АКВАМАРИНОВАЯ ПЕЧАТЬ

   "Увидеть Морские Врата от моря -
   Нет горшего горя".
   Из Прощальной Песни Халах Хена.

      Дойр Морай-ан-Гверенн - Морские Врата Гверенна, белая пена на берегу, Пристанище Чайки, Айтри Хлинн. Бухту, замкнутую между двух далеко выступающих в море скалистых мысов зовут Ай-на-Эсат, Вода-в-Ладонях. А на конце каждого мыса - они так похожи, что иногда их называют Близнецами - стоят две высокие белые башни, соединенные тонкой каменной аркой. Слишком невозможное, невероятное сооружение, оно просто не должно держаться - но ему уже три с половиной тысячи лет. Это и есть Дойр Морай, построенный еще Халах Хеном после Обретения Земель, когда покинули нисси великий остров Ниссаол, оставив его Младшей Поросли - Дривет Анх. Говорят, те, что остались, со временем смешались со смертными, и больше не приходили белые корабли нисси к берегам Гверенна. И тогда запечатал Халах Хен Врата Моря Аквамариновой печатью - огромным драгоценным камнем, врезанным прямо в середину арки, словно око, смотрящее на море. И был это знак того, что заказан обратный путь на Восход. Лишь когда сломана будет Аквамариновая печать - тогда уйдут те, кто называет себя гвереннайт, дети Гверенна, уйдут по Дороге Птиц...

***

   Она родилась ночью. Ярко светили звезды, и отец вынес ее на руках под черное небо со словами:
   - Смотри, солнышко мое маленькое, смотри вверх, ты должна быть глазастая в меня, умная в маму и красивая как Айлинн Фиондабенн.
   Девочка молча сжимала кулачки. Балкон выходил на море, прямо на Ай-на-Эсат, арка Дойр Морай еле заметно светилась. Ночь была тихой, Дорога Птиц тянулась на восход, спокойно мерцая бессчетными огоньками. Казалось, она стекает в море прямо там, за Вратами.

   Кошка-ночь выгнула спину
   Прищурила желтое око -
   Ладья Луны
   Медленно выплывает
   Из Вечного Моря.

      Медб уснула, не дождавшись, когда дочку положат рядом с ней. Лицо ее было бледным и осунувшимся, даже прославленные темно-золотые волосы потускнели, и глядя на нее нельзя было сказать - вот женщина, обретшая счастье материнства, женщина, в жизни которой свершилось чудо Со-Творения. Мудрецы говорят, что сначала Творец создал мужчину, но чтобы сделать его хоть отчасти Со-Творцом, пришлось создать женщину. Ибо без нее он творить не желает. Потому мужчине дано творить, но неживое, из уже существующего, а женщине - творить Живое, всегда новое, вместе с Извечно Творящим.

      Мать ею почти не занималась - у властительной Медб Источников было слишком мало времени для дочери. Медб вспоминала о девочке только тогда, когда малышку приносили кормить, а потом - когда няньки прибегали с криком, что у ребенка болит животик или головка. Животик и головка, впрочем, почти не болели, девочка росла здоровенькой, плачем и капризами тоже не докучала. Медб рассеянно гладила дочь по темным волосикам, задумываясь о делах государственных, ее звали, она торопливо отдавала нянькам распоряжения и снова надолго уходила. Кириг Вестейн Высоких Рощ тоже часто отсутствовал, но, возвращаясь из дальних походов, всегда привозил дочери какой-нибудь подарок.

   Она часто бывала с отцом у воинов, разглядывала их оружие. Ей нравилось трогать доспехи, разглядывать узор на щитах, но особенно притягивали кинжалы. Не мечи, не луки - именно кинжалы. Блеск стали клинков завораживал, их хотелось взять в руки и не выпускать. Она мучила вопросами нянек, терзала Аэглах - телохранительницу матери, свою воспитательницу Рамборг Мойринн, носившую синий плащ барда, и терпеть не могла, когда за ней следили. Убегала. Ее ловили, мать сердито отчитывала ее. Отец же всегда прощал и дарил что-нибудь новое.
      Однажды, в очередной раз улизнув от нянек, она забрела в домик Индис-лекарки. Та ругаться не стала, только укоризненно протянула:
   - И попадет же тебе. Ну ладно, сиди, сейчас я тебе кое-что покажу.
      Индис усадила девочку на высокую лежанку, сунула ей кусок вареного в молоке сахара, кликнула слугу и велела ему бежать к князю и княгине, сказать - мол, здесь ваша беглянка, в безопасности, никуда не денется. Сама тем временем взяла с дальней полки небольшую шкатулочку:
   - Смотри, это мои помощники.
   - Камешки-то? - девчонка презрительно сморщила нос. - Подумаешь. Это все женские дела. Ну их, скучно.
   - А ты что, не хочешь быть женщиной? - изумилась Индис.
   - Не-а. Я хочу быть воином, как мой отец.
   - Если бы ты была мальчиком, ты стала бы воином. Но Всеотец судил тебе родиться женщиной.
   - Ну и что. Я вчера была у отца в дружинном дворе, сама слышала, один из воинов рассказывал - в их селении девушка, когда ей нарекали имя, срезала волосы надо лбом и сказала, чтобы ее считали воином. Теперь она на мужской половине живет, мужское платье носит.
   - И что, хорошо ей? - спросила Индис.
   - Ну... по правде не очень. Она ведь в испытаниях мужчин участвовать не имеет права. Всю жизнь в детских ходить будет, черную работу в дружинной избе выполнять. Нет, я по-настоящему хочу. Как Аэглах. Только не знаю, как это сделать.
   - У Аэглах - своя судьба. У тебя - своя, - Индис помолчала. - Ладно, милая, давай все же камешки посмотрим. Это вот гранат, он кровь останавливает. Это янтарь, слезы деревьев. Его полезно носить женщинам, которые ждут ребенка. Твоя мама тоже его носила, когда ты еще сидела у нее в животике. Это сердолик, он очищает помыслы и помогает укрепить силы. Очень важный камень, тоже с кровью связан. А это агат.
   - Разве не сердолик?
   - Нет, они просто по цвету похожи. У сердолика краски гуще, а у агата - полосочки слоистые - видишь?
   - Вижу.
   - А вот это, - Индис взяла в руку ожерелье из крупных бесформенных коричневых камней, - большая редкость. Черный янтарь. Говорят, он рождается в глубинах морских. Предвечный Отец вроде как насадил там такие же деревья, как и у нас, на берегах Гверенна, и тамошние деревья тоже плачут порою, стараются вырасти до поверхности воды, чтобы увидеть своих братьев на суше. В глубинах Моря темно, поэтому морской янтарь - черный. Он успокаивает душу. Надень-ка и не снимай пока. А теперь скажи мне на ушко - чего ты опять убежала?
   - Мать не хотела взять меня с собой, - угрюмо ответила девочка, болтая ногою. - Отцу тоже вечно некогда, и он последнее время твердит, что мне место на женской половине. А мне хочется быть с ним или с мамой. А лучше с обоими вместе.
   - У мамы много дел.
   - Да разве у нее могут быть дела важнее меня? Она просто меня не любит. Гладит словно щенка, а сама смотрит в сторону.
   - Милая, конечно, у нее нет дел важнее тебя. И она очень, очень тебя любит.
   - Тогда почему все время ругает?
   - Потому что изводится от беспокойства за тебя. И отец также.
   - Ладно, я пошла, - девочка сползла с лежанки. - Можно, я еще приду потом смотреть на камни?
   - Конечно, можно. Пойдем, провожу тебя.
   Мудрая Индис даже не заметила, что девчонка стащила острый кинжальчик, которым лекарка пользовалась для разрезания одежды на раненых и при небольших операциях. Кинжальчик был совсем маленький - как раз впору восьмилетней оторве. До вечера девчонка таскала его под одеждой, но, когда нянька позвала ее ужинать, очень неудачно споткнулась, упала и сильно поранила себе живот. Она все же пошла на ужин, стараясь не стонать, зажимая рану рукой, но в конце концов боль стала невыносимой, девочка побелела как мел и мешком свалилась на руки сидевшей рядом Рамборг. Та мигом закутала несносное чадо в свой плащ и помчалась к Индис. Индис охала и разводила руками, в дверь лекарского домика рвался Кириг Вестейн, но Рамборг встала на пороге и никого не пустила, пока Индис накладывала сложную давящую повязку. Девочка молчала, глядя в потолок и изо всех сил стиснув зубы. Наконец Индис поднялась и произнесла:
   - Отца пустите. Ему можно. Больше - никого. Матери сказали?
   - Мать еще у гномов, в Старом Ущелье. Завтра утром вернуться должна.
   - Па, не говори маме, - слабым голосом попросила девочка.
   - Ладно, не скажу, - нахмурился Кириг. - Только чего тебе от нее скрывать-то?
   - Еще испугается.
   - Она женщина, ей положено пугаться, - усмехнулся Кириг Вестейн. - Я-то ведь тоже за тебя боюсь, только по-другому. Ладно, ладно, не скажу. Сама скажешь.
   - Хорошо, - девочка отвернулась к стенке и закусила губу. Кириг осторожно прикрыл дочь одеялом и вышел. Она так и не повернулась. И с облегчением подумала, что отец не видит ее слез.
   Медб и вправду перепугалась за дочь - настолько перепугалась, что даже не исполнила нескольких обязательных обрядов, и потому над гаванью прошла гроза, которую должно было отнести в сторону. Ту пору девочка запомнила, как одну из самых лучших в своей жизни. Мать почти все свободное время проводила с ней, даже, как говорили, забросила государственные дела - какие, девочка тогда не понимала. Хотя уже заранее возненавидела все, что относится к делам власти и чар - больше у них с матерью никогда не бывало такого счастливого времени.
   ... - Мам, а теперь сказку. Ну, мам!
   - Ну, про что тебе рассказать?
   - Про все. Откуда все это?
   - Что?
   - Ну, небо, деревья... Почему мы - это именно мы? Почему я - это я, а не кто-то другой?
   - Ох, вопросов у тебя... Тут мудрецы всю жизнь над ними бьются, а тебе на блюдечке подай!
   - Но ты же САМА Медб, они все так говорят. Они говорят - ты все знаешь. Ты в Камень смотришь и все видишь. Вот и посмотри!
   Медб засмеялась, покачала головой, прищурив янтарные глаза. Ну, как тут объяснишь... Она поправила подушки под спиной у девочки. Та довольно улыбалась, крутя в руках куклу в самом настоящем парадном платье, какое носят в Коэр Гверенне в день Поворота Солнца. Куклой играть не полагалось, но что же это за подарок, если на него только смотреть можно?
   - Давай я тебе лучше расскажу про остров, откуда мы пришли.
   - А, мне в книжке показывали! Она такая старинная, с рунами, а я их читать не умею, это не нынешние руны.
   - Потом научу. А сейчас - сказка. А потом ты будешь пить вот эту гадость и спать. Иначе больше ничего рассказывать не буду.
   - Ну, ладно, - вздохнула девочка.
   - Тогда слушай. Давным-давно, когда еще не было Времени...
   - Как это не было? Времени - не было? Такого не бывает!
   - Не перебивай. Это трудно представить. Честно говоря, я и сама не могу, но вот было и все. Не думай - просто прими, как есть. - Эти слова потом много раз звучали в ее жизни. Но девочке это было совсем непонятно. Мысленно она поклялась, что своим детям все до самой капельки будет объяснять. Однако всему свое время, а сейчас она покорно, хотя и недовольно, замолчала, послушно стараясь представить себе - как это может не быть Времени. - Итак, еще до Времени Предвечный Отец - его еще называют Всеотцом - задумал создать мир...
   - А зачем?
   - А зачем ты рисуешь? Зачем домики из песка на берегу строишь?
   - Ну, хочется.
   - Вот и ему захотелось.
   - Но мир - это же не домик из песка!
   - А ты уверена - что твой домик из песка - не мир?
   Девочка замолчала, уже немного обижаясь. Опять мама говорит как САМА Медб. Насупилась. Медб улыбнулась и обняла непоседливое чадо.
   - Понимаешь, я многое не могу тебе объяснить. Представь себе, что я по сравнению с Всеотцом или даже Его Первыми Детьми, детьми Его Мысли все равно как новорожденный младенец. Что ты можешь объяснить младенцу? Он даже и слов-то многих не знает... Однако, повзрослеет и такие вопросы задавать начинает... - Медб бросила взгляд на хрустальную клепсидру. Времени еще было навалом. - Ладно. Итак, Творец создал сначала себе помощников, и это Первые Дети. Он сказал им - сделаем так-то и так-то. Но каждый понял по-своему, потому, что хотя дети рождаются от нашей плоти и пестуются нашими мыслями - они сами по себе. Так и тут вышло. А Творец смотрел - ему было любопытно, что и как они создадут. И они создали Мир, и каждый украшал его как умел. И стали они там жить. И тогда-то и началось Время. Но когда ты строишь домик на песке, тебе ведь хочется кого-то туда поселить?
   - Да... И они нас поселили?
   - Да. Они выросли и им захотелось и населить этот Мир, и заботиться о ком-то. Учить. Любить. Радоваться мужанию, открытиям их. Творению их. Неожиданностям их мысли. Изумляться им. Только вот создать живое мог только Творец.
   - И он создал нас?
   - Да. Сначала он создал первого мужчину. Но мужчина был один, и был он робок, и не решался сделать хоть что-то. Тогда Творцу пришла в голову мысль сделать женщину.
   - А что, Первые Дети разве не женщины и мужчины?
   - Не совсем. Вырастешь - поймешь.
   - Я сейчас хочу!
   - Потерпишь, - это было уже сказано тоном САМОЙ Медб, так что девочка досадливо засопела, но промолчала.
   - И вот так появились первые разумные, анхэ. А именно - Эремме Анх, Старшая Поросль. Наши предки.
   - А мы? А ты, папа? Мы тоже Эремме Анх?
   - И мы тоже, Бельчонок, - Медб чуть улыбнулась. - Но мы уже не такие, какими были те, самые первые Эремме Анх. Тогда весь мир был другой. И в другом краю была а, может, и доныне есть родина наших предков. А мы рождены уже здесь, в этой земле. С нею мы связаны навеки. Слушай же дальше, да не перебивай. Нам дана жизнь без конца, пока стоит Мир. Так говорят старые предания, хотя уже никого не осталось из тех, кто видел Первых Детей Творца. Мы не умираем как умирают смертные - от бремени времени. Мы умираем от ран, от скорби, от других напастей, которые убивают душу. Даже от счастья и от любви. И уходим по Дороге Птиц в обитель Первых Детей, в Эвел Иннирен, туда, где светятся под вечным Восходом Двенадцать Башен.
   - Ты это тоже в Камне видела? - прошептала девочка, которой вдруг стало почему-то страшно.
   - Только Башни и серебряных птиц, - вздохнула Медб.
   - А почему мы уходим? Тут же так хорошо!
   - Мир меняется. И в последнее время странно меняется. Мы же были созданы в том, изначальном мире. Меняется наш разум, наше понимание мира, но душа наша остается все такой же. Если не врут преданья, там, в конце Дороги Птиц, ждет нас бескрайняя земля Эвел Иннирен, где мы станем такими же, как Первые Дети - наши песчаные замки станут мирами... Но это все еще так далеко. Даже если мы туда уйдем.
   - А как это будет?
   - Когда ты станешь чуть постарше, я много буду с тобой говорить об этом. А пока - прими, как есть.
   - Ну, опять...
   - Ладно. Я расскажу тебе о том, как появились Дривет Анх и про остров Ниссаол.
   - Давай!
   - Даю, - Медб слегка щелкнула дочь по носу. Та зафыркала, как кошка. - Итак, сначала родились Эремме Анх. Это мы и гномы, которым положен срок такой же, как нам. Но гномы творят только из плоти Мира, мы же из всего. Насколько дано, конечно... - Медб задумалась. Девочка чуть подождала, затем тихонько дернула мать за рукав. Та, очнувшись, продолжила. - Итак, о чем , бишь, я? О гномах... Говорят, их создал Всеотец в ответ на просьбу Тарма, который украшал подземные недра мира. Ему нужны были помощники и ученики. Потому и зовут их дети Тарма. Они тоже считаются старшим родом, как и мы. Мы и они - Эремме Анх. А про Дривет Анх говорят такое. Творец каждому из Рожденных дал судьбу. Первым - как у нас принято отдавать дом старшему, так и Он отдал нам этот Мир. Вторым - детям Тарма - отделил недра. Третьим сказал - вы вырастете в этом Мире, переймете мудрость старших и пойдете искать себе судьбы за пределами Мира. Но ваша колыбель будет здесь, и вы все равно ничего не будете любить больше родного дома. И сюда суждено вам вернуться, когда придет срок. И вложил Он в сердца Дривет Анх непокой. А потом рассмеялся и сказал - кто знает, может, опять все будет не по-моему. Все дети мои придумывают что-то свое, и я рад. Вот так... Пока про это тебе хватит. Поначалу все три рода анхэ жили в Доме Всеотца. По крайней мере, так говорят мудрые. А потом он отпустил их в Мир. Но прежде была война.
   - А кого с кем?
   - Не знаю. Предания толкуют по-разному. В одних говорится, что один из Первых Детей пожелал все переделать по-своему, а когда ему сказали - ну, создай свой мир или хотя бы остров, там и делай, как хочешь, он не пожелал долгих трудов и решил забрать себе то, что уже было сделано. И переделать. И стал создавать себе слуг, чтобы бороться с Первыми Детьми. Всеотец же не стал вмешиваться - он сказал, я ведь раздавлю ваш песочный замок, я велик. Да и вы сами его не разрушьте.
   - Они что, как дети в песочнице дрались, что ли? - хихикнула девочка.
   - Ну, наверное Всеотцу так казалось. Но песочницей этой был весь Мир. Так были созданы злые твари, которых мы зовем рекха. Это и те, что таятся во тьме пещер, и те, что ездят на волках, и огнечерви, и болотные гады, и все прочее. Равновесие Мира нарушилось - вот что из этого вышло. И тогда мы, Старшая Поросль, поняли - пришло время повзрослеть и выступить в Мир, дабы защитить его. Вот так мы прибыли из краев Восхода, на белых кораблях.
   - Я видела картинки.
   - Да-да. Но после войны, когда Врага прогнали, Мир был искалечен. Так от суши отделился огромный остров Ниссаол. Там поселилась часть наших предков. Те же, что остались здесь, не пожелав покинуть отвоеванный у рекха край, это предки анхэ ирек - темных анхэ. Мы же - анхэ нисси, светлые анхэ. Мы жили на Ниссаоле, постигая мудрость Первых Детей, суть Мира, суть Сил Мира, все, что зовется Искусством. Тогда они жили с нами... Словом, вырастешь - узнаешь. Времени много. Все, что я тебе рассказываю, все, что мы знаем сейчас, мы тогда еще не знали. Это мы поняли и открыли потом. А тогда мы мало что знали и почти не понимали того, что нам говорили Первые Дети. Это сейчас только мы начинаем познавать их слова. Толковать, перебирать...
   - А почему не спросить?
   - А потому, что они ушли от нас. Говорят, в Эвел Иннирен. И ждут нас там, в конце Дороги Птиц и в конце времени, - нараспев проговорила Медб, и снова, уже нетерпеливее посмотрела на клепсидру. Девочка поняла.
   - Наверное, они ушли потому, что им скучно было с нами - как тебе со мной, - надулась она.
   - Ушли, потому, что сочли нас взрослыми, - наставительно произнесла Медб. - А взрослые сами должны вершить свои дела... Вот так. Потом на Ниссаол пришли люди, Дривет Анх. Мы мало знаем про то, как они жили до встречи с нами. Мы даже не знаем, покинули ли они Эвел Иннирен вместе с нами или после. Тех, кто был свидетелем тем временам, уже нет, а хроники написаны гораздо позднее. Вот, я говорю - они жили с нами в Эвел Иннирен - а не знаю, точно ли так. Одно скажу - когда Айренн Шен сражался со Скрывшим Лицо, люди уже были в мире и сражались вместе с нами. Потом мы ушли на Ниссаол. А потому туда приплыли люди. Мы их учили, мы с ними роднились. Так что сейчас на Ниссаоле живут наши смертные родичи.
   - А откуда они пришли?
   - Откуда, откуда... Отсюда и пришли. Они остались на отвоеванных землях, как и ирек. А потом некоторые приплыли на Ниссаол и остались там.
   - А почему мы ушли с Ниссаола?
   Медб слегка нахмурилась. Время поджимало.
   - В другой раз, - решительно сказала она и встала. Взяла со столика причудливой формы кубок из резного розового кварца и протянула дочери. - Пей. Потом заешь вот этим, - показала на серебряную тарелочку, где лежали вываренные в меду фрукты. - И спать. - Поцеловала дочку на ночь и ушла. Ждали дела власти и чар.

