторону, внимательно наблюдала за линиями
обнаженного тела всеми своими двадцатью четырьмя электронно-оптическими
зрачками, скрытыми в ее одежде. Од- ного оборота было достаточно. Снова
включался нормальный свет, и, пока женщина одевалась, "Лиззи" обдумывала
ответ. Он был краток, но поразительно точен. В нем содержался трезвый учет
конституции тела, настроения и темперамента человека и, в какой-то степени,
ранее высказанного клиентом пожелания.
"Одеваться у "Лиззи" -- стало показателем хорошего тона и
благополучного состояния дел. Потому что стоимость заказанного по ее выбору
платья соперничала со стоимостью лучших марок машин.
Братья Салливэн процветали, и Маргрэт вскоре смогла построить себе
замечательный научный комплекс в родном штате Юта, на берегу Колорадо. Она
прислала Притту приглашение посетить ее лабораторию и помочь кое в чем. Он
обещал это сделать при первой возможности. Но не успел еще отправить письма
(конверт несколько дней валялся незапечатанным на столе), как пришло ужасное
известие: колоссальный взрыв поднял на воздух весь научный городок. Маргрэт
и несколько ее сотрудников погибли -- даже останков их не нашли...
Это событие сильно потрясло его. И не только потому, что он немного
любил эту взбалмошную девчонку. Притт понимал, что причиной взрыва не могла
явиться оплошность экспериментаторов: у них просто не было таких опасных
реагентов. И специалисты ФБР, обследовавшие место катастрофы, определили
четыре очага взрыва. Несомненно, кто-то разместил в научном городке
миниатюрные атомные радиомины, начиненные калифорнием. По сигналу, поданному
в эфир, они были взорваны в момент, когда Маргрэт и все ее сотрудники
собрались в лабораторном корпусе.
Что-либо другое трудно предположить. Ведь тот, кому вздумалось бы
убрать с дороги Маргрэт, мог бы сделать это куда проще: встретить ее ночью в
долине реки. Многим была известна ее привычка перед сном совершать прогулку
верхом на лошади.
Нет, это широко задуманная операция на уничтожение всего творения
ученого. И выполнена она каким-то конкурентом братьев Салливэн. В этом Притт
не сомневался, хотя ФБР объявило диверсию делом рук красных профсоюзов,
выступающих против замены людей роботами.
А не придется ли ему разделить участь Маргрэт?.. Правда, о его работе
должен знать весьма узкий круг лиц, в том числе, конечно, сам Главный босс
корпорации. Даже компаньоны пока не требуют от Главного отчета о ходе
экспериментов ради все той же конспирации.
Он решил, что завтра попросит аудиенции у Босса. На следующий день
сигнал "тета" застал его еще в постели. Он поднял голову. На столике
светился голубой аппарат. Вызывал директор Научного центра. В наушнике
прозвучал приятный голос мистера Майкла.
-- Доброе утро, мистер Притт. Извините за такую рань. Боялся вас не
застать. В 11.00 шеф ждет вас в Малом кабинете. Не знаю, по какому поводу.
Без доклада. Вас что-нибудь еще интересует?
-- Нет.
-- Тогда до свидания.
Голубое свечение померкло. Корпус аппарата снова стал белым, как и два
других, стоящих рядом.
Хитрая эта штука, "тет". Его совсем недавно придумал кто-то из Научного
центра. Патент на изобретение выкупила корпорация, так что о "тете" еще
никто не знал, кроме руководителей корпорации и главных специалистов. Во
всем это обычный радиотелефон, с той лишь "небольшой" разницей, что никто не
мог подслушать разговора двух абонентов. Сам радиосигнал мог поймать и
радиолюбитель, но расшифровать его не сумел бы ни один аппарат. В двух
аппаратах стояли детекторы -- половинки одного монокристалла. Кристалл был
получен из вещества, привезенного космической экспедицией. Повторить
монокристалл в таком же варианте атомной решетки было невозможно -- каждый
раз получалась другая решетка, хотя по всем основным физическим данным один
кристалл был совершенно похож на другой.
Полученный монокристалл разрезали лучом лазера на две части и заряжали
ими два аппарата. Изобретатель справедливо назвал свой радиотелефон
"тет-а-тет".
-- Нет ли у вас подозрений, Притт,-- без обиняков начал Босс, что,
впрочем, было его обычной манерой на деловых встречах с сотрудниками,-- нет
ли у вас подозрений, что кто-то хочет сунуть нос в ваши дела?
-- До сих пор не было,-- неуверенно сказал Притт.-- Парни из вашей
службы безопасности, вероятно, не зря едят свой хлеб.
-- Я тоже так думаю. И все же это дело,-- он показал на ворох газет с
заголовками, кричащими о таинственном взрыве на Колорадо,-- это дело не
выходит из головы. Я прикажу усилить охрану вашей лаборатории, но это может
дать обратный эффект: интерес к объекту пропорционален его охране. Если было
бы иначе, я не стал и отрывать вас от дела -- просто усилил бы стражу и все.