      После выздоровления мать стала брать ее с собой. Не всегда. Но часто. В Старое Ущелье ездили раза два. Да один раз - на стоянку одного из ри нэген, князей людских племен. Медб то и дело напоминала девочке, что через три года, когда ей сравняется одиннадцать, придет срок нарекать ей настоящее имя, она станет совсем взрослой, у нее появятся новые трудные обязанности. Заставила нянек сшить ей длинную столу, как взрослой - пусть приучается к настоящей одежде, к нужной осанке. Велела Рамборг по-настоящему учить девочку всему, что положено знать княжне - пусть премудрости древние осваивает потихоньку, нечего все бегать да прыгать, да на дружинном дворе пропадать. Киригу Вестейну вгорячах даже попало от жены - мол, приучил дочь не к тому, к чему надо бы. Себе на голову. Кириг Вестейн не перечил, нежно глядел на Медб, качал головой, соглашаясь, дочке из очередного похода привез сказочной красоты девичий головной убор, да вот беда - мала еще девчонка для таких украшений. Медб придирчиво оглядела подарок и приказала убрать подальше - ничего, минут три года, девочке будут нарекать настоящее имя, тогда отец и наденет ей убор на взрослую косу, уложенную венцом вокруг головы, как и полагается княжьей дочери - невесте.

      Пока же все шло своим чередом, а девочке было занятно больше прежнего вертеться вокруг матери да слушать непонятные речи взрослых. Этого, однако, ей было мало, она начала донимать Рамборг расспросами о чарах и магии. Поначалу наставница резко обрывала эти разговоры и сердилась, а девчонка обижалась на нее - ведь она же ничего страшного не хотела узнать, все знают, что гвереннайт владеют магией. Но потом поняла, что сердится Рамборг не на приставания, а на что-то совсем другое. Как сердилась она временами на слишком сильный мороз зимой или на дождь, затянувшийся дольше, чем следовало бы. Рамборг тоже что-то скрывала, чего-то не хотела сказать. Девочка вздыхала про себя, но к недомолвкам она уже успела привыкнуть. Как привыкла примечать все, что происходит вокруг.
      К Рамборг иногда приходили чужаки. Многих она принимала открыто и говорила с ними как Голос Медб. Некоторые приходили в сумерках, пряча лица и не называя имен. И среди таких почти не было гвереннайт, но много нэген анх - смертных. Впрочем, на это мало кто обращал внимание, кроме княжны, излишне любопытной по малолетству. А остальные так, сквозь пальцы смотрели, не вдумывались особо. Мол, барды - они барды и есть. У них свои дела, свои заботы. И причуды. Да к тому же чего еще ждать от полукровки.
   За любопытство свое девчонка и поплатилась - когда слушаешь то, о чем тебе знать не положено, вечно услышишь то, чего вовсе не ждал. Мать ее в тот раз не заметила - девочка пряталась за резным парадным креслом. А сэви Храудун, говоривший с матерью, и подавно. Не до того им было.
   Медб казалась особенно чужой, когда сидела в резном кресле из старого темного дерева в Круглой Зале, суровая и мрачная, как часто бывало в последнее время, в венце из двенадцати серебряных пластинок с двенадцатью Камнями Силы.
   - Скажи-ка мне, сэви мар, без утайки, как есть, - начала княгиня. - Вы все наблюдаете за моей дочерью с момента ее рождения и уже не раз до меня окольно доходили слухи, о том, что девочка - Пустая Ветка. Я хочу услышать от тебя, что ты сам думаешь об этом. Только честно. В глаза мне смотри, не отворачивайся.
   Храудун помолчал недолго, потом тяжело сказал:
   - От тебя, госпожа, у меня секретов нет, да и скрывать нет нужды. Девочка действительно является Пустой Веткой. Отчего - наверное сказать не могу. Пока не могу. Когда у нее наступят первые месячные очищения, мы сможем исследовать ее кровь и точнее ответить на твой вопрос.
   - Скажи-ка, Храудун, - снова спросила Медб после раздумья, - ведь это первый подобный случай в нашем роду?
   - Нет, госпожа, не первый. По крайней мере третий. Все три случая, включая и нынешний, передавались по женской линии и исключительно девочкам.
   - Напомни, кому именно.
   - Во-первых, сестра Си Ястреба.
   - У Си Ястреба была сестра?
   - Да. Мать Кромху Крунга и Эхенна Одноухого. Напомнить вам, кто это такие?
   - Не нужно, сэви, я вспомнила сама. Хорошо, но этому случаю ведь лет шестьсот?
   - Больше. Почти семьсот.
   - А второй?
   - Второй - сестра вашей прабабки княгини Эмер.
   - Постой, как ее звали?
   - Нус.
   - Да, припоминаю. Она так и не вышла замуж.
   - Верно. Погибла во время Великой Осады Гверенна. Она, если помните, неплохо стреляла из лука.
   - Да, - голос Медб дрогнул. - Значит, у меня еще есть возможность родить другое дитя, которое бы унаследовало мои способности?
   - Думаю, да. И думаю, вам стоит поторопиться с решением. Вы ведь знаете, мир все время неуловимо меняется. Нам отпущено не так много времени, оно почти на исходе.
   - А как же предсказание сэви Эгина? Там говорится о единственной дочери.
   - Кто в наше время верит предсказаниям? Повторяю - вам необходимо принять верное и скорое решение, иначе может быть поздно. Кроме того... дети существа хрупкие... Кто вам сказал, что речь идет именно о старшем ребенке? Единственный - не обязательно старший.
   - Молчать! - ударила кулаком по подлокотнику кресла Медб. Такого пугающего, угрожающего, чужого голоса девочка у матери еще никогда не слышала. Ей стало страшно и она затихла, как мышка. - Попридержи язык! Она - МОЯ дочь! Ясно? И будь она трижды Пустой Веткой, ты не смеешь так говорить о ней! Она - моя дочь, и ты будешь склонять перед ней голову, пусть ты и маг, а она - просто ребенок! И запомни - еще хоть раз намекнешь, хоть словом, хоть делом, хоть взглядом, тебе не жить! Если с ней хоть что-то случится - я прикажу тебя удавить. Медленно. Я сказала!

      Храудун поклонился и смиренно просил разрешения уйти. Медб его не задерживала и сама покинула залу сразу после того, как сэви мар исчез за боковой дверью. Зала опустела. Девочка не решалась выйти из-за кресла и тщетно старалась унять бившую ее дрожь. Внезапно она поняла, что ненавидит Храудуна. Ненавидит сильно, до тьмы в глазах. Ей еще не случалось кого-то ненавидеть. Она не знала, плохо это или хорошо - знала только, что он опасен для нее, и она сама не может жить рядом с ним. Он хочет ее смерти. Ничего, придет время, она ему припомнит. По детской привычке она сунула в рот большой палец и принялась ожесточенно посасывать. Это успокаивало. Дрожь прошла и наступила слабость, она все никак не могла собраться с силами и вылезти наконец из-за кресла, а потом ее сморил сон, и она крепко уснула.
   Разбудили ее крики, доносившиеся из-за двери. Она протерла глаза и хотела было вскочить, но затекшие ноги плохо слушались. Вокруг было совершенно темно. Чего они так раскричались, подумала она, с трудом выкарабкиваясь из-за кресла. Кажется, отец кричит. Ой, меня вроде зовет. Надо спешить. Да ведь это они меня ищут, радостно догадалась она. Бегают, небось, как сумасшедшие. Так им и надо. Вот возьму и убегу! Матери я не нужна, отцу тоже... хотя, вообще-то, наверное, это неправильно. Мать хорошо ответила этому... сэви мару. Да и отец вряд ли позволит, чтобы меня убили.
   Боковая дверца залы с треском распахнулась, в нее ввалились воины во главе с Киригом Вестейном. Князь был в одной рубахе, с факелом в руке.
   - Доченька! - взревел он и, швырнув факел одному из воинов, подхватил девочку на руки. - Слава Всеотцу! Матери скажите, что нашлась! Солнышко мое, радость моя! - внезапно князь поднес палец к губам. - Тс-с, уснула, - и, тихонько ступая, понес девочку на женскую половину.
   У дверей его встретила Медб. Князь мгновение помедлил, взглянул на жену - у той в глазах стояли слезы.
   - Вот и выходит, мать, что врут они все, магики твои, - молвил он и прошел со спящей девочкой к кровати. Бережно уложил, сам раздел дочурку, прикрыл теплым покрывалом. Медб неслышно подошла сзади, положила мужу руки на плечи. Кириг Вестейн повернулся к ней, обнял, чувствуя, что жену трясет.
   - Я думала, это Всеотец наказал меня! - всхлипнула княгиня.
   - О чем ты? - нахмурился Кириг.
   - Я сегодня говорила с Храудуном. Храудун сказал, что наша дочь - по всем признакам Пустая Ветка. И... и много чего другого... я по неосторожности спросила его, не родить ли мне еще одно дитя? Он не только сказал, что с этим надо спешить, но и намекнул, что старший ребенок в княжьем роду вполне может и умереть. До сих пор успокоиться не могу! Я просто взбесилась - это нашу малышку, котенка нашего... Вонючий ублюдок! Паскудный слизняк! Я вырву его поганый язык! - Во время вспышек гнева Медб была весьма несдержанна в речах, напоминая этим своего деда Хейста Ругателя. Говорили, он и чары творил с помощью изысканной ругани. Рассказывали, что получалось нечто совершенно невероятное.
   - Тебе не стоит заниматься этим самой. Охота руки пачкать? - усмехнулся он, обнимая жену. - Сам вырву, так и быть. Наказывать виновных - дело князя.
   - Ты прав. Где ты ее нашел?
   - В Круглой Зале.
   - Что? Этого просто не может быть! Но ведь сэвинайт, маги наши, осмотрели весь дворец и ясно сказали, что девочки там нет. Неужели Храудун солгал мне?
   - Это я проверю. И вообще, сдается мне, не мешало бы последить за сэви маром. Доходят до меня слухи, что уж очень часто стал встречаться он с посланцами Атойо... Ладно. Это уж мое дело. А теперь ложись спать. Будет лучше, если ты ляжешь поближе к девочке. Я сейчас пришлю вам еще воинов для усиления стражи. И поберегись некоторое время. Я думаю, вам обеим стоит уехать. Так, чтоб никто не знал, куда и когда. Впрочем, вряд ли кому взбредет в голову что-либо заподозрить, если вы уедете в Исфальхар, к моим родичам.
   Медб настолько привыкла доверять чутью мужа, что даже не стала спрашивать - зачем им так спешно уезжать и что за неведомая опасность грозит ей и дочери.
   - Хорошо, как скажешь, - Медб обессиленно опустилась на ложе рядом с дочерью. Та свернулась калачиком, волосенки разметались по подушке. Медб рассеянно погладила спящую девочку по голове и прилегла. Длинные смуглые пальцы медленно перебирали темные прядки прямых шелковистых детских волос. Такие блестящие, мягкие, свет играет в них, так что и цвета толком не разберешь - темные, и все. А отлив - пепельно-серебряный, редкий. Как у отца. Медб невольно улыбнулась, вспоминая.

      ...Их познакомили незадолго до свадьбы. Так решили родители и совет магов. Медб обладала Силой, причем с явным знаком Воды, а вода всегда считалась благой. Кириг Вестейн был старшим сыном князя Исфальхара и близким родичем старейшего и самого уважаемого из князей ирек Дуннахира Длинные Глаза, владыки Леса Эддон, что лежал между Исфальхаром и землями Диких ирек. В Исфальхаре же наравне жили и ирек, и нисси. А после Осады - пусть дело и давнее - укрепить отношения с ирек было очень важно. Тем более, в нынешние тревожные времена. Айоннай снова, как и перед Осадой, начали поднимать голову, и важно было, чтобы прочие ирек не поддерживали их. Кириг Вестейн был по крови потомком великого короля ирек Айхэллина, которому приходился потомком и Дуннахир Длинные Глаза.
   Древнее царство ирек, Аунна, давно пало под натиском рекха, немного спустя после того, как нисси покинули Ниссаол и высадились в Ай-на-Эсат. Тогда нисси помогли своим сородичам. Но потом кое-кто стал поговаривать - мол, помогли гости с Ниссаола, спасибо, а теперь шли бы вы домой. Тогда Халах Хен сумел убедить князей ирек и нисси собраться на великий совет, который и установил нынешний раздел земель и границы. За помощь и потери в войне нисси получили земли на берегу моря, названные Гверенном. Ирек море не слишком любят - им по сердцу леса, горы да степи... А потом, когда Гверенн расцвел и возвысился, а ирек так и не сумели воссоздать былое единство, нашлись те, кто все беды ирек был бы рад свалить на нисси. А потом была Осада. И , как говорили горькие песни и предания того времени, "восстал брат на брата, сын на отца"... Сколько потом было пролито слез на курганах в долине Марра, курганах, в которых спят и враги, и соратники, нисси и ирек. "Сколько же крови надо пролить, чтобы остановить безумие? Кто назначит меру?" - вопрошал тогда сэви Эгин. Тогда и произнес он свое Пророчество... А ныне Дуннахир грезит о былой славе Аунны и ревнует к заморским пришельцам, хотя открытой вражды и не выказывает. Он еще помнит, он был отроком в те времена, он видел ту тризну в Долине Смерти. Но то поколение почти все ушло, раздавленное горем потерь и раскаянием... А вот племянник Дуннахира, Атойо, поговаривали, водился с дикими ирек, которые последнее время не только в открытую вольничали на границах княжеств Гверенна, но и называли себя аойннай - жители Аунны, - как в старину. Потому Ала, владыка Коэр Гверенна решил выдать дочь за исфальхарского княжича. Во время помолвки Медб впервые увидела Дуннахира. Высокий, широкоплечий, кряжистый, похожий на могучий дуб, владыка ирек был одет в зеленое скромное платье, украшенное изумительной красоты поясом и королевским ожерельем. Голову его венчал серебряный венец с зубчиками в форме листьев, с изумрудами. Его светло-голубые глаза были действительно длиннее, чем у прочих. Если людей принято было называть круглоглазыми, то уж глядя на Дуннахира даже Медб можно было бы назвать совоокой. Он, собственно, и подвел к ней Вестейна, как старший родич - уж чести этому лесовику оказали сверх всякой меры! Мог бы и поскромнее себя вести... Жениха Медб и прежде видела несколько раз в лицо, и потом еще в Камне. Он был хорош собой и уже отмечен славой пограничных боев с аойннай, не признающими ничьей власти, кроме своих многочисленных вождей, и рекха, вообще никого не признающими. Говорили, что некая дама присылала ему изысканные стихи на тонкой ароматной бумаге, и обязательно с цветком или душистой травой. Но княжич не ответил на сердечные стремления красавицы и она утопилась в темном лесном пруду, оставив после себя изысканное предсмертное стихотворение. А Медб получила княжича без всякой борьбы. Так было решено. Но и любви между супругами поначалу не было. Тогда, на свадебном пиру Медб исподволь разглядывала суженого, старательно делая каменное безразличное лицо. Он, впрочем, тоже.
   Он был статен, высок ростом, и волосы у него отливали темным серебром. Поэты это тоже подметили и возносили хвалу Серебру и Злату. А он потом называл ее рыжей. Говорил: для других ты - Златокудрая Медб Источников, а для меня - рыжая. Рыжая-рыжая! Да уж, рыжая... А как трудно потом было сживаться, притираться властной Медб, чародейке, смотрящей в Камень, одной из старших Совета Магов с этим немногословным, с виду тихим и спокойным, а на деле твердым и упрямым мужчиной! Они в первый год брака несколько раз чуть не подрались. Да и потом было нелегко, пока Медб не научилась уступать. Пока не перестала брать все на себя.
   Кириг Вестейн незаметно, неторопливо избавил жену от государственных дел, чему она, поняв, была в общем-то рада. Он понимал все, может быть, куда проще, чем она, его разум не воспарял над грешной землей, выискивая первопричины того или иного хода мировых событий. Высокие материи магии, Сил и равновесия были ему не то чтобы чужды, просто Медб лучше с этим справлялась. По крайней мере, она научилась советоваться с мужем. Правда, тут они как бы менялись ролями - обычно женщина выслушивает тревоги мужчины, его рассказы о делах мировых, а тут слушал и успокаивал муж. Его практичный, спокойный разум зачастую помогал просто и четко все расставить по местам, так что Медб сначала оценила, потом зауважала, а потом полюбила мужа спокойной, уверенной и глубокой любовью. Это было ровное, долгое и сильное пламя, которого хватит до конца Дороги Птиц. Так что царствовала в Коэр Гверенн властительная и гордая Медб, но правил - Кириг Вестейн, князь Исфальхара. Медб это понимала - и была благодарна. У их дочери волосы были в него. Папина дочка. Папина... А папа сэви мару еще покажет. Тоже мне, "дети - существа хрупкие". Шея у него хрупкая. Если петлей или топором, то особенно. Гад ползучий...

      Следующую неделю Медб вела себя словно безумная. Не отпускала дочь от себя ни на шаг. Мужа слушалась во всем, делами заниматься на время прекратила. Кириг Вестейн тем временем вызвал к себе Храудуна - пока что просто для разговора. Храудун, однако, так искренне клялся и божился, что никто из сэви, включая его самого, и не подозревал, что девочка в замке, что Кириг Вестейн решил покамест не тревожить сэви мара. Однако приказал двум лучшим разведчикам с Храудуна не спускать глаз, докладывать князю об каждом его шаге. Жене велел готовиться к отъезду - но так, чтобы никто не знал.
   Девчонка же все эти дни жила, как в тумане, охваченная предвкушением нового, невиданного, неведомого. Новые земли, новые встречи - кто знает, чем все это обернется? Она смотрела на мир, широко распахнув глазенки, и мир, огромный и непонятный, готовился принять ее в свои объятия.

      Выехали рано утром, еще до рассвета, когда зябко и хочется спать. Скромная закрытая повозка с небольшим эскортом без гербов тихо покатила по мощеной белыми плитами Западной дороге, чтобы потом свернуть от большого тракта к северу на дорогу поменьше, хотя тоже хорошо ухоженную, но не слишком оживленную, особенно в это время года. По ней осенью пригоняли овец с горных пастбищ на торжище.
   Исфальхар сильно отличался от Коэр Гверенна. Тот был краем возделанных полей, легких серебристых замков на холмах, городов, похожих на горсти разноцветных камней в зеленой траве, яркой зелени, протканной нитями мощеных белых дорог, небольших рощ и совсем домашних лесов где-то далеко от дороги. Коэр Гверенн не знал крепостных стен - лучше всяких стен его охраняла магия. Коэр Гверенн давным-давно, еще со времен Хидира Мане, не знал войн. Никакой враг не мог переступить Круга. Две Осады доказали это, хотя во время последней на стороне врагов были сильные маги. Коэр Гверенн был краем утонченной изысканной красоты, высоких искусств и магической мощи.
   На четвертый день холмы стали выше, лес приблизился к дороге, среди травы стали высовываться серые спины валунов, а впереди замаячили вершины гор. Поля сменились заросшими дикой травой лугами, дорога стала тряской, замков больше не было. Вместо белых домиков селений теперь стояли большие приземистые дома с фундаментом из дикого камня и бревенчатыми стенами. Даже ветер изменился. Воины стали настороженнее, по ночам Медб обходила лагерь посолонь и замыкала чародейный круг, читая мерные непонятные стихи. Как-то раз девочка проснулась от криков и жуткого рева. Она откинула занавесь повозки и выглянула наружу. Матери рядом не было, потому она испугалась. Но то, что она увидела, было еще страшнее - прямо перед матерью, словно запертый в незримой клетке, бился в ярости какой-то зверь, здоровенный как медведь, только с волчьей головой и красно-бурой клочковатой шерстью. Медб стояла, вытянув руки вперед, а воины с криками били тварь копьями. Как потом узнала девочка, это был кере, один из многочисленных видов рекха, кровожадный полуразумный зверь, сохранившийся еще в глухих лесах. В Исфальхаре князья по меньшей мере раз в год устраивали на них охоту.
   В середине восьмого дня по круглому каменному мосту они пересекли стремительную широкую реку. Это была Аланиссэ, Бурно-светлая. На той стороне, у невысокой каменной башенки их уже ждали. Девочка во все глаза смотрела на встречающих. Они были светлее нисси - а тех смертные называли смуглым народом. В остальном они мало чем отличались от них. На их загорелых, обветренных лицах ярко блестели длинные глаза, у многих зеленые или карие с прозеленью, что было у ирек сплошь и рядом. Серые глаза Кирига Вестейна и голубые - Дуннахира, считались признаком высокого рода, крови Айхэллина. Ирек были в цветах окружающего леса - коричневом, зеленом и сером. Невысокий коренастый воин в черной головной повязке ловко спешился и, весело улыбнувшись, подошел к повозке.
   - Привет, сестрица! - по мнению девочки, он был чересчур нахален. Но мать тоже улыбнулась ему, хотя и более церемонно, но все равно радушно.
   - Привет и поклон и тебе, брат мой. - Воин помог княгине спуститься из повозки.
   - Как доехали? Как мне донесли, вы повстречались-таки с кере? Прости, моя вина. Вообще-то, - усмехнулся он, - ты, сестрица, и не с таким бы справилась, но все же...
   - Так ты уже оттуда за нами следил?
   - А как же. И друэнн тряс, и ястребов пускал - твоя птица, как-никак, пусть оберегают. А уж после этого мои разведчики шли по обе стороны дороги рядом с вами. Не заметила?
   - Один раз, - улыбнулась Медб. - Но от моих чар не спрячешься. Правда, я быстро распознала, кто тут по лесам шастает.
   Девочка вспомнила - именно тогда мать сказала странную фразу - теперь нам бояться нечего. Нас охраняют. Так вот кто охранял... Она с любопытством стала разглядывать воина.
   - А ты давно получил известие о нас?
   - Ястреб прилетел неделю назад. Вестейн велел ждать вас здесь. Я прикинул - сегодня будете. Да и друэнн подтвердили. Вот я и здесь, - он снова улыбнулся и посмотрел на девочку. Она уже догадалась, что это Кириг Аллам, меньшой брат отца. "Ни чуточки не похож", - подумала она. Он был ниже ростом, шире и крепче, с широким лицом, светлее отцовского, глаза были круглее, а волосы у него были рыжие.
   - Ну, да, - сказал он, словно отвечая на ее мысли. - Я Кириг Аллам Рах - Рыжий. Весь в бабку. А в ней примесь людской крови. И все равно я самый лучший боец моего отца! - рассмеялся он и подхватил ее на руки.
   - Мой папа лучше, - буркнула она, хотя Аллам ей уже нравился.
   - Ну, это смотря в чем, - он говорил с ней, как со взрослой, что все больше располагало ее к веселому дяде. - Вот пою я куда лучше его. И громче, - он снова рассмеялся. - Эге-ге-гей! Ау-ау-ай! - заорал он в подтверждение своих слов, и горы ответили отдаленным эхом. - То-то. Ну, как зовут мою племянницу? - вопросил он.
   - Никак, - вздохнула девочка. - Пока никак.
   - Медб! - возмутился Аллам, - вы что, совсем с Вестейном спятили, что ли? Мы же не варвары древние! Мы же современные анхэ!
   - Обычай есть обычай, - отрезала Медб. - Пока зови ее Тин Ка - маленькая белка. Я ее так зову, когда мы вдвоем.
   - Тинка? Ага. Тинка! Бельчонок, значит. А похожа ведь!
   Исфальхарцы и гвереннайт уже смешались, старшие о чем-то серьезно договаривались, и вскоре отряд двинулся по дороге вверх, в гору. Перед тем, как уехать, Аллам отстал от отряда и два раза крикнул по-ястребиному. Откуда-то ему ответили таким же криком. Он удовлетворенно кивнул и догнал отряд.

      Имение Аллама, куда их привезли, совсем не походило на легкий дворец ее деда в Коэр Гверенне. Первое, что бросилось в глаза - высокая и крепкая каменная стена. Но еще раньше из зарослей не раз доносился ястребиный крик - дозоры охраняли дорогу. С тяжелым грохотом опустился мост и открылись окованные медью ворота. Они были в доме Аллама, в Дин Аллам, в его земле Тир-на-Аллам.
   Дом Аллама был, скорее, высоким теремом в два жилья. Первое было из дикого камня, второе - деревянное, резное, с расписными резными столбиками и наличниками. Выставные окна были из разноцветных стекол в свинцовых переплетах. Аллам был холост, потому внизу располагались дружинные покои и большой зал для веселых пирушек. Но зато из верхних покоев по деревянной галерее можно было попасть в соседнее строение, где была кухня. Тин Ка очень скоро разведала, что главная женщина тут Тельге-вдова. Она командовала и рукодельным двором, и кладовыми, и вообще всем распорядком обычного дня. И лишь Эсген-дру и лекарка Туэ были сами по себе. Их уважали все.
   Вообще, если сравнивать, то дом в Коэр Гверенн был похож на витую раковину. Бесконечные комнаты на разных уровнях, двери, неожиданные повороты - никогда не знаешь, на что наткнешься в следующий раз. Иногда Тин Ка натыкалась на двери, что были всегда заперты, а некоторые либо не замечала, либо почему-то не хотела открывать. Позже Индис сказала ей, что они магически запечатаны, и что ей туда не надо. Здесь же, в Дин Аллам, все было как на ладони, просто и открыто. Тин Ка бегала везде, правда, от дома далеко пока не удалялась - мест не знала. А было тут красиво. Сам Дин Аллам стоял на высоком холме, сзади его прикрывал крутой подьем на перевал. С двух сторон, на два полета стрелы от холма, был зеленый луг, частью распаханный а дальше начинался лес. Земля быстро спускалась к чистой стремительной реке, бегущей по дну долины. За рекой почти сразу начинался лес, быстро взбиравшийся на крутую горную стену. У реки и слева от Дин Аллам, там, где лес уходил к западу, среди распаханных полей стояли еще две усадьбы, не такие большие. Два длинных приземистых каменных дома, крытых дерном, хозяйственные постройки, окруженные крепкой, пусть и невысокой каменной стеной. Таэх Нир и Таэх Тисса.
   Наверное, и здесь женщины вплетают заклятья в рукоделье и обходят с распущенными волосами вспаханные поля, чтобы урожай был впятеро, чтобы не росла сорная трава, не было бы потравы, чтобы ни птица, ни грызун, ни червь, ни гусеница, ни мелкая мошка либо жучок не расхитили урожая, чтобы не было ему вреда ни от хлада, ни от града, ни от засухи. И здесь, к Исфальхаре, кузнецы заклинали железо, чтобы плуг резал землю легко, как острый нож - масло, чтобы не в тягость была пахота ни пахарю, ни быку. Но никогда никто не стал бы приказывать ветру и дождю, никогда никто не стал бы устанавливать свой порядок Стихиям и Силам во всем Исфальхаре, к делали то в Гверенне испокон веку.
   Здесь небо было ближе, здесь утром облака почти волокли по земле брюхом, здесь постоянно шумел ветер и кричал в вышине орел. Здесь цвета были ярче и резче, ночи холоднее, а звезды - большие и лохматые, как кляксы на пергаменте, которые безбожно то и дело ставила Тин Ка, старательно обучаясь письму. Пальцы у нее теперь все время были синие. Мать занималась ей куда как больше, чем прежде. Бард Рамборг, с удовольствием повинуясь приказу, учила непоседу Тин Ка писать новым и старым письмом, по-гномски, по-людски, по манере ирек - не все время слева направо, а как землю пашут - строку слева направо, строку справа налево. Это письмо так и называлось - "строка пахаря". Пришлось учить языки. Пусть и говорили, что все пошло от одного корня, но за века стволы так разошлись, что теперь в словах разных наречий сходство улавливалось с трудом, да и то лишь искушенным слухом. Но к осени Тин Ка сделала большие успехи. За шитье и прочее рукоделье пока ее не сажали - не без вмешательства матери. Медб было больно, что ее - ЕЕ - дочь не сможет творить рукодельных чар. А так, попросту мастерить - не княжьей дочки дело.
   К зиме, когда на горных лугах лег первый снег, и овец пригнали домой, когда дядя Аллам уже не брал ее, как отец, на верховые прогулки и не рассказывал диковинных историй, Медб отважилась познакомить дочь с Гобеленом. День выдался пасмурный, за окном все было серо и сыро, мокрый снег лепил в окно. В доме топили печь, в горницах горели жаровни. Медб с утра обошла дом и поставила преграду теплу, чтобы оно не уходило из дома. Тельге была довольна - дров уйдет меньше.
   Тин Ка и Медб, одетые в теплые платья из мягкой шерсти, крашенной в яркие княжьи цвета, сидели за большим деревянным столом. Над головами висел в воздухе золотистый, с яблоко величиной, светящийся шарик, маленькое солнышко.
   - Смотри сюда. Вот это, - Медб развернула старый пергамент, намотанный на резную самшитовую палочку, как было в обычае еще в Ниссаоле, - это и есть Гобелен. Вот эта руна, похожая на вертикальную черточку, зовется Основа, - острым ногтем она показала на единственную руну, стоящую наверху. - Остальные руны - это уток Гобелена. Их всего четыре, и в сочетании с Основой они составляют Пряди, - она провела пальцем сверху вниз. - Четыре Руны Прядей - Уход и Возвращение, Свет и Тьма. То есть, получаются две пары. Из двух рун каждой пары можно составить одну Старшую Руну. То есть, две - Уход и Возвращение составляют руну Путь, Свет и Тьма - руну Мир. Теперь можем ткать Гобелен. Когда эти руны - я говорю о рунах Прядей - сочетаются различным образом с Основой, мы получаем Гобелен. Все руны Гобелена имеют в своем составе Основу, кроме двух, одна из которых носит название Пустой Руны. Вот она. - Медб ткнула в косой крест. - Это нехорошая руна при гадании. Иногда она означает просто неудачу, или завершение, но по большей части - смерть. Ладно. Есть еще руны, которые стоят отдельно и называются Узором. Прядей они не составляют. Это - Суть или Зерно, Время, Покой и Око. Пока просто запомни. И еще запомни старшинство положений. - Медб начертила на восковой дощечке четырехугольник, поставив над каждой стороной точку. - Верхняя - небо, справа возвращение, внизу земля, слева уход. Верное направление - по ходу солнца от Ухода. Уход - это начало. Старшее положение - Земля. Все уходит в нее.
   - А как ими писать? - полюбопытствовала Тин Ка.
   - Это я тоже скажу. Правда, сейчас пишут по-новому, это куда как легче, да ты и сама знаешь. Но мы, обладающие Силой, должны знать Руны. Как видишь, их всего двадцать пять. Но Пустая Руна на письме не используется. Каждая означает звук, с которого начинается название каждой Руны. Просто.
   - Просто... А как ими... ну, всякое делать?
   Медб невесело усмехнулась.
   - Это потом. Ты еще не подготовлена.
   "Она ведь не знает, что я все слышала. Я Пустая Ветка. Жалеет". Тин Ка коротко вздохнула и ничего не сказала. Писать ими действительно оказалось просто, но гадать - не получалось, и все. Выходила то несусветная чушь, то что-то настолько зловещее, что Медб поначалу просто запретила дочери вообще использовать Гобелен. Несколько дней она сама колдовала над рунами, затем, уже успокоенная, возвратилась к занятиям, но дальше написания они не пошли. Видно, Медб поняла, что у дочери ничего не выйдет.
   Потом был перерыв на две недели, когда мать уехала вместе с дядей Алламом. Что они покинули Дин Аллам по важному делу, Тин Ка узнала опять же из подслушанного разговора. В Дин Аллам тоже была комната, в которую ее не пускали. Странно, но и заходить ей туда не хотелось. Видимо, тоже Запечатали. Как бы то ни было, ей везло на подслушанное. Проснувшись ночью, захотела клюквенной воды, тихонько встала, чтобы не разбудить Рамборг, и пошла в верхнюю залу, чтобы зачерпнуть из деревянного бочонка. Ногам на пушистом шерстяном ковре не было холодно, да и шаги были не слышны. Зато прекрасно были слышны голоса из-за двери Запечатанной комнаты. Тин Ка даже не пришло в голову, что сквозь такие двери вообще ничего не должно быть слышно...
   - ...поставить Преграду, - говорил Аллам.
   - Ты считаешь, что это так опасно? - послышался встревоженный голос Медб.
   - Я не боюсь нападения. Мои разведчики надежнее любой магической защиты, но я не хотел бы, чтобы слишком скоро узнали, где вы. Брат тоже просит тебя беречься.
   - Кого? Он ведь не говорит - кого?
   Молчание. Девочка вдруг прямо УВИДЕЛА картинку - то, что происходило за дверьми. Не все, только мать и дядю. Аллам расхаживал по комнате, Медб сидела в застланном пушистой волчьей шкурой кресле.
   - Сам хотел бы знать, - медленно ответил Аллам.
   - Если уж ставить, так не Преграду, - покачала головой Медб. - Даже не Зеркало. Любой маг распознает их и тут же поймет, что именно тут мы и есть. Скорее, я бы сделала Прозрачную Маску.
   - То есть?
   - Ну, смотришь - и не видишь ничего. Словно ничего тут и нет. Свободно смотришь, ничто не мешает - но не видишь. Это труднее, но зато куда успешнее действует. Правда...
   - Что?
   - Старый случай один... Когда Тин Ка полгода назад пропала, мои маги прощупали весь дворец, все окрестности - и ничего. А она была у нас под самым носом... Ошибка? Нарочно утаили? Или - просто ее нельзя увидеть, если она не хочет?
   Аллам напряженно смотрел на Медб. Та покусывала губы в задумчивости.
   - Ты говорила, что Тинка - Пустая Ветвь.
   - Да. Но я не уверена. Понимаешь, этот случай... И еще - любой, даже самый бездарный анхэ способен работать с Гобеленом, творить самые пустяковые чары - но не Тин Ка. Такое впечатление, что в ней есть что-то настолько огромное, необычное, что мы, привыкшие к обычной магии, просто неспособны это увидеть. Или понять. Или я утешаю себя, что ли... Ладно. Я сделаю нам Маску и поставлю Преграду на севере Исфальхара, где могут попробовать прорваться аойннай со своими шаманами. Время тревожное. И что творится, я - Я - не знаю!
   - Ты не пробовала смотреть в Камень?
   - Лучше бы в корень, - усмехнулась Медб. - Пробовала. Но когда я пытаюсь увидеть именно то, что может быть корнем происходящего, я вижу только туман. Радужный туман. Иногда, когда я смотрю как бы боковым зрением или очень сосредотачиваюсь, туман чуть раздается - но все равно ничего четкого я не вижу. Сил требуется много, я просто не могу. Чувствую, что что-то или кто-то нарочито ставит мне преграду - и ничего не могу сделать. Я должна подумать, разобраться...
   - Хочешь, я сведу тебя с Эсген-дру? С Туэ? Я понимаю, что вы, маги, их всерьез не воспринимаете, но недаром наши деды их всегда уважали. Они многое могут. И мы очень мало знаем про их умения.
   - Я, как ты сказал, не слишком им верю, - пожала плечами Медб, - но теперь я почти готова схватиться за соломинку.
   Тин Ка едва успела юркнуть в кровать, прежде, чем мать заглянула в комнату. Девочка ощутила мягкое прикосновение сухих губ на щеке и завозилась, что-то промямлила, словно во сне.
   - Ти дреа ниасс, - послышался шепот. "Добрых сновидений тебе".
   Засыпая, Тин Ка точно знала, что обязательно найдет способ проникнуть в Запечатанную дверь и посмотреть в этот самый Камень. Если она все же не эта самая Ветка или какая там еще... С этой жутковато-искушающей мыслью она заснула.
   Но до того прошла почти половина зимы, и мать не раз в Камне показывала ей Коэр Гверенн и в праздник Урожая, и в пору любования осенней луной, и в день любования первым снегом, и в Праздник Солнцеворота. Интересно было праздновать и тут, в Дин Аллам, и там, в Коэр Гверенн. А раз мать показала ей отца. Кириг Вестейн был как всегда спокоен и даже весел. Но Тин Ка это не понравилось - как можно радоваться вдали от них? Хотя отцовы письма доставлялись с ястребами чуть ли не каждый день, да и мать говорила с ним через Камень. А в письмах он всегда писал добрые слова, называл дочку ласковыми прозвищами и обещал приехать. Тин Ка тогда не знала, что для всех они были в родовом святилище Дома Дерева - Дин Эддон, месте закрытом для всех, кроме членов этого Дома, главой которого ныне была Медб. Как удалось устроить иллюзию их присутствия там, Медб не знала, хотя и подозревала, что Вестейн-таки прибег к помощи друэнн.
   Как бы то ни было, когда мать с дядей Алламом уехала замкнуть круг посолонь - в День Солнцеворота Преграду надо было обновлять, Тин Ка решила атаковать запретную комнату. Ночью, конечно же. До того она недаром терлась возле Эсгена-дру и Туэ, выспрашивая про всякие амулеты и прочие пустячки. Наверное, потом они обнаружат пропажу камешков и трав, но сейчас девчонка была вооружена всякими такими штуками донельзя. Рамборг уснула рано - и недаром, Тин Ка сунула ей в постель под подушку корень сонной лилии. Когда бард не очнулась даже тогда, когда девчонка пощекотала ей нос перышком, стало ясно, что можно идти.
   Деревянная дверь была даже без замка. Печать сильнее любого затвора. Книгу заклятий Рамборг ей не давала, потому как такими вещами не шутят. Тем более, когда Силы нет. Потому, не особенно веря в успех, девочка вытащила из-за пазухи разрешающий затворы алмаз, который она стянула у Туэ, очертила круг на двери противусолонь и застыла в растерянности. Что дальше? Робко толкнула дверь - та открылась без скрипа, без шума. Так просто? Или подействовало? А, все равно. Как и все Эремме Анх, она хорошо видела в темноте. Надо притворить дверь. Камень? Где Камень? Вот он, на столе, под белым вышитым полотенцем... Тин Ка быстро залезла на скамью и стянула ткань. Камень чуть поблескивал во мраке. Как там мама делала? Так вроде. Брала в руки, и он показывал... А что посмотреть?
   - Я хочу увидеть папу, - неожиданно для себя прошептала она. Камень оставался таким же отчужденно-холодным.
   - Ну, - буркнула Тин Ка. Камень молчал. Затем вдруг быстро начал теплеть, слабо засветился...