Сейчас я хочу знать, нет ли у науки более надежного способа защиты от
любопытных.
-- Есть, сэр. Я поставлю несколько скрытых излучателей. Человек,
попадающий в поле их действия, утрачивает часть памяти. Он моментально
забывает, зачем пришел сюда. После неудачных попыток вспомнить, человек
вынужден уйти. Через два-три дня его память восстанавливается без изъяна.
-- И тогда он опять пойдет? Нет, доктор, давайте лишим его памяти
навсегда. Такое излучение нам, пожалуй, подойдет!
-- Но это опасно для сотрудников лаборатории. Не исключен несчастный
случай...
-- Ну, знаете, если какой-то растяпа и попадет, потеря для нашего
концерна не будет велика.
-- А если я?
-- Вы -- другое дело,-- усмехнулся Босс.-- Мы слишком много вложили в
вас, Притт, чтобы не заботиться о вашем здоровье. Совет, очевидно, примет
ваше предложение. Ведь для концерна безразлично -- взорвут ли вас вместе с
лабораторией или вы попадете в дом умалишенных -- разницы в убытках не будет
никакой.
-- Спасибо за откровенность, сэр,-- кисло улыбнулся Притт. За несколько
лет работы в концерне он, кажется, должен был привыкнуть к манерам Главного
босса -- подчеркнутой деловитости, временами доходящей, вот так же, как
сейчас, до цинизма.
Вначале ему именно это и нравилось: никакого плутовства, четкая, почти
математическая точность мысли, чувств, желаний.
Босс иногда шутил, обладая достаточно развитым чувством юмора. Но все
же эта слишком откровенная прямота коробила даже далекого от сантиментов
Притта. Он не боялся своих хозяев и внутренне не испытывал к ним ни
малейшего почтения -- знал, что нужен им больше, чем они ему. Ради науки он
пошел к ним в кабалу. Ради науки он живет. До сих пор его мечтой было
выполнить заказ концерна, получить все, что оговорено в контракте, и
отдаться самостоятельной, не зависимой ни от кого работе, как Маргрэт. Он ей
завидовал. У нее было полутора- миллионное наследство от дядюшки из
Кливленда и еще кругленькая сумма за удачно выполненный заказ братьев
Салливэн. Как-то года два назад Маргрэт посетила его холостяцкую квартиру и
предложила ему руку и сердце. Конечно, особой страсти он к ней не испытывал,
но питал добрые чувства. Впрочем, и как женщина она, пожалуй, даже нравилась
ему.
Еще она сказала: "Мои деньги позволят нам несколько лет работать
самостоятельно. Я хочу иметь не только мужа, но и коллегу. Думаю, ты
разделяешь такой взгляд на вещи".
Да, лучшей подруги жизни ему теперь не найти... Но тогда они не
договорились. Маргрэт требовала, чтобы он немедленно включился в ее работу.
А он дождаться не мог, когда начнет воплощать в жизнь свою идею, и казалось,
что этот день совсем близок...
День, когда он вернет Дэвиду Барнету облик человека, выпустит его на
свободу из рабства, чудовищней которого еще не знало человечество во все
свои самые страшные времена. Истории известно превращение человека в
бессловесное тягловое животное, в исполнителя любой воли господина. Но во
всех случаях в рабстве находилось тело человека. Только с помощью
религиозного фанатизма или угрозой телесных страданий, стра- хом смерти
можно было частично подчинить себе и мозг раба. Но у мозга оставалось право
прекратить свою жизнь, если рабство казалось ему невыносимым...
Здесь в рабстве находился только мозг. Тела вообще не было. Оно давно
тлело в могиле, на которой лежит плита из черного лабрадора:
"Дэвид Уильям Барнет. Профессор математики. 1986-- 2018".
Лучший и, пожалуй, единственный друг Притта со студенческой скамьи.
Подвели его тормоза, когда он, любитель быстрой езды, врезался на своем
"супер-электро" в тяжелый грузовик, прозевав его стоп-сигнал. Голова и
грудная клетка, благодаря привязной системе, уцелели. Но нижняя часть тела и
ноги были раздроблены сорвавшимися аккумуляторами.
По странному стечению обстоятельств катастрофа случилась примерно через
месяц после того, как Притт заявил на заседании наблюдательного совета
корпорации: "Для выполнения вашего заказа мне нужен живой человеческий
мозг".
Его лаборатория уже две недели находилась в готовно- сти номер один,
поддерживаемой круглосуточно -- саркофаг, готовый принять живой мозг,
извлеченный из черепной коробки, кроветворные машины, готовые питать его
соком жизни, и десятки других аппаратов и приборов, предназначенных
поддерживать температуру, давление и все другие параметры серого вещества.