      ... - И что ты скажешь? - спросил Вестейн.
   Тайрон опустил голову. Поднял помрачневшее лицо, брови сошлись над переносицей.
   - Я боюсь, князь. Я боюсь, что нас услышат.
   - Эта комната Запечатана, разве ты не почувствовал?
   - Да, но теперь я не стал бы ручаться за то, что... что ОН не сможет пробить этой Преграды.
   - Что ты предлагаешь?
   - Я попробую. Все же он пока верит мне... Так... Вроде бы ничего. Он не слишком высоко ставит вас, князь, потому мало следит. Вот вашей супруги он боится. Но, - хмыкнул молодой маг, - он уверен, что она в Дин Эддон. Как вам это удалось?
   Вестейн покачал головой.
   - И не думай читать мои мысли, - усмехнулся он. - Твой... учитель зря считает меня пустым местом.
   - Я понял, - поклонился Тайрон. - И все же поставим еще одну Преграду...

      Видение исчезло. Вот досада, зачем они так быстро спрятались? И про кого они там говорили? Кто этот ОН? И кто этот, молодой, незнакомый, в черных одеждах сэви?
   - Хочу видеть, кто этот ОН... нет, я хочу видеть, я правда Пустая Ветка?
   Камень молча поблескивал. Затем внутри его медленно закружилась молочно-белая спираль с радужными бликами. А потом ее пронзило быстро взметнувшееся пламя - невероятного розово-оранжевого, радостного цвета. Острое, как нож, оно медленно пульсировало, словно танцевало, и Тин Ка вдруг почувствовала, что нечто так же начинает дрожать внутри ее. Оно медленно поворачивалось, как лезвие, но это было не больно, а приятно, волосы тихонько шевелились, тепло волнами шло по телу, ЭТО начало наполнять ее, кончики пальцев стало покалывать, покалывать все сильнее, все горячее, уже жгло. Тин Ка испугалась. Она пыталась оторвать взгляд от спиральной пляски пламени в Камне, сжать пальцы - но не могла. По стенам заплясали розово-оранжевые блики, ей было уже страшно жарко, в ушах гудел ритм непонятной, угрожающе-мощной музыки... На стене, в сполохах дикого света обрисовалась ее тень - черная фигурка с раскинутыми крестом руками, с пляшущими на голове длинными змеями волос... Она закричала...
   Она не слышала воплей по всему дому - терем трясло, как при землетрясении. Рамборг, очнувшись, наконец, выскочила в одной исподней рубахе. Домашние толклись у двери, никак не могли войти туда - Рамборг, рявкнув, прорвала Печать, чуть не потеряв сознание от мощного усилия. Тин Ка, закрыв глаза, висела над полом, раскинув руки, и из пальцев ее било оранжево-розовое пламя. Такой же ореол окутывал всю ее фигурку. Девочка отчаянно визжала. Рамборг в ужасе поняла, что ей это не под силу. Она вообще не знала, ЧТО это. И тут откуда-то возник Эсген-дру, отстранил Рамборг, и шагнул в комнату. Волосы на его голове встали дыбом, как и у девочки, но дру медленно продвигался вперед, и пламя перед ним немного утихало, словно расступалось, давая ему дорогу. Наконец, он оказался около девочки и, резко произнеся какое-то слово, рывком дернул ее к себе. Все мгновенно погасло, девочка и дру рухнули на пол. Эсген с трудом поднялся, потирая ушибленное колено, пошатываясь от слабости. Посмотрел темным взглядом на собравшихся.
   - Позовите князя Аллама, найдите, где бы он ни был, и госпожу Медб найдите. Постарайтесь излишне не пугать ее. И успокойтесь - все миновало. Язык держать за зубами. - Все его послушались мгновенно, почему стало ясно, что он тут пользуется куда большим уважением, чем маги в Коэр Гверенн. Потом он обратил свой взгляд на Рамборг. - Забери девочку, госпожа, и вели послать за Туэ. Девочка может и умереть. Но если останется жива, то вспомни о словах сэви Эгина.
   Рамборг молча кивнула. Ей было страшно - и одновременно она чувствовала в сердце какое-то воодушевление, какую-то надежду, словно стояла на пороге. И сейчас Эсген-дру вдруг показался ей опорой, тем, кто может хоть чем-то обнадежить, хоть что-то объяснить. Она робко посмотрела на дру, но тот только коротко улыбнулся и помог Рамборг отнести девочку в кровать. Тин Ка была без сознания. Лоб ее пылал, щеки были неестественно красны - начиналась горячка.

      ...Обрывки разговоров. Непонятно. Слова сливаются в бессмысленное бормотание. Боль гудит в голове, заглушая все звуки. Серая тяжесть. Все кругом обволакивает горячая склизкая мгла. Душно. Иногда светлеет, вроде бы что-то знакомое чудится вот в этом цветном мутном пятне - и снова серая тяжесть. Как поплавок на волне - то нырнет, то всплывет, так и сознание - то погаснет, то чуть-чуть забрезжит что-то, но как только попытаешься ступить дальше, чуть продвинуться - накатывает такая боль, что сознание опрометью бросается назад, в спасительное небытие.
   ...Свет. Почему он такой яркий, это же больно. Глаза чуть вправо - нет, лучше не шевелить. Медленное ощущение собственного тела, жалкого, придавленного к мокрым от пота простыням собственным бессилием. Странный хрип - да это же я говорю. А что я говорю? Снова темно.
   ...Это потолок. А там должно быть окно. Ну и гадко же на языке. Шея болит. А если повернуть голову... ой, лучше не надо. Ну, не трогайте же, больно же...
   - Не надо... больно...
   Что-то опускается на глаза. Холодное. Приятное. Снова тьма.
   Девочка пришла в себя после двенадцати страшных дней и ночей, когда Медб думала, что дочь вот-вот умрет. Как сказал Эсген-дру, если бы все они трое - мать, Рамборг и он сам - не сидели возле нее денно и нощно, всеми силами пытаясь удержать ее на хрупкой грани жизни и смерти, то она точно бы умерла. Медб не хотела об этом думать. Она почти не покидала комнаты дочери, даже во сне держа ее за руку.
   - У нее такие маленькие ручки, - шептала она, - такие крохотные пальчики... маленькая совсем...
   Рамборг не ожидала, что будет так сильно переживать. Конечно, она любила воспитанницу, но чтобы так...
   Когда Тин Ка, наконец, открыла глаза, и осознанно посмотрела на мать, да еще и сказала что-то ясное, всем показалось, что с грохотом спустился горный обвал. А Тин Ка просто попросила пить. Туэ сварила кислое питье из горных ягод, приправила его медом. Тин Ка выпила и тут же ее стошнило. Но потом пошло легче.
   Выздоровление было тяжелым. Силы возвращались медленно, иногда ей становилось хуже. Но все же - жила.

      - Как она смогла пройти в Запечатанную комнату? - Медб говорила тихо, но Тин Ка все равно слышала, медленно погружаясь в теплый пушистый сон.
   - Не знаю, - так же тихо отвечала Рамборг. - Но когда я прибежала, Печать была цела. Мне пришлось сломать ее, я выложилась, чуть не до обморока. А девочка была там. Сама прошла.
   - И Камень ее слушался... Точнее, она сумела его разбудить - а ведь этому долго учат.
   - С вещами Силы не шутят. И с Силой тоже. Не знаю, что случилось, но это явно стихия Огня. Понимаете, госпожа, Сила нашла через нее выход, вышла очень мощно - но она выжила. Я не знаю, что будет. Останется ли она жить, станет ли прежней, сумеет ли вообще пользоваться Силой... Я не знаю.
   - Я читала, что прежде анхэ могли вот так, запросто пользоваться силами Стихий. Но теперь это искусство утрачено. Мир изменился. И если Тин Ка может... вдруг это знак?
   Рамборг поджала губы, тряхнула короткими светлыми волосами, остриженными по обычаю бардов.
   - Мне не слишком приятно это сознавать и об этом говорить, но, по-моему, нам придется все же обратиться к друэнн. К этим шаманам.
   - Как бы то ни было, Эсген-дру сумел справиться с ней. Он ЗНАЛ, что делать... Бедный Вестейн... у него такое страшное лицо было, когда я говорила с ним через Камень...
   - Ма-ам... - вдруг прохрипела девочка, - а кто такой тот, сэви, что с папой тогда говорил?
   - Когда? - вскочила Медб.
   - Когда я... Камень смотрела...
   Медб молча переглянулась с Рамборг.
   - В какой палате это было?
   - Не знаю... я там не была...там еще единорог в окне...
   Медб изумленно покачала головой. Затем погладила дочь по голове и дала ей попить, одновременно прошептав сонное заклятье. Ослабевшая девочка уснула и засопела, свернувшись как котенок. Медб провела рукой по лбу, словно что-то вспоминая.
   - Рамборг, ты знаешь, о чем она говорит?
   Женщина-бард покачала головой.
   - Это тайный покой, он дважды Запечатан. Я сама это сделала. Причем заклятьем Всех Стихий. И она все же видела?
   - Может, это просто наваждение? - усомнилась Рамборг.
   - Не знаю. Я спрошу у Вестейна, было ли это. Судя по тому, что я знаю и вижу в Камне - могло быть. Но, Рамборг, даже я через такую печать с трудом вижу! А она - девочка, ее не учили! Она же совсем маленькая... И что она ПОТОМ видела, что случилось, что пробудило эту Силу, которая рванулась через нее? Что ЭТО, Рамборг?