Бригады врачей-реаниматоров дежурили, сменяясь возле операционной
барокамеры.
Джоан Барнет немедленно вызвала Притта по телефону и умоляла сделать
"что-то", "заморозить, законсервировать" беднягу, пока медики придумают, как
спасти исковерканное тело ее мужа.
"Решайся,-- сказал он себе.-- Или -- или. Другого случая может не быть.
Голова блестящего математика, аналитика... Такие головы на дорогах Штатов не
часто находят..."
Пауза затянулась, и он извинился перед Джоан, попросив минуту на
размышление. Его мучил один вопрос: сумеет ли он работать с Барнетом, то
есть с его головой, по той чудовищной программе, что продиктовали ему
хозяева корпорации? Хватит ли у него жестокости "оседлать" мозг человека,
которого любил и который платил ему тем же?..
"А что делать? Ведь это, пожалуй, единственный шанс спасти Барнета.
Если вообще при таких обстоятельствах человек имеет шанс на спасение...
Джоан думает, будто его можно заморозить и, пока живое тело на ходится в
состоянии анабиоза, поменять в нем испорченные детали. Что ж, одну-две --
куда ни шло, но... пол-человека -- это несерьезно"...
И снова на ум пришли слова профессора Миллса: "Я вовсе не уверен, что
мозг нуждается в теле. Во всяком случае, в такой степени, в какой тело
нуждается в мозге. Если отделить мозг от тела, ум и личность человека
остаются нетронутыми. Опыт и накопленная информация не исчезнут вместе с
телом. Целостным останутся воображение, способность к ассоциациям..."
И снова подумал о том, что не с комочком серого вещества, не с
электронной моделью мозга, а с самой настоящей, причем незаурядной,
личностью придется ему иметь дело. И весь эксперимент состоит именно в
подавлении личности, ее "я", в жестоком, коварном подавлении всего
человеческого, с одной лишь целью -- превратить живой мозг человека в
исполнительную ЭВМ...
-- Ладно, Джоан. Вы слушаете меня? Я готов сделать все, чтобы спасти
Дэвида. И, если это удастся,-- вернуть вам его живым, то только...
Новую паузу Джоан поняла по-своему:
-- Все расходы, разумеется, я беру...
-- Но только,-- прервал он ее решительно,-- вернуть в другом виде. То
есть у Дэвида будет сильно изменена внешность.
-- Понимаю, понимаю. Пластическая операция, швы... Ах, это ужасно!
Делайте свое дело, только спасите Дэви.
-- И еще одно условие: он пробудет в клинике столько, сколько мне
придется его продержать. Год, два...
Охлажденное тело Барнета привезли в рефрижераторе Красного Креста.
Реаниматоры сделали свое дело, и к опе- рационному столу встали Притт и трое
его верных помощников -- Альберт, Пол и Макс. С ними он потрошил головы
обезьян, собак и других животных. В их руках извлеченный мозг обезьяны жил
много дней и откликался на их сигналы, подаваемые с биотрона. А два года
назад они впервые вступили в контакт с мозгом человека. Человека, тело
которого было уже мертво. Они вовремя успели отделить мозг по существу уже
от трупа и сумели продлить его жизнь всего на семнадцать ми- нут...
Они разобрали все свои ошибки, а Притт заново пе- реработал схему
"алтаря сатаны" -- так они меж собой прозвали свой биотрон. На биотроне
можно принять и расшифровать электрический или электромагнитный импульс
нервной клетки из любого участка мозга, как из любой части живого организма.
Любую команду можно закодировать и передать на рецепторы. К примеру,
когда человек размышляет, он словно говорит сам с собой. Никто другой не
может услышать этот внутренний разговор, происходящий в мозгу. Но,
подключившись к биотокам через вживленный в мозг электрод или настроившись
на волну, излучаемую мыслящим мозгом, "алтарь сатаны" позволял им не только
услышать, о чем рассуждает мозг, но и вмешаться в его монолог, заговорить с
ним...
Итак, они у стола. С помощью электронных манипуляторов свершаются
тончайшее процессы разделения тканей, сосудов, нервов -- и соединение всех
коммуникаций мозга с машиной, которая отныне будет поддерживать его жизнь.
Благодаря манипуляторам, мгновенно выполняющим волю хирургов, работа
продвигается быстро. В барокамере тихо звучат доклады автоматов, следящих за
ходом операции и поведением живого ве- щества.
Пятым у стола стоит мистер Майкл, похожий сейчас на робота. Ему, как
шефу Научного Центра, полагается быть в курсе всех важнейших событий в
подведомственном ему учреждении. Руководители корпорации не любят
выслушивать доклады из "третьих рук". Осведомленность докладчика должна быть
по меньшей мере осведомленностью очевидца, причем -- не дилетанта. Поэтому
хозяева и держат на этом хорошо оплачиваемом посту человека широких
способностей: управляющего, дипломата и эрудита. Майкл, доктор психологии и
магистр еще ряда наук, счастливо совмещает в себе все те ка- чества, которые
позволяют ему держать в разумном по- виновении ученую публику и ладить с
хозяевами.