      Однако, какие бы надежды и страхи ни питала Медб, больше ничего подобного с Тин Ка не случалось. Более того - по мере выздоровления у нее стал постепенно пропадать голос. И когда она уже совсем оправилась, голос пропал окончательно. Поначалу пытались лечить обычными средствами. Потом Медб пустила в ход свое искусство, наконец, даже Высшую магию - но голос возвращался только на время, пока действовало заклятье. Его нужно было поддерживать постоянно. Рамборг вместе с Эсген-дру изготовили амулет из аметиста, но ведь всем известно - Сила амулета тоже не бесконечна. И приходит время, когда его нужно снова наполнять Силой. Словом, вернуть голос девочке не получалось. Оставалось одно - постоянно носить аметистовый амулет и временами погружать его для восстановления в чистую воду, впитавшую свет трех лунных ночей и трех солнечных дней.
   Аллам держал границу Исфальхара, потому часто отлучался, и не знал, что случилось с племянницей. Когда же вернулся, дом просто трясло от его гневных восклицаний, только что молнии не били. Князь кричал на всех, ругался, что его не вызвали раньше, костерил на чем свет стоит всех магиков и друэнн, топал ногами. А потом утих. А еще немного погодя он снял со стены старую арфу.
   Искусство сложения песен - одно из основных умений каждого мага. Но давно уже оно считается скорее просто искусством и магическая его сила забыта. Медб знала, конечно же, что прежде искусный певец мог вызвать перед слушателями зримый образ того, о чем поет, мог остановить песней течение реки и заставить двигаться камни... Но песня - слишком неверный путь магического действа. Песня - это чувство, а первый принцип магии - твори чары бесстрастно.
   Как бы то ни было, Аллам пришел вечером в горницу Тин Ка и сел на деревянный раскладной табурет у ее постели. Амулет уже лежал в чаше с водой, так что говорить она не могла.
   - Я пришел пожелать тебе доброй ночи, Белка, - улыбнулся он. - Ты славная девчонка. И хорошо, что ты сейчас молчишь. Я наговорю тебе кучу тайн, а ты и раскрыть-то никому не сможешь. Верно? - девочка улыбнулась и кивнула.
   - Вот когда я, наконец, сумею влюбиться по-настоящему, я женюсь. И стану таким важным, таким внушительным, - он изобразил, - как мой братец. И родится у меня дочка или сын, вроде тебя. Ты хорошенькая, Тинка, и знай это. Женщина должна знать, что она хорошенькая. Тебя полюбит красивый и отважный юноша, и вы будете счастливы.
   "Не полюбит меня никто. Я немая. Да еще бездарь", - вздохнула Тин Ка.
   - Нет, - словно прочел он ее мысли, - ты будешь говорить. И петь. И будет у тебя самый чудесный голос во всем Гверенне. Это я тебе говорю, я, Аллам Снежной Песни. А я знаю, что говорю, особенно когда касается песен. - Аллам провел пальцем по струнам арфы. Тин Ка захотелось тоже потрогать струны, но стало почему-то страшно. А Аллам, глядя на нее, тихонько запел, улыбаясь. Девочка почему-то не разбирала слов, хотя они были вроде бы совсем простыми, но они как-то сразу ускользали, прохладно и медленно касаясь висков, как те самые облака, что ползли над горным лугом, когда они поднимались на перевал. Незаметно она уснула. И снились ей длинная дорога в холмах, белая ладья на темной реке, и каменная чаша, в которой плясали на воде отблески огня, и белый корабль, подгоняемый лучами рассвета на зеленой воде... Хотелось плакать, горло сжало - и она услышала свой тихий стон. Это было на грани сна и яви, но когда глаза открылись окончательно, она, дрожа от страха и надежды, попробовала произнести слово - и услышала себя.
   Через несколько дней девочке стало значительно лучше. А еще через две недели мать разбудила ее на рассвете, одела и повела вниз, во двор Дин Аллам, где их ждали оседланные кони.
   - Мы едем домой? - изумленно спросила Тин Ка.
   - Нет, солнышко мое, мы едем дальше, в горы.
   - В Каменные Зубы, - добавил подошедший Аллам. - Я с вами.
   - Какие еще зубы? - сердито пробормотала девочка.
   - Это горы такие.
   - А почему мы не едем к папе?
   - Папа велел нам уехать как можно дальше и затаиться до поры до времени. Вот мы и уезжаем.
   - Зато я тебя кой-чему поучу, - весело добавил Аллам, вскочив в седло. Медб уже сидела в паланкине. Помогла дочке вскарабкаться внутрь, обняла ее и сказала:
   - Спи-ка ты, чадушко.
   Тин Как хотела было поспорить с мамой, но так и не смогла - очень уж спать хотелось, глаза сами закрывались.
   Когда она проснулась, солнце уже стояло довольно высоко. Порядочный же путь они проделали. Мать дремала, прислонившись к задней стенке паланкина, через щелку в занавесках была видна желтая пыль дороги. Привал сделали под вечер, когда совсем стемнело. Лес Исфальхара остался позади, далеко впереди, в нескольких десятках сотен фангов темнела громада горной гряды. Звездная сеть опутала небо мириадами ярких искр. Круглая блестящая луна светила так ярко, что можно было отходить от костра без факела - все было прекрасно видно. Пока готовили еду, Аллам достал из вьюка длинный кожаный мешок, развязал его - в мешке оказалась пятиструнная тарка. Тин Ка тайком подобралась поближе, но так, чтобы Аллам ее не видел, смотрела, как он быстро перебирает струны. Голос Аллама вызывал странное щемящее чувство, горло сжималось - хотелось запеть, но Тин Ка не решалась, чувствуя, что если издаст хоть звук, то слезы сами хлынут из глаз. Мать неслышно подошла, погладила по плечу, сказала весело:
   - Еда готова, иди, пока не остыла.
   Ей дали деревянную походную ложку, простую глиняную миску. Налили горячей похлебки. Девчонка ела жадно, с наслаждением вдыхая запах ольхового дыма - ей нравилось, что они снова едут, едут ночью, неведомо куда, горит костер, искры сыплются навстречу звездам, похлебка обжигает н+бо, и Аллам - у него такой чудесный голос, он уже поел и поет про приключения трех друзей и расписного кувшина... Ее так разморило от счастья и сытости, что она незаметно уснула, положив голову к матери на колени. Аллам допел песню, отложил тарку и тихонько засмеялся:
   - Смотри-ка, спит, так я и знал. Нарочно пел, для нее. Она очень хорошо чувствует песню. Просто удивительно. Она хорошо поет?
   - Не знаю, - растерянно покачала головой Медб. - Никогда не слышала, чтобы она пела. Наверное, поет... - Медб нахмурилась. Хорошо, что Аллам не умеет читать мыслей. Да и кому под силу прочесть мысли САМОЙ Медб? И она, и ее мать были среди признанных мастеров песни. Но Тин Ка никогда не пела... Как она надеялась, что дочь унаследует от нее хоть что-то, нет, не просто надеялась, была уверена. У нее, у САМОЙ Медб, не может быть бездарной дочери. Не может быть просто обычной девочки. Это унижало, заставляло себя чувствовать какой-то ущербной... В груди кольнуло. Опомнись, это же твоя девочка, твоя милая зверюшка, твой теплый зайчонок. Медб вздохнула, загнав назад подступающие слезы. Медб Источников всегда была строгой и спокойной. Для большинства, по крайней мере.

      ***

      Высокая Медб Источников развернула легкий, почти невесомый свиток, запечатанный Соколом, знаком ее мужа. Свиток принес ястреб - птица Медб.
   "...если правда то, что Тин Ка для магов невидима, то искать будут тебя. Все знают, что ты дочь ни на шаг от себя не отпускаешь. Как ты ни искусна, ни сильна, поостеречься стоит. Возвращайся немедленно и оставь дочь на попечение Аллама. Мне нужна твоя помощь. Сэви мар донимает меня просьбами позволить ему исследовать нашу дочь. Не знаю, что заставляет его действовать так грубо, напролом. Похоже, что-то происходит, но это уже твои, магические дела. Приезжай и разберись..."

      Высокий Кириг Вестейн Высоких Рощ, старший князь Исфальхара, супруг САМОЙ Медб, регент Коэр Гверенна и Пятый Старший Совета Гверенна после юного Руаха Белых Колесниц, Эйдана Шенедда, Медб Источников и Дуннахира Длинные Глаза, сидел в Круглом зале, подперев щеку рукой и с тоскливой серьезностью внимал препирательствам магиков. В отсутствие супруги он хотя и не становился ее местоблюстителем в делах магии, но на собраниях присутствовал всегда.
   Коэр Гверенн был землей, возделанной с помощью магии. Сезоны сменяли друг друга точно в срок, погода была предписана вековыми правилами раз и навсегда, все с детства знали, что в зимний день Кэлварх будет ясно, а в летний Кэлварх не только ни капельки дождя не упадет, а вообще ни облачка в небе не появится. Все знали, что в такой-то день дождь будет лить там-то и ровно столько-то часов. И если вдруг размеренный порядок вещей нарушался, это казалось уже бедой, чуть ли не равной Великой Осаде. В Исфальхаре природу не направляли. Но Кириг Вестейн слишком долго был здесь правителем и успел свыкнуться со всеми чудачествами жителей Сердца Гверенна.
   - И потому мороз побил цвет. Вы понимаете, что из этого следует? - горячо вещал высокий, плечистый сребровласый сэви в лазурном платье Смотрителя Погод. - Не ждите вишневого вина в день Тьяльварх! Знаменитого вишневого вина Тхеронны!
   Как успел понять правитель, молодой ученик, помощник Смотрителя Погод, коему было доверено первое большое задание после обучения, с треском его провалил, и вместо легкого дождя в Тхеронне случились заморозки, как раз в пору цветения тамошних вишен. Выпал снег, пополнив, когда растаял, местное болото, почему ожидалось избыточное количество комарья. А это приносило неудобство местным женщинам.
   - Стало быть, - поднялся с места с невероятно невинной улыбкой известный весельчак сэви Льонд, - вспомним закон - где чего убыло, так в другом месте прибыло. Так что пусть произведет расчет, на сколько прибавилось воды и комаров и преобразует их в недостающий цвет вишен, причем соответствующий сроку цветения. Думаю, вашему воспитаннику сие вполне по силам, - ехидно поклонился он смотрителю погод. Тот надулся. Понятно, если ученик такое натворил, - подумал Вестейн.
   Сэви мар Храудун сегодня был в черном. Последнее время это все чаще было его любимым цветом. Очень соответствовало его угрюмому настроению. Все время, пока Медб и Тин Ка были в отъезде, он добивался от правителя, куда увезли девочку. Видимо, дознался, что в Дин Эддон ее нет, но и у Аллама не нашел. Медб уж постаралась. Однако, после той весточки от Медб, полученной через Камень, Храудун оставил все расспросы. Частенько, видать, сэви мар стал наведываться на Незримые Пути... Вестейн уже знал, что храудуновы соглядатаи зашныряли по Исфальхару. Однако там их вычисляли быстро - Исфальхар жил по другой магии, и этих видно было даже дураку. И все же девочку надо спрятать. Кто знает... Эсген-дру и Туэ не станут зря советовать, хотя определенно ничего сказать не могли. И скорее бы возвращалась Медб...
   Пря продолжалась. Когда золотистый солнечный лучик остановился на мозаичном полу на изображении лебедя, совет окончился. Кириг Вестейн поднялся, поправил серебристую мантию и заявил торжественным и, как надеялся, глупо-величественным голосом:
   - Госпожа моя и супруга Медб Источников на шестой день изволит вернуться в Коэр Гверенн. О том прислана весть.
   Храудун встрепенулся. На лице его было написано неудовольствие. Известие прошло мимо него и узнал он о возвращении княгини не первым. Вежливо кашлянув, он поднялся и почтительно прошелестел, сложив ладони перед собой:
   - Могу ли узнать, здорова ли молодая госпожа и изволит ли она вернуться?
   - Моя дочь, - помолчал Вестейн, - потеряна. И ты знаешь об этом не хуже меня.
   - Я не понимаю, государь, - изумился Храудун. Похоже, не притворялся.
   - Понимаешь! - рявкнул Кириг Вестейн. - Понимаешь. Сила сожгла ее. Опустошила. Выжгла дотла. Все равно, что умерла, - голос его понизился до скорбного шепота. Он повернулся и быстро вышел из онемевшего зала, стараясь не ухмыляться.

      Тин Ка, Аллам, Рамборг, Эсген-дру и Туэ в сопровождении верной свиты въезжали в Каменные Ворота, которые дети Тарма называли на своем наречии Дир Ха-лу. Похоже на гвереннское Доэр Ллитх, но не очень.
   А Медб со своей свитой была на пути в родной Коэр Гверенн. И въехала она в ворота Дин Аррайн - Дома Королей, белого замка на холме над столицей как раз под первым весенним дождем.
   -Ты сама словно дождь, - улыбнулся Вестейн, отпустив, наконец, жену, промокшую и счастливую. - Теплый, весенний, долгожданный. Дай посмотреть на тебя.
   Медб засмеялась.
   - Я так скучала по тебе. И так хотела, чтобы мы вернулись домой обе, я и Тин Ка. Что случилось? Что здесь происходит? Мне мало того, что ты присылал с ястребами и говорил через Камень.
   - Камень сейчас ненадежен. Слишком многие желают посмотреть туда, куда не надо. Я все расскажу тебе, но... я так давно тебя не видел... Может, чуть позже?

      - Когда я отослал вас поначалу, я просто хотел, чтобы вы пожили немного спокойно. Ты сама знаешь, что значит наша дочь. Ты - правительница самого блистательного княжества Гверенна. - Он усмехнулся. - В Ардах-ан-Гверенне власть, в Ниаллах-ан-Гверенне доблесть - хотя сейчас сомнительно, в Коэр Гверенне чары и мудрость.
   - А что в Исфальхаре? Впрочем, знаю - там ты. И Аллам. Ну, давай, дальше рассказывай.
   - Потом случилось... ну, то самое. С Глаз-Камнем. Ты не представляешь, что тут творилось! Наши степенные сэвинайт бегали как муравьи, потрясали какими-то пергаментами, а Храудун скакал козлом и норовил вцепиться в меня... Слушай, как тебе удалось так запутать Незримый Путь, чтобы он так и не понял, что Камень был в Дин Алламе? Конечно, что уж не в Дин Эддоне, это все поняли. Но что вы и Камень в Исфальхаре, это они уже только потом додумались. А так по всему Коэр Гверенну рыскали!
   Медб самодовольно, по-кошачьи зажмурилась. САМА Медб!
   - Словом, Храудун ходил вокруг меня как кот вокруг горшка со сметаной. Я притворялся дурнем, похоже, успешно. Молчи, можешь не говорить, что мне не надо притворяться, Короче, магики прямо-таки сгорают от желания исследовать нашу дочь. Не дам.
   - Не дам, - кивнула Медб. - Ну, и?
   - Ну, я и отослал вас еще дальше. В Каменных Зубах гномы и сами не дураки в смысле колдунства. И под землю чужой взгляд не проникнет. Ладно, это все ваши магические дела. А вот остальное... Сама знаешь, верховного короля у нас, считай, нет. Руах еще мальчик, его никто не признает, если только он не совершит великого подвига. Ему даже еще копье его наследное, Инсилах, не вручено. А вот Эйдан Шенедд все чаще заговаривает о том, что пора бы избрать в Гверенне настоящего короля. И тут наша дочь, Пустая она Ветка или нет, становится очень важной. Ну до невозможности важной персоной. Кто соберет под руку свою две трети Гверенна - уже и так король. У Тин Ка и в Исфальхаре сильная родня, да и сам Дуннахир, что в Лесу Эддон правит, тоже ей родич.
   - Понимаю. А Дуннахир умеет улаживать дела с вольными ирек.
   - Верно. А еще у Дуннахира есть племянник. Горит жаждой восстановить славу Аунны. И очень не любит нисси. Говорят, вольные ирек были бы очень рады, если бы на престоле Дуннахира воссел Атойо.
   - Но причем здесь Тин Ка?
   - Она еще и нашей исфальхарской крови тоже, крови ирек. Если Атойо объединит всех ирек, то... то одному Всеотцу ведомо, что случится. И ему тоже Тин Ка может пригодиться. Так-то. - Он немного помолчал. - Тем более, что Храудун, похоже, водится с Атойо. Правда, он стал чрезвычайно осторожен, поймать его за руку никак не могу... И то, что он так выспрашивал у меня, где ты с дочкой, мне очень не нравится. Очень. Как бы не пообещал он чего этим айоннай, чтобы взамен девочку нашу заполучить... Ты что? Рыжая, ты что, сомневаешься в том, что я смогу вас уберечь и надавать любому, кто посмеет хотя бы помыслить вас обидеть?
   Медб молчала.
   - Рыжая, - тихо сказал Вестейн, - не грусти. Мы всех одолеем.
   Кого всех - он не сказал. Просто не знал сам пока.

      А дни полетели просто бешеные. Совет магов прямо вцепился в Медб. Поначалу пытались выяснить, что все-таки произошло тогда с Камнем. Медб с каменным лицом отвечала, что Сила нашла неожиданный выход через Тин Ка, отчего та вовсе лишилась голоса и вообще может не выжить. Тогда возник другой вопрос, не менее важный - неужели Коэр Гверенн останется без наследника? И Дом Древа погибнет? И кто тогда будет править Коэр Гверенном? Если таковы дела, то Медб должна непременно постараться родить еще одного ребенка, обязательно должна. Ну и что, что у нисси обычно только один ребенок, бывает и больше, особенно если отец из ирек, да еще и смертная кровь в роду есть. Дривет Анх плодовиты как кролики... А как же пророчество сэви Эгина? Медб и Вестейн ничего определенного не отвечали, намекая, что могут и родить вообще-то... Храудун же больше молчал.
   А потом случилось еще одно событие - вернулся Ифдиг Мореход. Медб сочла это знаком. Еще никто не возвращался с Восхода.