Чтобы присутствовать возле стола, где сейчас совершалось величайшее из
таинств, мистеру Майклу пришлось залезть в скафандр: давление в операционной
доходило до шести атмосфер. Он, конечно, мог бы все наблюдать по телевизору,
однако личного присутствия в таком случае не получилось бы. Только Притт с
коллегами оставались в легких масках -- за эти годы они уже достаточно
закалились.
Операция подходит к концу. Давление в комнате постепенно выравнивается
до нормального.
Сам мозг уже почти не виден из-за сетки подключенных к нему проводов.
По одним -- пульсирует влага жизни, по другим -- биотоки. Последние движения
манипуляторов, и вот уже мозг Барнета ничто не связывает с его бренным
телом...
Последняя проверка коммуникаций. Притт выходит из операционной и
садится в кресло у биотрона. Один за другим подключаются датчики,
установленные в мозгу. Расшифровываются сигналы, поступающие из всех его
областей. Сон. Глубокий сон.
-- Профессор спит, -- шепотом, словно боясь разбудить спящего, говорит
Притт, -- Внимание: приготовиться к перемещению в саркофаг.
Саркофаг -- это сложнейшее сооружение, в котором по законам гидравлики
достигается эффект взвешенного состояния. Нежнейшее вещество должно
находиться здесь в таком же положении, как плавающее в жидкости тело. Так,
чтобы давление от собственной тяжести распределялось равномерно на всю
поверхность живого вещества. Мозг как бы плавает в специальном растворе, не
касаясь стенок сосуда, но в то же время его положение остается постоянным и
меняться может лишь по желанию оператора.
-- Ну, все! -- выдохнул Притт, когда на экране интроскопа появился
мозг, лежащий теперь на "своем месте" -- в саркофаге. -- Пусть профессор
поспит еще несколько дней, пока оправится от потрясения.
-- Это невероятно! -- воскликнул, мистер Майкл, за- бывший вылезти из
своего "водолазного" костюма, и схватил в объятия зазевавшегося Макса. Тот
пискнул, как мышь, придавленный жестким панцирем. Альберт кинулся на помощь
приятелю, стуча костяшками пальцев по куполу гермошлема директора:
-- Алло, мистер Майкл, раздевайтесь, приехали!..
Тут директор действительно вспомнил, что его ждут с
докладом у Босса, и крикнул:
-- Ну, снимайте же, снимайте!
Пол с Альбертом сняли доспехи с мистера Майкла, и все пятеро в страшном
возбуждении направились в душ.
Через час, отдохнувшие, подкрепившись кофе с ромом, Майкл и Притт
сидели в кабинете хозяина. Выслушав краткий доклад директора. Главный босс
поднялся и подошел к сидящему Притту. Тот вскочил. Босс похлопал его по
плечу:
-- О'кэй! Думаю, Совет управляющих поддержит мое предложение о прибавке
вам жалованья.
-- Благодарю вас, сэр.
-- А сейчас за такой успех недурно бы и выпить. Мистер Майкл, что бы вы
предложили? Как всегда, брэнди?..
-- Это прекрасная мысль, -- попыхивал сигарой Главный босс, --
объездить интеллект! Такого мустанга никакому ковбою не удавалось
усмирить...
Босс любил философствовать. И на этот раз не упустил случая.
-- Первыми машинами человека были животные. Слоны, лошади, верблюды.
Так начинался прогресс. Мы его продолжим в том же духе: превратим человека в
самую тонкую живую машину. Пока ученые не придумали чего-то получше, будем
ездить на собаках, черт побери! Как эскимосы. Пока не выдумали аэросани.
-- В самом деле, Притт,-- распалился Главный.-- Если вам удастся
приручить с десяток настоящих мозгов и заставить их работать на корпорацию
-- это же триумф! Мы с вами такое откроем, чего боятся некоторые чересчур
щепетильные ученые. Обидно, знаете! Чем умнее башка, извините, тем она
больше забита посторонними соображениями... Возможностям мозга нет предела.
Если его заставить работать только в одном, единственно нужном
направлении... Ни одной пустой мысли! Вы понимаете, что это значит?..
Он-то понимал, и, пожалуй, не меньше. Но неожиданная откровенность
Босса сильно смутила Притта. В его честолюбивые замыслы не входили какие-то
авантюрные расчеты. Он хотел подчинить себе живой комок серого вещества и
тем самым опередить инженеров-биоников. Хотя все подобные работы велись в
условиях полной секретности и сведения о них даже не просачивались, все же
Притт интуитивно чувствовал локоть и дыхание своих конкурентов. Они шли
обычным, "техническим" путем, используя последние достижения молекулярной
биологии и электроники. С помощью устройств по типу нейронов они пытались
теперь довести плотность монтажа деталей в узлах электронной аппаратуры до
двадцати миллионов штук на кубический сантиметр. Значит, построить
малогабаритную машину размером с человеческую голову и с памятью, не
уступающей человеческой...
Хозяева хотели от него получить "живые, прирученные мозги", каждый из
которых мог заменить десяток-другой инженеров, научных сотрудников. При всей
явной экономической выгоде этого "дела" главной целью оставалась возможность
управлять этими мозгами!
На пятый день после операции они решили войти в контакт в Барнетом.
Приборы показывали хорошее кровяное давление в системе сосудов и
свидетельствовали, что температура живого вещества и колебания биотоков
мозга -- нормальны, его жизнедеятельность не прерывалась ни на минуту.
Эти дни помощники Притта дежурили посменно у саркофага. И сегодня он их
отпустил, хотя ребята просили остаться, чтобы присутствовать на "пробуждении
профессора". Но разве мог Притт позволить им остаться при первом, конечно,
интимном разговоре со своим старым другом!
Мысленно все эти тревожные дни он готовился к такому разговору.
Объяснить Дэви надо всё, конечно, начистоту. Какие у него шансы? Постепенно
они добудут еще один мозг, включат его в работу на хозяина, а для Барнета
найдут подходящее тело человека, погибшего от травмы черепа...
На зеленых и красных экранах оживились линии, полоски, заметались
светлые точки, искорки.-- Притт осторожно поворачивал верньеры.
"Бодрствование" -- зажигались сигналы над экранами...
Притт замер на мгновение. Глаза его еще раз прошлись по экранам и
задержались на табло -- "Пульс". Там плавала шкала с цифрой "72" у окошка.
Наконец, он протянул пальцы к тумблерам: "Слух" -- щелчок... "Зрение" --
щелчок... и сверху, оттуда, где стоял саркофаг, почти тотчас же долетел
звук, похожий на глубокий вздох, а затем глухой, слабый голос спросил:
-- Где я? -- и снова повторил: -- Где я? Зажгите свет, пожалуйста...
Это был его голос, Дэвида. Притт остолбенел, на секунду потерял власть
над собой. Конечно, не сам по себе звук знакомого голоса ошеломил его. К
нему он успел привыкнуть еще вчера и позавчера, когда настраивал вибротон.
Для этого он использовал несколько катушек магнитной записи речей
профессора, которые он достал в его университете.
Вибротон -- его гордость, первое его важнейшее изобретение после
изобретения его учителя профессора Миллса -- преобразователей зрительных и
слуховых импульсов биотоков мозга.
Нет, поразил Притта сейчас живой Дэвид! Его тело лежало в могиле. Да,
профессор математики Дэвид Уильям Барнет погиб в дорожной катастрофе. И все
же, вот он, профессор, жив, вот он, его настоящий голос, а не магнитофонный!
Только звучит он не с помощью натуральных голосовых связок, гортани, языка,
зубов -- а с помощью электроники. Только и всего! Живой Дэви! Он сейчас с
ним будет говорить!..
-- Послушайте, кто там! Почему так темно?..
Притт вскочил как ужаленный. Он забыл, что солнце село, а у биотрона
работать можно, и не зажигая света. Вот почему Дэви его не видит! Он кинулся
к выключателю. Вспыхнула ксеноновая люстра. Притт замер у стены и вперился в
"глаза" Дэвида. Они чуть поблескивали линзами под глубоким черным бархатом
козырька.
Какое-то мгновение царила тишина. У Притта екнуло сердце: "А вдруг
видеосистема отказала?.." Тогда он оторвался от стены и, не спуская глаз с
черного козырька, медленно пошел в другой конец зала. Козырек с линзами
дрогнул и поплыл за ним, не выпуская из поля зрения...
-- Это ты, Джонни?
Голос был слабый, но и гром не поразил бы так Притта. Он замер, сжался,
словно бы от удара, оперся руками и затылком о стену и молча уставился в
мерцающие в черном бархате линзы.
"И это Дэви... И это Дэви!.." -- повторял он про себя, а из глаз сами
собой текли слезы. Слезы жалости к Дэви. Но вместе с тем -- слезы радости и
счастья. Ведь он достиг высоты, на которую не поднимался ни один смертный:
свершен чудовищный симбиоз разума с мертвой материей! Живое слилось с
неживым в один действующий комплекс.
-- Дэви, старина. Это я, Джон. Ясно ли ты меня видишь? -- взял себя в
руки Притт, и профессиональный интерес уже завладел им. Он медленно подошел
к своему креслу у биотрона и опустился в него, не отрывая взгляда от
мерцающих линз. Словно какая-то магическая сила исходила от них, проникая в
самую душу ему. Козырек меж тем задвигался беспокойно -- туда-сюда,
обшаривая взглядом всю комнату, и снова вперился в Притта.