      Ифдиг Айтринах, Ифдиг Чаек, Ифдиг Мореход был рослым, широкоплечим и громогласным - как иначе перекричать шторм или рев морского змея? А еще говорил он горячо, и остановить его было нелегко. Он размахивал руками, выкатывал глаза, то и дело вскакивал, чуть не смахнул на пол чашу тонкого зеленоватого стекла, которую совсем недавно сделала сама Медб.
   - Я сто двадцать дней шел на Восход, владычица! Я миновал берега светлого Ниссаола, но не ступал на них, ибо помню запрет Халах Хена. Я видел его высокие белые скалы, и пена в лучах зари была розовато-радужной, и птицы носились вокруг с громкими криками, и горьковато-притягательный аромат цветущих лесов тянулся с суши. Я плыл и плыл, пока однажды, на сто двадцатый день наш корабль не застыл. Ветер с прежней силой дул в паруса, но мы застыли - я видел это и по солнцу, и по луне, и по рисунку звезд. Словно незримая стена стала перед нами! - он вскочил, сел, приложив руку к груди и приблизив лицо с безумно вытаращенными глазами к лицу Медб. Кириг Вестейн сжал руку жены. - Нас что-то мягко, но прочно держало, не пуская дальше. Но мы вызвали магический ветер, и снова стали двигаться вперед. И было страшно, ибо больше ни звука не слышали мы, словно все они пропали. Только наши голоса, испуганные, тихие. А потом все вокруг стало меняться, и я не могу сказать, какой это был день - мы утратили счет. Странный радужный туман окружил нас, и мы ничего не видели Пропал и верх, и низ, и все стороны света - кругом один туман. И тогда я понял - нам нет пути дальше. Эвел Иннирен закрыта для тех, кто не все исполнил в своей жизни. Долг не дает уйти. И когда я сказал об этом своим перепуганным матросам, туман вдруг рассеялся, и я увидел, что мы идем уже от Восхода. Через сто дней попутного ветра мы достигли Ниссаола, а затем - Дойр Морай. И вот что я привез тебе, властительная Медб и тебе, высокородный Кириг Вестейн, - он порылся за пазухой и вытащил ладанку на длинном шнурке. - Вот, - он раскрыл ее, - это в тот самый миг, когда расступился туман, уронила на борт серебряная птица, каких я никогда не видел. - Он достал перышко, словно отлитое из чистого серебра и усыпанное алмазной пылью. - В тот самый миг мы вдруг услышали необычные, сладостные, полные притягательной тоски звуки - или лишь намек на звуки, учуяли странный, манящий аромат необычных цветов и трав, как будто пришедший из забытого детства... Лишь на миг. И души наши наполнило такое благоговение и счастье, как будто развеялись какие-то тяжкие сомнения... Нет у меня слов, чтобы сказать лучше! Примите этот дар иных краев, владыки!
   Медб осторожно приняла неожиданно невесомое перо в раскрытые ладони.
   - Благодарю тебя, Ифдиг Мореход, - кивнула она, не в силах оторвать взгляд от подарка. - Твой рассказ будет записан в Книгу Странствий моим лучшим писцом и украшен рисунками, какими ты скажешь. А ныне просим тебя быть нашим гостем, дабы могли мы почтить твое мужество и отвагу на вечернем пиру.
   - Будь гостем, - улыбнулся Кириг Вестейн и пожал мореходу сильную, коричневую от загара руку. Две крепких, мозолистых руки - морехода и воина, двух мужей, умеющих повелевать и вести волей своей.

      Серебряное перышко было на вид таким тяжелым - а на руке лежало совсем невесомо. Красивое, радостное - а Медб смотрела на него с какой-то тоской.
   - Неужели все же придется уходить, - тихо проговорила она.
   - О чем ты?
   - О том, будь оно проклято, пророчестве Халах Хена. Я не хочу уходить из этой земли. Не хочу.
   - А почему вдруг мы должны уходить? Я никуда не собираюсь.
   - Ирек это не понять. Вы никогда никуда не уходили и не возвращались. Не обижайся.
   - Не буду.
   - И все равно, когда-нибудь и вы уйдете. Ты никогда не думал, почему мы бессмертны? А? То-то... Мы пахари, Вестейн. И мы должны увидеть, как взойдут всходы, мы должны вырастить и сохранить, дать вызреть... Только собирать урожай не нам... Не нам. Наша награда - видеть, как его соберут другие. И знать, что все идет от нас. Но, Творец, как же мучительно становиться... богом. Мы ведь еще не повзрослели, мы еще совсем дети...
   - Взрослеть всегда тяжко, Медб.
   Медб помолчала.
   - Мне тяжело, Вестейн. Я не могу жить как прежде. Да и невозможно это. Понимаешь, все, к чему мы привыкли, меняется. Ведь вся наша жизнь подчинена издревле устоявшимся обрядам - а почему? А все потому, что мы тут живем в окружении магии, как было заведено еще Халах Хеном. Тогда тут была земля, где свирепствовали рекха, тогда нужны были все эти охранные заклятья, стены, преграды. Тогда мы, пришедшие с Ниссаола, отвоевали себе у мира уголок, где устроили все для нашего удобства - даже погоды. И так к этому привыкли, что почти забыли, что все это - не настоящее... Понимаешь, даже эта ошибка ученика Хранителя Погод - это неспроста. Пока я жила в Исфальхаре, я сумела увидеть все со стороны. И вот, что я тебе скажу, мой ирек. Все меняется. Все наши магические предметы и места не то теряют силу, не то... меняются сами законы, по которым они действуют. А мы все продолжаем по-прежнему. И продолжаем, и продолжаем... Знаешь, все, что я делала в последнее время, я делала не по нашим с детства вбитым в голову правилам. Нет. Осталось только то, что есть во мне, мое собственное.
   - То есть? - в глазах правителя загорелись зеленоватые огоньки - он чувствовал, что сейчас найдет ответ на какой-то важный, мучительный вопрос.
   - То есть, только моя собственная сила остается прежней. Понимаешь, меня учили пользоваться ей ПО ПРАВИЛАМ. По древним нашим правилам. И в этом я была великим мастером, уж некуда дальше! Но теперь осталось только то, что было во мне с детства - эта Сила, которую так долго загоняли в рамки наших законов и обычаев. Вот ты все смеялся над нашими обычаями - и что говорить надо так, а не этак, и сидеть-то правителю нужно именно так, а не вот так... А это ведь все те самые способы управления магией, в которой мы живем. И не дай Творец нарушить! А теперь осталось только то, что идет из меня. И все эти приемы уже ничего не значат. И все наши предметы, все места Силы, созданные нами - ничто. Мне кажется, что мы доживаем по привычке последние дни. И все понимают, что уже все, все изменилось, что ничего не будет как прежде - но просто боятся признаться в этом даже самим себе... Я не знаю, почему это происходит. Предполагаю, да. Но вот что я скажу тебе - я родилась под знаком Воды. Там, в Исфальхаре, я попробовала забыть все, чему меня учили и вернуться к своему детству. Когда я ИГРАЛА со своей новой силой. И это оказалось так просто... Только теперь моей силе не удастся опереться ни на Камни, ни на амулеты, ни на старые, веками подтвержденные заклятья. Только на себя. Наверное, я стала сильнее... или нет? Не знаю. Но я теперь не связана. Я могу видеть со стороны. Одного не понимаю - зачем он это сделал?
   - Кто "он"?
   - А ты как думаешь?
   - Наверное, так же, как и ты. Только не будем называть его вслух, ладно? У вас тут все так прогнило, провоняло этой вашей магией, что я уж и не знаю, где можно быть собой. - Медб только сейчас заметила, насколько усталым и чуть ли не больным он казался.
   - Где-то сейчас Тин Ка? Скоро ей имя нарекать, а я ее так давно не видел...

      ***

      "Каждому из анхэ нисси изначально дарованы чары. Этим отличаемся мы от смертных, помимо иных, не менее важных отличий. Лишь немногие из смертных могут преодолеть страх перед неведомой им силой и понять, что есть чары в сути своей. Часто смертные смешивают чары нисси и черное колдовство, и говорят, что все нисси колдуны, что глаза их светятся колдовским огнем, и называют нас белыми демонами. Чтобы развеять домыслы, и пишу я эту книгу.
   Что есть чары? Чары есть со-творение, ибо они - высшая степень созидания, уподобляющая нас самому Творцу. Творя чары, анхэ создает образ мира и делает его зримым, и образ этот - отражение мира в зеркале его разума и души. И делается сей образ зримым, и можно войти в него - как входят в дом. Таков дар певцов нисси - ибо когда поют они, даже смертные могут видеть сотканный музыкой мир как существующий в яви.
   И вещь любая, сделанная анхэ нисси, исполнена отзвука чар, ибо нет ремесла, нет искусства, кое не было бы подножием искусству чар, и оттого кажется смертным, что все, сделанное анх нисси - волшебное. И еще говорят они - и это точнее - что в каждую вещь, сделанную им, вкладывает нисси частицу своей души."
   Рамборг отложила стило. Из окна тянуло свежим запахом цветущего горного луга. Здешние горы были внутри изрыты, словно сыр, тысячами ходов - дети Тарма любили обрабатывать камень. Внутри тянулись коридоры, анфилады высоких залов, лестницы и переходы. Даже настоящие каменные сады, в которых горели причудливые светильники. Тин Ка каким-то образом научилась не теряться в путанице гномьих дворцов, но Рамборг с трудом переносила это каменное заточение.
   Гномы были чуть ниже нисси, но шире в плечах, с длинными руками и силы неимоверной. Кожа у них была светлее даже чем у смертных, глаза большие, темные. Взрослые мужчины их были сплошь бородаты и бородами своими гордились дальше некуда. Холили их и лелеяли - и красили, и заплетали по-всякому, и завивали, и украшалии золотыми нитями и драгоценными бусинами. Двигались они медленнее и тяжелее нисси. Женщин их Тин Ка и Рамборг видели редко - они не любили показываться перед чужими. Они тоже были тяжелее нисси, тоже любили украшения, а свои роскошные волосы холили так же, как их мужчины - свои бороды. Все женщины детей Тарма считались чародейками, и мужчины говорили о них только уважительно, иногда даже со страхом. Гномий царь, ти-ха-йи на их языке, соратник Вестейна - вместе отбивались от рекха двенадцать лет назад, когда была Волчья Зима - охотно оказал покровительство Тин Ка и ее маленькой свите. Девочка забавляла его, и он вместе с Алламом нередко показывал ей всякие диковины и рассказывал про разные гномьи обычаи. Это хорошо, - думала Рамборг. Еще и гномье образование ей очень пригодится. Хотя как все неровно, все на бегу, в переездах... Во всем нужна система. А тут Аллам воду мутит да еще гномьи премудрости - у них же совсем другой взгляд на все. Да и смертные все время приезжают. Девочке бы сначала с азами разобраться, а тут ей в головенку всякое без разбору валят и валят... ну вот где ее сейчас носит?
   А носило ее с дядей Алламом не так уж и далеко. Они сидели в галерее, тянувшейся над глубокой синей долиной, открывающейся в земли смертных. Оттуда гномам привозили зерно, меха и дерево, смолу и пеньку, холстину и травы. Нисси и смертные, что жили там, за долиной после Каменных Зубов, снабжали детей Тарма вином, плодами, рыбой, янтарем, жемчугом и солью. Коз и баранов они сами выпасали на склонах гор, а из шерсти ткали замечательные ткани, окрашивая их собственными красками, секрета которых никому не раскрывали. "Говорят, - рассеянно думала Тин Ка, - что где-то на юге и на севере от Гверенна есть города дривов..." Но это все так далеко, почти как в сказке - за двенадцатью лесами, за двенадцатью морями. Как будто и нет в мире больше ничего, кроме Гверенна да Нэген-Тир, ближних земель смертных... Правда, Рамборг могла бы и побольше поведать, она же полукровка, к ней смертные временами приезжают...
   Однако, ленивые мысли скоро ускользнули из головы Тин Ка, и она снова устремила взгляд на далекий сине-зеленый простор, туда, где небо сходилось с землей. День был светел, все было прекрасно, а впереди только радость да чудесные, замечательные, ужжжасно желанные тайны за каждым поворотом. И сидят они с дядей Алламом на террасе и едят пирожки с орехами и медом, запивая их - Аллам вином, а Тин Ка - молоком.
   - Я, Тинка, тоже ученый. Ты Рамборг не слушай, в Исфальхаре княжьи дети не на псарне растут, - жуя, говорит Аллам. Тин Ка нравилось, что иногда он вел себя ну просто очаровательно невоспитанно.
   - Угу.
   - И вот что я тебе хочу рассказать. Говорят, были в старину в Ниссаоле два брата - От и Орат. От был строителем, а Орат - музыкантом. Как-то раз заспорили они, кто из них искуснее. И вот, От построил замечательный дворец. Долго он трудился. И пока он строил дворец, Орат строил свою песню. И когда дворец был закончен, Орат спел песню, вплетя в нее Силу - и вот, песней он создал дворец не хуже дворца Ота. И брат признал, что и Орат не лыком шит.
   - И что?
   - Ничего. Просто, мне кажется, пора тебе поучиться петь и складывать песни.
   * - Дядя Аллам, - потупила голову Тин Ка, - я не могу. Я, - важным шепотом сказала ему она, - Пустая Ветка. Это страшная тайна.
   * - И что? Тебе же это не мешает учиться обычным делам. Даже если ты не сможешь делать волшебство, ты будешь знать, как его делать. Будешь просто уметь петь. Это ведь тоже хорошо.
   * - А я сумею?
   * - Думаю, сумеешь. Да нет, просто знаю. Вот что. Сходи-ка к Рамборг. Пусть она тебе расскажет про Слово и Музыку. А я - покажу. И научу. Всухомятку-то есть невкусно. Вот я тебе вкусненького и дам.
   *
   - Слово может быть просто словом, а может быть словом воплощенным. Способность к воплощению слова перешла к нам от Творца и Первых Его Детей. Но если у них эта способность подобна нашей способности дышать и видеть, то нам для этого приходится прибегать к определенным приемам. Если не принимать во внимание магическую силу слова, то речь пойдет о гармонии как таковой. Получится красивый, правильный стих, пусть просто стих, или просто песня. Это будет искусство как таковое. Но не Искусство. Сейчас я тебе расскажу о рифме. - Рамборг расхаживала по комнате, заложив руки за спину. - Итак, рифма...
   Ямбы, хореи, анапесты, гекзаметры и прочее приснились ей ночью в виде жутких зверей, которые носились вокруг и вопили по очереди ритмические строфы, глядя на нее круглыми желтыми глазами. У хорея был длинный голый хвост, ямб топал тяжелыми лапами, отбивая ритм, дактиль имел крючковатый клюв, амфибрахий был похож на здоровенную мохнатую гусеницу, а гекзаметр извивался членистым телом и шуршал.
   А поутру был второй урок - о жанрах. Тут было интереснее. Рамборг знала целую кучу стихов и вдохновенно читала отрывки стихотворений древних и новых. Тин Ка особенно понравились трех- и пятистишия. Это была такая увлекательная игра, когда в несколько слов вкладывалось множество чувств и ассоциаций, и получалось что-то большое. Образ. Это было интересно, и они с Рамборг просидели до самого обеда над восковыми ученическими дощечками, стирая и сочиняя.

      Торжествуя, зимний рассвет
   Отряхнул с отточенных крыльев
   Алые капли зари...

      - Это хорошо. Вот так слагают трехстишия на поэтических турнирах в Коэр Гверенн и в Исфальхаре. Но тебе еще нужно поупражняться в кеннингах...
   Кеннинги тоже понравились. Это тоже была интересная игра. Потому, прибежав вечером к Алламу прямо в личную мастерскую гномьего царя, она огорошила высокородных кузнецов.
   - А ты знаешь, что такое "вьюга ведьмы луны коня корабельных сараев"? А "червь крови земли"? А...
   - Тин Ка! - неожиданно сурово цыкнул на нее дядя, - а ты знаешь, что непристойно вот так врываться к государям и налетать на них со своими глупостями? - Во время этой суровой отповеди дядя пытался закрыть собой от нее наковальню, но Тин Ка успела увидеть голубовато-белый клинок, по блестящему лезвию которого вился странный незаконченный узор - или письмена.
   Царь О-ти-Хэ усмехнулся и покачал головой. В медно-рыжей бороде зазвенели крохотные золотые колокольцы.
   - Не пугай племянницу, Аллам-ти. Ну, возвеселилось чадо от познания нового. Негоже за радость-то корить. А ты, девонька, не страшись мужей властных, они тоже ведь чадами были. Ежели восхочешь, обучу тебя делу мелкому, кое наши жены ведают. Ну?
   - Х-хочу... - изумленно протянула Тин Ка. Вот этого она не ожидала, просто не надеялась даже. Ее научат гномьей премудрости!
   И в эту ночь снилось невесть что. Корабль оборачивался конем, который в то же время был почему-то увешан лунами, воин превращался в дерево, вокруг которого летали на ветру стрелы. И вообще все во все превращалось. Может, это был сон про волшебство? Тогда это какое-то глупое волшебство...