-- Если это не сон, Джонни, то почему я не вижу себя, разве у меня на
глазах окуляры? И почему я не могу ни повернуть головы, ни пошевелить
руками, и вообще ощущение, будто у меня нет тела? -- медленно и как-то очень
вяло проговорил Барнет.
"Объяснить сейчас или оставить этот разговор на другой раз?" Он тронул
рычажки вдоль надписей "тонус", "настроение" и улыбнулся навстречу
устремленным на него линзам:
-- А как общее самочувствие, скажи сначала?
-- В общем неплохо. У меня ничего не болит, но это-то и беспокоит,--
голос его звучал уже бодрее.
"Черт возьми, что значит бионика! -- восхищенно подумал Притт, кинув
еще раз взгляд на "сектор психики",-- Любое настроение тебе создам..."
-- Очень рад за тебя, дружище. Ты уже был в загробном мире, когда
привезли тебя сюда. Мне удалось вытащить твою душу, можно сказать, из лап
самого дьявола.
-- А тело, Джон? Разве ты его оставил дьяволу?
-- Пришлось. На нем живого места не было.
-- Ты хочешь сказать -- осталась одна голова?
-- Да! И какая голова! Выдающегося математика нашего времени...
-- Но как же я буду жить? Двигаться, работать и все такое? -- загремел
вибротон, а на пульте замигали сигналы "Внимание!", показывающие опасное
напряжение по секторам. Притт машинально схватился за красный верньер
"Активность" и чуть повернул его влево.
-- Не гаси свет,-- еле слышно попросил Барнет.
-- Дэви, тебе нельзя волноваться. Прошу тебя, возьми себя в руки,--
повернув верньер обратно, страстно заговорил Притт.-- Я тебе сейчас все
объясню. Ну, как тебе сейчас, светло, хорошо?
-- Да, да...
-- Прими, ты -- сейчас это твой мозг. Единственно, чем ты можешь
двигать пока,-- это глаза. Электронные протезы. Как в телекамере, только
система другая. Кстати, как цвета? -- он протянул многоцветную авторучку
ближе к линзам.
-- По-моему, нормально. Кажется, даже ярче обычного...
-- Так вот. Слушай дальше. Речевые импульсы пре- образуются в
вибротоне. Все остальные отделы мозга пока не задействованы, но я могу на
них влиять через эту штуку, которую ты когда-то видел у меня -- биотрон.
Влиять абсолютно. Включать и выключать, как транзистор. Создавать любое
настроение или мгновенно усыплять...
Короче говоря, с внешней средой у тебя обратной связи нет, если не
считать речи. Позже подключу к тебе манипуляторы вместо рук, будешь писать.
Работать тебе придется, да еще как! Весь смысл этого эксперимента --
показать, на что способен человеческий мозг, когда он не обременен телесными
заботами...
Извини, Дэви. Но у меня не было иного выхода. Разве что ответить
отказом Джоан, когда она позвонила мне и умоляла спасти тебя. Я мог бы
дождаться другой катастрофы... Согласись, мне бы даже легче было работать с
чужим человеком. Но я подумал: если есть шансы спасти тебя, то почему я не
должен попытаться?..
-- Спасибо, Джонни! -- почти весело сказал, дождавшись паузы, Барнет.
Его друг не зря передвигал рычажок "настроение" вправо. Спасибо. Теперь я --
твой раб в абсолютном смысле. Не разрешишь ли ты, о господин, свидание с
моей вдовой? Ведь я, кажется, умер, по крайней мере -- официально.
-- Нет, свидание пока исключено. Ведь ты же знаешь, не я тут хозяин.
Настоящий хозяин никого из посторонних сюда не допускает. Наши работы строго
засекречены. Но я попробую устроить вам разговор по внутреннему телефону.
Позже немного. Со временем, когда мы выполним работу, я постараюсь вернуть
тебе тело. Живое, настоящее.
-- Когда же это будет?
-- Не спрашивай, -- тяжело вздохнул Прйтт. -- Работа предстоит очень
большая, и я до конца не знаю ее пределов.
Он хотел сказать: "Я еще не знаю до конца, что задумал мой босс", но
вовремя поостерегся: все разговоры, ведущиеся в лабораториях и многих других
помещениях Научного центра, записываются. Так что Босс может прослушать
любую запись на следующее утро. Раньше в помещениях стояли телекамеры и
микрофоны, позволяющие Боссу присутствовать повсюду, не покидая своего
кабинета. Но затем, опасаясь подслушивания, отказались от прямой связи.
Теперь специальные служащие доставляют по утрам катушки в канцелярию
Главного. И это ни от кого не скрывалось. Напротив, хозяин старался лишний
раз внушить своим людям, что на работе не следует отвлекаться болтовней о
вещах посторонних.