      Смертные приехали отрядом человек в двадцать. Тин Ка никогда прежде их не видела, хотя слышала о них чуть ли не с детства. И казались они ей иногда народом чуть ли не злодейским, а иногда - чуть ли не избранниками Творца. Они оказались довольно сильно похожими на нисси и ирек - почти такого же роста, немного коренастее, светлее кожей и с круглыми по мерке нисси глазами. Женщин в отряде не было - смертные были народом, где правят мужчины, что было для бессмертных малопонятно. Одеты они тоже были как-то темно и тяжело. Слишком много железа. Ри нэген - правитель местных смертных - привез сына поучиться у гномов, а в качестве платы доставил груз редкого дерева, которое у гномов очень ценилось, а также маралий рог. Мальчика звали Иссинат. Ему было лет тринадцать. Угрюмый, серьезный и страшно смешной. Он очень хотел казаться взрослым и властным. Тин Ка слыхала, что у смертных рано становятся взрослыми, но чтобы этот лопоухий тощий мальчуган был уже взрослым воином?
   - Тебя как зовут? - налетела на него Тин Ка, когда мальчик остался в Каменном саду один.
   - Я - Иссинат, - опешил тот. Говорил он на общем наречии непривычно отрывисто и сухо. - А ты?
   - А у меня еще нет имени. Я еще маленькая. Но ты зови меня Тин Ка. А у меня маму зовут Медб. А папу - Кириг Вестейн. А Аллам - мой дядя.
   Мальчик ошалел от такого обилия сведений, так что с трудом сумел выдавить, что его отец - вождь союза трех племен, что его мать умерла родами восьмого ребенка, что он единственный сын, что он тоже будет вождем, потому отец послал его обучаться к гномам и, может, потом к самим эльфам.
   - Ага, так вы нас зовете? Эльф, - она попробовала слово, покатав его на языке, как сваренную в меду ягоду. - Эльф. Здорово. А давай играть?
   * - С тобой?!
   * - Ты с девочками что, не играешь?
   * - Нет... Но с тобой буду... А ты колдовать не будешь?
   * - Да я и не умею.
   * - Но ведь ты дочь САМОЙ Медб!
   * - Не сама же Медб.
   * Мальчик помолчал.
   * - А мой отец сражался вместе с твоим, когда рекха напали тринадцать лет назад. Тогда я как раз и родился. Отец говорил - добрый знак, когда боги посылают сына в час победы. Твой отец, рассказывают, тогда тоже на пиру был. В честь моего рождения и победы. И вот этот кинжал мне подарил, - похвастался Иссинат. Кинжал был и вправду работы нисси. - С той поры они дружат.
   - Давай, мы тоже, а? А то тут скучно. Учат, учат, а играть не с кем. Только дядя Аллам один весело учит - петь да на тарке играть. Я уже умею! А ты по-вашему меня говорить научишь?
   - Ага. А ты писать умеешь?
   - Умею. А ты - нет?
   * - Нет, - вздохнул мальчик.
   - Ничего, научишься, - ободрила Тин Ка. - Знаешь, идем, я тебе дворец покажу!
   - Искать будут...
   - Вот еще! Ты же сам сказал, что уже мужчина!
   - Мужчина я стану, когда у меня дети будут, - буркнул Иссинат. - Я пока только воин...

      Три года пролетели почти незаметно. Иссинат учился не просто охотно - одержимо. Рамборг ставила мальчика Тин Ка в пример.
   - Он учится, чтобы стать вождем. Знания - это великая сила и власть. Это его долг, его предназначение. У него нет твоих способностей, так что он берет все, что сумеет. А ты - нисси, ты куда больше его можешь, тебе от природы дано - и не стараешься...
   И Тин Ка старалась. Рамборг правильно поставило дело - дети соревновались друг с другом. Вскоре Тин Ка уже без труда слагала стихи в любой манере, почти без ошибок писала и старыми рунами, и новыми, и всяким почерком, и всяким писалом - кистью, пером, тростинкой, чем угодно. Иногда Рамборг заставляла их состязаться в сложении стихов, но тут Иссинат безнадежно отставал. И петь у него никак не получалось. Он очень смешно говорил, что ему на ухо наступил медведь. Тин Ка пыталась представить - и каждый раз покатывалась со смеху.
   Аллам учил мальчика воинскому искусству, но, к обиде Тин Ка, племянницу учить не спешил. Раз она не выдержала.
   - Между прочим, - со слезами на глазах выпалила она, - Рамборг говорит, что владение оружием тоже входит в Двенадцать Искусств! Я должна уметь! Я дочь САМОЙ Медб! Вот так!
   Аллам мгновение ошарашенно молчал. Потом рассмеялся.
   - Ну... ну, если уж сама Рамборг говорит... Ну, давай посмотрим.
   Посмотрение заключалось в том, что дядя почему-то целый день заставлял ее делать всякие глупые дела и играть в дурацкие игры - камешки бросать, ловить брошенные перышки и палочки, рассматривать рисунки, поворачиваться на звук и все такое. После этих мучений он заявил, что для нее лучше всего будет научиться стрелять из лука.
   - Видишь ли, каждый имеет к чему-то способность побольше, к чему-то поменьше. Ты - прирожденная лучница. Еще поучу тебя основным приемам с мечом, копьем и кинжалом. Но здесь ты не многого достигнешь. А вот с луком у тебя выйдет. И еще я теперь буду вас обоих гонять верхом. Учитесь понимать коней.
   Потом полгода они с Иссинатом не виделись. Видно, учителя взялись за нее крепко, потому как отдали на учение к Эсгену-дру, который передал ей все, что знал о растениях, птицах и зверях, рыбах и насекомых. А вот о камнях и металлах никто лучше О-ти-Хэ не знал.
   Это случилось незадолго до Зимнего Кэлварха. Гномы в это время развешивают новые украшения на деревьях в Каменном саду. Это большой зал в самом сердце гор. Там тепло идет от земли, а свет дают маленькие затейливые светильнички, разные - золотые, железные, со стеклянными вставками или драгоценными камнями, но в любом случае ни одного одинакового там нет. Высокий потолок подпирают ветви колонн-деревьев, и там, в густой тьме наверху, горят тысячи маленьких хрустальных звезд, словно в ночном небе. По каменному полу журчат холодные ручьи, а в бассейнах плавают светящиеся рыбки, в каменных чашах в воде перекатываются жемчужины и опалы...
   Тин Ка пошла повесить на маленькое деревце свое первое творение - серебряный цветок-колокольчик с сапфировой бусиной вместо язычка. В Саду среди дня обычно никого не было - впрочем, кто в глубине горы поймет, когда тут ночь, а когда день? Разве что сами гномы. Тин Ка шла вприпрыжку, позванивая колокольчиком, когда вдруг услышала тихий разговор. Тин Ка затаилась за каменным деревом. Маленькие драгоценные кристаллы разноцветно поблескивали в ветвях. У огромной лазуритовой чаши на каменной скамье, покрытой мягкой клетчатой тканью, сидела Рамборг и неторопливо водила рукой в воде, перебирая камни. Рядом стоял Эсген-дру. Говорил он как всегда негромко и неторопливо. Но сегодня его голос звучал как-то нерешительно.
   - Госпожа Рамборг, не думаете ли вы, что Тин Ка вскоре станет взрослой, и тогда наставница уже не будет связана долгом?
   - Мудрый дру, дело не в долге. Не только в этом.
   - Полагаю, вы дали обет?
   * - Нет. Но дело не только в обете, даже будь я им связана.
   - Я понимаю, госпожа. Не настаиваю и не тороплю. Но знайте - вам стоит только сказать слово. В любом случае, я ваш самый верный друг и готов выполнить любое ваше приказание и желание.
   - Благодарю вас, - опустила голову Рамборг. - Я не отвечу отказом. Но и согласия пока дать не могу.
   - Я готов ждать, - кивнул Эсген-дру. - В конце концов, у нас, бессмертных, много времени.
   За Иссинатом приехали в конце года Оленя, шестого в кругу Двенадцати. Переговорив с посланными, мальчик прибежал в Каменный сад, где они обычно играли с Тин Ка. Лицо его было бледным и решительным.
   - Отец погиб, - сразу сказал он. - Я должен вернуться и принять его меч. Иначе будет смута.
   Тин Ка испугалась. Вот если бы вдруг с ней такое случилось... нет, она не смогла бы править. Она же ничего не умеет! Страшная растерянность и жалость охватили ее. Или дети смертных другие? Решительнее? Нет, в Гверенне такого не может быть. Дети не могут отвечать за судьбу королевства! Так неправильно! Так нельзя!
   - Тин Ка, - продолжал Иссинат, опустив глаза, - через два года мне исполнится восемнадцать зим, и я смогу взять жену. Я не упущу власть, я не дам растащить наследство отца. - Говорил он очень решительно, и Тин Ка ощутила себя такой маленькой, такой глупой, что даже заплакать захотелось. Мальчик поднял глаза. - Я хочу подарить тебе это, - он снял с шеи прозрачный камень цвета меда. Тин Ка знала - это янтарь, один из камней силы. - Мы еще встретимся. Ты не забывай меня, Тин Ка. Может... - он махнул рукой, резко отвернулся и пошел к выходу, где его уже ждали мрачные, одетые в меха и железо люди.
   В тот вечер она долго стояла на галерее, глядя в синеву Долины, за которой начинались земли смертных. Небо было тяжелым и сумрачным, и на душе у нее тоже было тяжело. Это была ее первая разлука и первая потеря. И еще один урок.
   Рамборг никогда не видела воспитанницу такой послушной и тихой. И рассеянной. Внутри у нее была какая-то мысль, но делиться с Рамборг она не собиралась. Вечером, как всегда, посмотрели с Алламом в камень, поговорили с мамой и папой. Затем пришла пора ложиться, но никак не удавалось втолковать девочке, что уже поздно и пора умываться. Она сидела, сложив руки на коленях, и безучастно смотрела в стену. Рамборг вдруг впервые испугалась - не за нее, а самой Тин Ка. В ней появилось что-то непонятное, неопределенное. Рамборг не могла разгадать, что именно, и это пугало.
   - Что с тобой, княжна? А? Бельчонок, что с тобой? Грустно, что друг уехал? Что поделаешь, вся наша жизнь - расставания.
   - Я выйду замуж за смертного, - вдруг сказала девочка. Это прозвучало так по-взрослому и так серьезно, что Рамборг даже и не пыталась рассмеяться и обратить все в шутку. Она обняла девочку за плечи, и та вдруг уткнулась ей мокрым носом в плечо и всхлипнула. Такого никогда не бывало прежде.
   - Дитя мое, это невозможно, - тихо проговорила она.
   - Почему?
   - Потому, что он умрет, а ты - нет.
   - И я тоже умру.
   - И пойдешь по Пути Птиц в Эвел Иннирен. А он уйдет непонятно куда.
   - Почему?
   - Потому. Тин Ка, нам определены разные пути. Подумай - он состарится и умрет, а ты будешь жить?
   - А как же тогда кровь смертных у нас в роду? Ты сама ведь тоже полукровка!
   Рамборг помолчала. Тин Ка вдруг стало неловко, словно она обидела наставницу неосторожным словом. Но Рамборг тряхнула короткими светлыми волосами, словно отгоняла какую-то мысль или воспоминание, и снова заговорила.
   - Такое бывает. Но это всегда из-за такой великой любви, что ничто ей не помеха. А ты еще совсем ребенок. Ты еще не понимаешь...
   - Как бабушка дяди Аллама и папы? Как... ты? Тоже от великой любви?
   - Да. Она дочь ирек и смертной. - Рамборг упрямо не говорила о своих родителях. - Когда ее мать умерла, отец сошел с ума. И умер. Так-то.... В первом поколении дети бессмертны, но если они потом женятся на смертных, то второе поколение уже просто смертные. Только живут много дольше. Как Дривет Анх. Вот так. А твоя бабушка вышла замуж за князя Исфальхара, Тинеха Зеленых Лугов. И ты выйдешь за знатного.
   - За кого?
   - Ну, вот в Ниаллах-ан-Гверенне сейчас есть молодой княжич Эйдан. А в Ардах-ан-Гверенне почти твой ровесник, будущий верховный король Руах. Да мало ли достойных и знатных юношей в Гверенне и Исфальхаре!
   Девочка упрямо молчала и смотрела на светильник.
   "Четырнадцать лет, - со внезапной щемящей нежностью подумала Рамборг. - Вон, грудь уже под рубахой наметилась. Уже не дитя, но еще и не женщина. Глянешь на нее - порой совсем ребенок, порой уже чуть ли не невеста... Душа будет вырываться из кокона детства. А новая кожа всегда чувствительна... Обо все раниться будет, даже о нашу любовь. Вот, и первые потери пошли, пусть и маленькие, но все потери... Ах, Тин Ка, бельчонок ты мой..."

      ***

      "Высокой Медб Источников, правительнице Коэр Гверенна,
   Высокому Киригу Вестейну Высоких Рощ, князю Исфальхара и регенту Коэр Гверенна от Рамборг Мойринн, барда правителей Коэр Гверенна, привет и поклон.
   Спешу сообщить вам, что дочь ваша, ныне именуемая Тин Ка, более не может быть обучаема мною, ибо основы Искусств она уже усвоила настолько, насколько их только возможно превзойти. Дочь ваша умеет писать во всякой манере разным почерком и разным писалом, владеет ныне Старой и общей речью, языком и письмом ирек в манере Аунны и нынешней, речью и письмом детей Тарма, языком людей, с коими мы имеем дружбу, знает Гобелен и умеет им пользоваться, слагать стихи в разных манерах, играть на тарке, арфе, флейте, свирели, малых барабанчиках и колокольцах, танцевать восемь простых танцев и двенадцать священных, знает историю, мироописание, знает травы, деревья, камни, воды, зверей, птиц, рыб и гадов, умеет рисовать и познала секреты красок. Постигла основы всяческого целительства, равно как и способы предотвращения болезней телесных и духовных, язык неба. Обучена простому рукоделью, основам владения оружием, причем особенно удачлива с луком и копьем, умеет ездить верхом и плавать, ухаживать за своим телом, лицом и волосами, как подобает знатной девице и еще многому не столь важному.
   Однако, чарам я, как вы и приказывали мне, ее не обучала. Как это ни огорчительно, дочь ваша, по-видимому, все же Пустая Ветвь. Хотя некие странные свойства за ней наблюдаются. Объяснить их не могу, понять тоже. Однако, судя по обычным признакам, она бездарна. Увы.
   Спешу сообщить также, что по всем признакам близится время первой ее крови, потому необходимо наречь ей имя.
   Рамборг Мойринн".

      На печати была оттиснута сойка Рамборг, а в воск был вплавлен цветок боярышника. Птица и цветок Рамборг. Медб припомнила перстень с лазуритом - камнем Рамборг, который она вручила барду в знак договора в день, когда приняла Рамборг в Коэр Гверенне. Улыбнулась. Что же, стало быть, скоро девочка вернется. Она уже хорошо обучена, О-ти-Хэ ей приемный отец, так что защита у нее крепкая. Юный людской княжич ей друг. Судя по тому подарку, о котором ей доложили, даже больше, чем друг. Но это уладим потом. Детская влюбленность преходяща. Медб отложила письмо. Сегодня должен прийти представиться молодой родич из Ардах-ан-Гверенна, Руах Белых Колесниц. Ему уже восемнадцать зим - уже в возрасте мужчины, стало быть, станет искать поддержки - ведь с Ухода его отца корона Гверенна не имеет хозяина. К тому же, король ты или пахарь, ежели ты хочешь быть равным среди взрослых мужей, то должен найти себе достойную супругу и зачать ей детей...Медб отмахнулась от лезших в голову честолюбивых замыслов. Руах еще всего лишь Руах, юноша, только что вступивший в возраст мужчины... Приблизился срок Избрания Верховного короля. Хотя Руах - законный наследник короны, но Эйдан старше, богаче да и больше народу у него после Осады. Ведь Ардах-ан-Гверенн принял во время Осады первый и самый сильный удар аойннай. И если бы не исфальхарские князья, если бы не отец Дуннахира, решительно отказавшийся от короны былой Аунны и павший в Долине Смерти, если бы не Хейст, дед Медб, со своей дружиной, знаменитыми Рассветными Ястребами... Если бы, если бы... И все же Руах - прямой наследник королей, пусть юн он годами и беден воинами.
   Если бы только это... Эйдан тоже тянется к короне. И достоинства за ним немалые. А Атойо, племянник Дуннахира, спит и видит возрожденную Аунну, а нисси сброшенными в море. Дуннахир еле сдерживает его, и, похоже, вскоре Атойо не удержит ни слово старшего мужчины в роду, ни власть старейшего и почтеннейшего из владык ирек. Аойннай все чаще лютуют на границах Исфальхара, Нэген-тир людей и владений гномов. Теперь это уже не разрозненные набеги, а искусные, продуманные удары. И кто стоит за ними? Кто обучает их колдунов, превращая высокое искусство магии в орудие войны? Такое было только в древности, а теперь стало Запретным. Ладно бы, но ведь старинные, известные приемы и заклятья не действуют! И если бы не друэнн, то неизвестно, кто бы одолел... Но самые страшные удары сейчас направлены на людей. Аойннай, рекха, все сразу, и чем дальше, тем хуже. Два года назад предательски убили Эсхира, отца нынешнего юного вождя людей. Зачем? Кому это надо? Гномы и исфальхарцы помогают как могут, но леса там огромны, а аойннай в них неуловимы...
   Медб помотала головой. Это дела мужей. Ее дела - чары. Мало кто подозревает сейчас, что высокая Медб давно уже не блюдет старинный обычай, а, забыв обо всем, чему ее столько лет учили, обращается к Стихиям так, как друэнн. Не зря она полгода тайно провела в далеком убежище Дин Эддон. Медб усмехнулась еще раз. Видел бы ее кто из сэви, сидящую неподвижно с закрытыми глазами целый день, когда сквозь ее существо проходили все стихии свободно, словно ветер сквозь ветви деревьев, когда она могла ловить разумом малейшую искру света, любую нотку ветра, могла управлять ими как хотела, лететь с ними куда хотела, слышать весь мир, осторожно направляя его так, чтобы не было беды, чтобы... Да. Она была и так сильна, ее сила была отточена, огранена и упрятана в оправу Искусства. Теперь ее сила была Потоком. Да, она осознала, что способна при желании уничтожить этот мир. Но не имела права. А вот кто-то считал, что имеет такое право. Она ловила нити его присутствия теперь очень четко. Она уже почти знала, кто это. Но знать мало. Надо понять, чего он хочет. К чему стремится и почему. Тогда - вот тогда можно биться...