Вспомнив об этом сейчас, Притт достал из кармана блокнот и написал в
нем: "Наш разговор записывается. Ничего -- о хозяине. Понял?" -- и поднес
блокнот к линзам.
-- Понял,-- прозвучал вибротон.-- Ну, а что за работа мне предстоит?
-- Точно не знаю. Но вообще -- твоя обычная работа ученого-математика.
Я буду передавать тебе определенные запросы-задания теоретиков из
Конструкторского центра, а ты будешь решать их.
-- Как вычислительная машина.
-- - Ну, что ты! Только для этого не стоило бы и огород городить.
Работа творческая, человеческая. Нам нужны ваши способности, профессор
Барнет!
-- Да, но каким образом я их выражу? Писать я не могу, а диктовать...
-- Дэви, дорогой! А компьютер на что?.. Теперь тебе не понадобится
нажимать на клавиши или командовать голосом: компьютер будет воспринимать
твои мысли как команды. Программу ему ты сам сочинишь. Если почувствуешь
затруднение в этом деле -- дадим тебе в помощь программиста. Через свой
компьютер ты сможешь подключиться к любому банку информаций. Правда, тут на
выходе придется тебя засекречивать и каждый твой выход держать под
контролем. Но это уж наша забота!.. В общем, потренируешься, и, я думаю,
дело наладится. Только прошу тебя -- без капризов! Помни: от успеха нашей
работы зависит твоя свобода и сама жизнь...
Глава вторая. СХВАТКА ГИГАНТОВ
-- Фирма "Мосты в будущее".
-- О'Малей принимается за работу
-- Ночь вопросов
-- Пробуждение без вчера
-- "Что они с ним сделали?"
-- Выдумка телепатов
-- Добыть "языка"!
Старший агент Шон О'Малей сидел со своим приятелем Суреном Вартаняном
за бутылкой аревшата и, потягивая этот приятный напиток, слушал рассказ об
удивительной стране Армении. Сурен только что вернулся из туристской поездки
на родину своих предков. О'Малей, человек, как он сам считает, твердых
убеждений и к тому же критически мыслящая личность, вряд ли поверил бы
восторженным описаниям приятеля, если бы не это вещественное доказательство
-- необыкновенный херес, что привез тот с собой из Еревана. Аревшат даже
привел О'Малея в умильное настроение, ему захотелось сказать что-то приятное
Сурену.
-- Знаю, знаю, дружище! Это у вас там старик Ной высадился после
потопа. Прямо к Арарату причалил. Если верить Библии, то и мои предки из
Армении пошли, а? Что скажешь?
Сурен просиял, но сказать ничего не успел: приятель остановил его
жестом -- "минутку!", так как почувствовал острое покалывание кожи в том
месте, где в кармане его пиджака лежала плоская черная коробочка размером
чуть больше портсигара. Он быстро вытащил ее и, зажав в левой ладони,
указательным пальцем правой набрал на клавишах пятизначный номер. Вспыхнул
зеленый глазок в углу коробки. Тогда О'Малей поднес ее к губам и шепотом
сказал:
-- Восьмой слушает вас.
Коробка тихо проскрипела:
-- Явитесь к шефу. В семнадцать ноль-ноль.
-- Понял вас. В семнадцать.
-- Все! -- зеленый глазок померк.
Они словно по команде оба взглянули на старинные часы, висящие над
камином. В запасе оставалось еще больше трех часов. Но доброе настроение уже
покинуло их. О'Малей как-то подобрался, словно пес под взглядом хозяина: эта
штука, что всегда носит он с собой даже в праздники, весьма и весьма редко
оживает у него в кармане. А уж если оживает, значит дело пред- стоит
серьезное...
-- Послушай, кто это вызывал тебя? -- спросил Сурен.-- Должен бы мистер
Герни, да голос не похож...
-- А он и не похож ни на кого, этот голос,-- усмехнулся О'Малей. -- Ты,
брат, отстал. Герни теперь я уж и не знаю где. У нашего шефа новый секретарь
-- кибер. Шеф ему на неделю вперед диктует задания. А уж он разыщет тебя
днем и ночью и хозяину доложит. Вот если бы мы с тобой сейчас шумели под
хмельком, он бы доложил шефу, что его парни неработоспособны. У тебя когда
отпуск кончается? Завтра? Докладывать о выходе на работу будешь этой дубине.
Тогда и познакомишься, ха-ха!..
О'Малея и Вартаняна связывала долгая и опасная служба в фирме,
занимающейся научным и промышленным шпионажем. Официально фирма
зарегистрирована как акционерное общество по строительству мостов и тоннелей
со своими научно-исследовательскими институтами, испытательными полигонами,
центрами научной информации. Фирма имеет солидное реноме во всем мире. И не
зря так претенциозно называется: "Бриджес инту зе фьюче" -- "Мосты в
будущее". Она, действительно, осуществляет грандиозные стройки. Например,
знаменитый трансконтинентальный мост, соединивший Аляску с Чукоткой,
специалисты фирмы проектировали и строили вместе с русскими инженерами. И
все же трудно сказать, что больше приносит фирме дохода -- мосты, тоннели
или шпионаж в пользу анонимных заказчиков.
Шеф О'Малея -- Джеймс Ратт, один из президентов фирмы, возглавляет
Координационный центр научной информации. Мало кому известно, что раньше он
служил в ЦРУ и, тем более -- какую информацию и для чего добывал этот бывший
разведчик.
Хозяева, которым служил Ратт, были важными фигурами на государственной
доске. "Что хорошо для нас -- хорошо для Америки", любили повторять они, И
Ратт, выполняя их заказы, был спокоен: он действует во имя Великого
Общества. А чтобы это спокойствие не колебалось от посторонних мыслей,
хозяева подкрепляли его своими автографами на чеках. Перечитав такой чек на
ночь вместо Библии, обязательно заснешь сном праведника. Даже если только
что совершил не совсем праведное дело...
С другой стороны, и Джеймс Ратт не питал особых иллюзий насчет причин
хозяйской ласки. Стоило ему где- то не довернуть, как тотчас же у шефов
менялся тембр голоса. Следующая промашка означала бы изменения куда более
серьезные. Поэтому Ратт научился "доворачивать": когда чувствовал
приближение отлива хозяйских чувств, он придумывал "дело" и затем ловко
"распутывал" его. За верную службу прежние хозяева награ- дили его теплым
местечком в "Бриджес инту зе фьюче". Оклад и солидный пакет акций этой фирмы
гарантировали ему обеспеченную старость. И, естественно, он вцепился в свое
кресло, как стервятник в добычу, и не собирался уступать его никому. Чем
больше старился, тем упорнее драл шкуру с подчиненных. Особенно с
талантливых работников, ибо только с них и есть что взять.
В числе лучших агентов информационной службы -- как здесь именовались
шпионы -- значились О'Малей и Вартанян. Ратт не любил обоих, считая молодых
людей вольнодумцами. Однако самые ответственные и трудные задания поручал
им. За одно только "непочтение к старшим" он давно бы их выгнал, но все
откладывал до лучших времен, под коими подразумевал появление в его
ведомстве других талантов.
Ирландец Шон О'Малей окончил юридический факультет в Кембридже. Но
прокурора -- кем хотел стать юноша,-- из него не получилось. Благодаря
связям отца ему удалось устроиться в фирме "Бриджес ингу зе фьюче",
нуждавшейся в молодых энергичных работниках. Он покинул родные острова в
надежде найти себя на новом поприще и вскоре проявил свои способности,
оказался прирожденным психологом -- умел распознавать нутро, быстро
нащупывать слабое место у человека и успешно пользовался этим. Удачи пошли
одна за другой.
А его друг Вартанян обладал еще и редким хитроумием, дерзостью и цепкой
памятью. Это последнее по счету, но не по важности, качество не однажды
выручало их в трудных ситуациях...
Без пяти пять О'Малей открыл дверь приемной своего шефа и опять
поразился пустоте комнаты. Он все еще не мог привыкнуть к отсутствию
обычного хозяина приемной -- мистера Герни. Пожилой, благообразный секретарь
в золотых очках -- мистер Герни встречал О'Малея великодушным кивком седой
головы, после чего сообщал, по какому делу его вызывают, а попутно
информировал о настроении шефа в данный момент, из чего вытекала установка
-- как нужно держаться перед ним.
Теперь же, на месте большого стола с пультом связи, за которым восседал
мистер Герни, стоял совсем легкий школьный столик и на нем покоилась длинная
железная коробка кремового цвета. По краям над коробкой возвышались две
башенки с окулярами. У стены -- два железных шкафа такого же цвета,
по-видимому, электронные блоки. Вот и все.
"Теперь надо докладывать этой дубине",-- вспомнил О'Малей и громким,
неестественно звучавшим в пустой комнате голосом отрапортовал:
-- О'Малей. Прибыл по вызову к семнадцати ноль- ноль!
-- Минутку,-- скрипучим голосом сказала коробка, и ее правая башенка
ожила: окуляры скользили по фигуре вошедшего, словно обыскивая его. Сбоку,
за стеной, как почудилось О'Малею, что-то прошелестело. Он посмотрел в том
направлении, но ничего, кроме пустой стены, не увидел. В это время в
репродукторе прозвучал знакомый голос шефа:
--
Входите, О'Малей.-- Значит, "секретарь" уже успел доложить о его
приходе.
Он шагнул к двери и нажал ручку. Но дверь не поддалась, и он уперся
коленом в мягкую обивку. Тогда сзади снова раздался противный голос:
-- Металлические предметы оставьте на столе!
"Ах, да! Опять забыл!",-- ругнул он себя
Светлой памяти младшего брата Валентина,
кандидата технических наук посвящаю.