      ***

      Тин Ка сосредоточенно, высунув язык, вращала гончарный круг. Монотонный шум, монотонная работа вызывали в душе странную мелодию, которая как нельзя лучше подходила именно к работе со звонкой голубой глиной. Замысел воплощался. Как же долго приходилось этому учиться - чтобы получалось именно то, что хотелось. Именно то. Это вызывало радость, а радость рождала песню, а песня рождала странное чувство, непонятное единение созидания, восторга, полета и еще чего-то необъяснимого. Это было здорово, словно стоишь над сине-зеленой далью долин и вот-вот полетишь с утренним ветром вершин...
   В горшочках были заранее приготовлены краски, в порошок толченые драгоценные камни, смеси для глазури. Ладно, они делают цветы из металла, режут из камней, а вот из глины еще никто не пробовал. Да и зачем цветы? Вот, ходили с Рамборг по дальним пещерам, нашли светящийся гриб, формой похожий на весенний строчок, только прорезной. Вот и теперь в руках ее было что-то вроде этого, четыре пляшущих переплетающихся ленты, словно застывший огонь. Красно-коричневые, с золотой искрой и металлическим отливом на черненых выемках. Вот если бы внутри горел огонек, то это обрело бы законченность, ожило... Тин Ка продолжала напевать под нос, довольная, нахмуренно-деловая. А потом произошло то, что перепугало ее до полусмерти, поскольку напомнило тот случай, с камнем. Сначала ее рука вдруг стала горячей, она даже сама это почувствовала, потом в горсти, сжимавшей глиняную безделушку, засветился маленький золотистый шарик, а потом заплясал язычок пламени. Девочка вскрикнула, отшвырнув светильник. Отерла руку о юбку, словно пыталась стереть этот жар. Кончики пальцев еле заметно светились. Глиняная игрушка же рассыпалась голубовато-медными осколками. Тин Ка долго дрожала, но никому ничего не рассказала. Решилась повторить свой опыт она только через неделю. Но - ничего не получилось. Она боялась. И силой пыталась выдавить из себя то же ощущение, что и в тот день. Это не получалось. И во второй, и в третий, и в седьмой раз ничего не вышло. Но Тин Ка была упорной. К тому же это было доказательством того, что она не бездарь, не Пустая Ветка. Когда не вышло в очередной раз, она не выдержала и разревелась, бросилась бегом из мастерской и налетела на Эсгена-дру.
   - Не получается... не выходит! - ревела она, и дру долго пришлось выспрашивать у нее, что случилось.
   Рамборг не поняла, зачем увозить девочку в лес на неделю, но дру очень просил, и она согласилась. Правда, поехала с ней сама. Аллам, к ее удивлению, ничуть не обеспокоился и даже не стал отправлять с ними отряда.
   - Эсген-дру знает, что делает, - ответил он Рамборг и снова занялся очередным непонятным мечом, над которыми они все время колдовали с О-ти-Хэ. Рамборг дернула плечом, молча повернулась и ушла, кипя от возмущения. Впрочем, возмущаться ей пришлось еще не раз - в лесном селении друэнн девочку вообще отдалили от нее. Дру каждый день куда-то ее уводил, пару раз они вообще дома не ночевали, а когда Рамборг приступала к Тин Ка с расспросами, та хихикала и отмалчивалась. Под конец Рамборг просто обиделась и не стала с ними говорить. Затем потребовала, чтобы друэнн отвезли ее домой. Те выполнили ее просьбу.
   Девочка вернулась на девятый день, довольная и какая-то светящаяся. А еще через два дня показала Рамборг Светоч.
   - Что это? - все еще дуясь, спросила Рамборг.
   - Не знаю, - весело ответила Тин Ка. - Не знаю, что это и зачем, но я теперь умею это делать.
   Рамборг мгновенно забыла все обиды и деловито взяла Светоч.
   - Так. Будем изучать. - Она уже не смотрела на девочку, ее занимало одно - что это и для чего сгодится.

      Через неделю Рамборг подняла Тин Ка среди ночи, велела одеваться, дала ей маленький мешочек.
   - Здесь три пузырька, - объяснила она девочке. - Я провожу тебя до Стеклянных Ворот, укажу направление, ты будешь идти, пока солнце не коснется третьего из Каменных Зубов с правой стороны. Тогда садись, открывай мешочек и доставай зеленый пузырек. Выпьешь его. Потом... словом, дальше начнут происходить разные события. Но они кончатся.
   - Какие еще события? Когда они кончатся? - не поняла Тин Ка.
   - Ты сама поймешь. Тогда выпьешь малиновый пузырек и вернешься обратно, а перед самыми Воротами - коричневый. Запомнила?
   - Запомнила, - Тин Ка сердито потерла кулачком слипающиеся глаза.
   Стеклянные Ворота назывались так из-за того, что некогда гномы держали здесь, почти у входа, свои знаменитые стеклодувные мастерские и два раза в год устраивали большие ярмарки. Во время Великой Осады Гверенна мастерские от греха перенесли подальше в глубь гор. А ворота свое имя сохранили.
   Солнца еще и в помине не было, горизонт едва заметно розовел. Рамборг жестко взяла девочку за плечо и повернула ее к темнеющей вдали кромке леса.
   - Иди туда. Помни - сесть можно только тогда, когда солнце коснется...
   - Знаю, знаю, третьего из Каменных Зубов с правой стороны, - все так же сердито ответила Тин Ка. Рамборг погладила ее по голове и поцеловала в макушку. Тин Ка изумленно отшатнулась: наставница никогда не ласкала ее.
   - Будь осторожна, девочка. И сделай все так, как я тебе сказала.
   Тин Ка только пожала плечами.

      Она успела дойти до леса и даже немного углубиться в него. И поняла, как истосковалась по настоящей лесной зелени. А еще - по шуму морских волн. Оглянулась - солнце стояло именно там, где указывала Рамборг. Села на поваленный ствол, поросший шапочкой мха. Мягко, как на царских подушках. Развязала тесемки мешочка, достала зеленый пузырек и выпила.
   Сначала ей показалось, что лес закружился вокруг нее. Потом в ушах сильно зазвенело, ее потянуло лечь. Она не могла сопротивляться навалившейся слабости. Но едва собралась прилечь, как слабость отступила. Она немного еще посидела, чувствуя, как по телу разливается ощущение невероятной легкости.
   "Гэлидд-ран!"
   Голос прозвучал, казалось, прямо в мозгу. Она подняла голову. Перед ней стояла девушка, на вид чуть старше ее. У девушки были странные переливающиеся глаза.
   "Гэлидд-ран!"
   Девушка кивнула, приглашая следовать за собой, потом повернулась и легко, словно косуля, прыгнула через кучу хвороста.
   "Гэлидд-ра-ан!"
   Тин Ка уже бежала следом за девушкой со странными глазами. Ей хотелось догнать незнакомку и потрогать ее, но та неизменно ускользала. Еще куча хвороста. Поваленные стволы, крест-накрест лежащие друг на друге. Светлое пятно - дорога впереди за стволами, быстрое журчание ручья, который остался позади, - и стволы, стволы, стволы, светлая зелень, сладкий воздух, почти невыносимая радость, радость бега, радость собственной силы!
   "Гэлидд-ран!"
   Та, другая, оборачивается на бегу и хохочет. Тин Ка тоже хохочет в ответ. Погоня продолжается.
   "Гэлидд-ран!"
   Озеро. Они вбегают в воду, их обдает радугой брызг, и радость пузырьками вскипает в каждой клеточке тела. Еще! Еще! Еще!
   Прыжок за прыжком. Кочка под неверной ногой. Вспугнутая бабочка.
   "Гэлидд-ран!"
   ...Она сидела, как и раньше на поваленном стволе. Ощущения стали яркими почти до боли. Лесная зелень резала глаз, при каждом вдохе ее мучила резь в носу и в горле. Она закашлялась. "Потом события закончатся, тогда выпьешь..." - о каком пузырьке говорила Рамборг? Да не все ли равно. Достала пузырек из коричневатого стекла и выпила. Резь в горле стала нестерпимой, из глаз хлынули слезы. Она еще сильней закашлялась и бессознательно оперлась о ствол рукой, собираясь встать. Ствол тотчас задымился и обуглился. Она изумленно отдернула руку, поднесла ко рту. О Всеотец, что это? От нового приступа кашля она повалилась на траву, которая тут же занялась ровным несильным огоньком. Тин Ка с ужасом смотрела вокруг, не в силах унять кашель и справиться с огнем, который словно шел изнутри ее самой. "Тогда выпьешь пузырек из малинового стекла!" Что же она наделала! Что теперь будет? Рядом нет ни Эсген-дру, ни Рамборг, ни матери. Она одна. Она должна взять себя в руки.
   Пламя, к счастью, не становилось сильнее, но и не унималось. Тин Ка легла, опираясь затылком на ствол, где мха было поменьше и темная кора сочилась каплями влаги. Кашель немного ослабел, и теперь она могла хотя бы сообразить, где мешочек с последним пузырьком. Мешочек сразу занялся, она обожглась, с криком боли поскорее сорвала тлеющую ткань с пузырька, с трудом откупорила его и сделала несколько торопливых глотков. Пузырек выпал из ослабевшей руки. Кашель почти прекратился, но силы к ней не возвращались. Она вяло подумала, что вот так, наверное, чувствуют себя перемудрившие с магией сэви Коэр Гверенна. Решила немного отлежаться, сползла под ствол, свернулась калачиком. Удивленно подумала, что странное пламя ушло без следа, не оставив и следа на траве и стволе-мшанике. И крепко уснула.

      Что-то разбудило ее внезапно, как толчок посоха Рамборг. Она вскочила, протерла глаза. Ночной лес сиял мириадами маленьких светлячков, они ползали по ней, расцветив ее простую тунику словно прекраснейшие драгоценные камни, летали во тьме друг за другом, кружили хороводом вокруг тонких стволов. Всеотец, Рамборг, наверное, уже с ума сходит. Надо поскорее возвращаться, подумала она. Пошарила в поисках мешочка, вспомнила, что мешочек сгорел, бедняга, одернула тунику и пошла.
   Она примерно помнила, как идти, поэтому обратная дорога не заняла много времени. Светлячки провожали ее до самых Стеклянных Ворот. Два или три еще горели на обшлаге ее рубахи, когда она вошла под каменные своды.
   Странно, но в Мерато никто не обеспокоился ее долгим отсутствием. Рамборг снова несказанно удивила ее, тем, что расцеловала и назвала "дитя мое". Щелчком скинула последнего непокорного светляка, запутавшегося в волосах девочки. Велела идти мыться и спать, а об остальном, мол, завтра поговорим. Дождалась, пока воспитанница скроется за дверью, и села к столу. Привычно нашарила в кожаном футлярчике тонкое стило, вынула кусок пергамента, воск.

      "Госпожа моя, Высокая Медб Источников, спешу сообщить тебе, что твоя дочь, наследница престола Коэр Гверенна, успешно прошла испытание и завтра мы будем нарекать ей имя. О-ти-Хэ, царь гномов, уже знает обо всем и уже отдал распоряжения насчет приготовлений к празднику. Думаю, недели через три мы будем готовы отправиться в дорогу. Жду твоих дальнейших повелений и смиренно склоняю голову перед твоим величием.
   Рамборг Мойринн, бард".

      Рамборг отложила стило и задумалась. Пожалуй, не стоит сейчас сообщать Медб, что испытание, хоть и окончилось удачно, едва не привело к гибели девочки, а виной всему стихия Огня, которая не желает отпустить ее. Ну, ладно, потом при встрече все будет рассказано. Зато девочка слышала свое настоящее имя, а это самое главное при имянаречении. Рамборг еще раз перечитала написанное, сложила пергамент, залила воском и оттиснула на нем сойку.
   И почти тут же сойка влетела в окно и что-то заверещала на ухо барду. Рамборг выслушала ее, кивнула, резко встала и вышла прочь из палаты.

      Так говорила сойка:
   "В высокой палате белого дворца Минд-ан-Хена, дворца, что похож на витую раковину, дворца, в котором тысячи переходов и палат, и никто не счел еще точного их числа, по зову высокой Медб Источников и супруга ее Кирига Вестейна Высоких Рощ собрались владыки Гверенна. И были то правительница Коэр Гверенна Медб и супруг ее Кириг Вестейн, правитель Исфальхара, который говорил и от имени брата своего Аллама, и владыка Ниаллах-ан-Гверенна Эйдан Шенедд, и правитель Ардах-ан-Гверенна Руах Белых Колесниц, и Дуннахир Длинные Глаза, верховный князь ирек, владыка окутанного чарами леса Эддон, чьи чертоги в холме Килл-Эддон.
   И были там сэвинайт, и даенн, и друэнн ирек.
   Хотя сэвинайт и были возмущены тем, что на Совет, мол, допустили невежд, как называли они друэнн и даенн, но Медб настояла, а ей перечить никто не хотел. Мало того - сказала она, что ныне позволит им сказать свое слово в Совете.
   Не многим понравились сии перемены, но нынче время перемен, потому промолчали мудрые. А ирек были довольны тем, что и их мудрым дано было слово.
   И сказал Кириг Вестейн пред собранием:
   - Ныне пришло время избрать нам Верховного Короля по обычаям предков наших. Ныне смутные времена, и нужен нам единый вождь. Последний Верховный Король Гверенна Энах ушел Дорогой Птиц почти два десятка лет назад, но сын его Руах ныне вошел в возраст. Долго хранил я корону, ныне пришла пора отдать ее законному владельцу.
   И встал тогда Эйдан Шенедд и сказал так:
   - Прежде избирали мы королей не по роду, а по заслугам их. Да и скажите - разве прочие владыки не из рода Айренна Шена? Равны мы. Пусть же ныне будет избран не мальчик, который вчера лишь обрел наследное копье Инсилах, а муж, опытный в делах войны и правления.
   Сказал Дуннахир:
   - Вижу, куда ведешь ты. Ты старше Руаха, Ниаллах-ан- Гверенн люднее, чем Ардах-ан-Гверенн, ибо этому княжеству более всего пришлось претерпеть во время Осады. Но ты сказал - по заслугам. Какие заслуги за тобой, кроме славы предков, мужеских лет да богатства? И почему тогда не стать Верховным Королем Киригу Вестейн или брату его Алламу? Или мне?
   - Вы все ирек, - ответил Эйдан Шенедд, - и род ваш не равен роду нисси.
   Сказала Медб:
   - Айренн был королем всех Эремме Анх, ибо не было тогда различия между нисси и ирек.
   - Своего мужа на престол посадить хочешь, Высокая Медб? - ответил Эйдан Шенедд.
   - Мой муж сам возьмет то, что захочет, не прибегая к помощи женщин, - ответила Медб, - если сочтет, что это будет по чести. И все же - чем ты докажешь свое достоинство, Эйдан Шенедд?
   - А чем докажет его Руах Белых Колесниц? - ответил Эйдан.
   Встал Дуннахир и сказал:
   - В древние времена было так - испытывали истинного короля. Есть у тебя сокровище, Высокая Медб.
   - Ты говоришь о Зерцале Мира, - кивнула Медб.
   - Я говорю о Зерцале Мира. Подчиняется сие Зерцало лишь тебе, главе Совета Магов, да истинному королю. Пусть же Зерцало и будет пробным камнем для королевского меча.
   Согласился Совет, и согласились сэвинайт, друэнн и даенн.
   И отвела Медб поначалу Эйдана в покой, где смотрел он в Зерцало, желая увидеть славу свою, но мутным было оно, словно вода под ветром, и ничего нельзя было увидеть в нем, кроме отражения лица самого Эйдана. Когда же подошел к Зерцалу Руах, пожелал он увидеть врага своего, который угрожает ныне Гверенну. И возник в Зерцале некто в черных одеждах, но лик его был скрыт черной личиной. И вспомнили многие о Безликом враге Айренна Шена, и сказали, что время замыкает круг.
   Так подчинилось Зерцало воле истинного короля, и подняли Руаха на белом щите и нарекли королем.
   Но Эйдан Шенедд сказал - я подчинюсь воле Совета, но не признаю Руаха королем над собою, пока не докажет он свое достоинство в бою с врагами. И Руах ответил - добро тебе, Эйдан. Но ты должен сам быть в том же бою, чтобы доказать свое достоинство быть князем Ниаллах-ан-Гверенна и не говорить потом, что ты меня в бою не видел. И Дуннахир сказал - справедливо это. И все согласились.
   Ныне есть у Гверенна Верховный Король, хотя юн он годами.
   А Эйдан Шенедд покинул дворец недовольный. Говорят, он ненадежный союзник...
   А Гвиннор просит тебя, Рамборг Мойринн, быть настороже. Ибо в воздухе - запах грядущей великой битвы, как в древние времена. И раз явился враг, то вскоре явится и вождь, который призовет Фиан Шен. Готовьтесь к битве."

      Так говорила сойка. Так говорил ястреб, сев на плечо Алламу. И еще передавал он брату младшему слова брата старшего Вестейна...

      Аллам откинулся в резном кресле. Потянулся. Странные вести... Что хочет сказать брат? Фиан Шен... Дела древние, дела легендарные. Ах, если бы все это было правдой... Аллам встал, взял тарку, стал медленно перебирать струны, нашептывая рождающиеся в темноте и тишине слова...
   Сражение, о котором не было песен. Не потому, что не осталось свидетелей. Слишком велико было горе.

      ...Айренн Шен, Айренн Звезда, Верховный король Эремме Анх в дни, когда не было еще разделения на нисси и ирек, когда еще не было Ниссаола, верховный вождь в дни той великой войны, которую называли Последней - не потому, что больше не было войн, просто никто не думал, что потом вообще что-то может быть...
   Айренн Шен, предок Руаха, Медб и Эйдана...
   Он стоит на холме под лазурным знаменем с золотой звездой о двенадцати лучах. Последние воины, дружина Айренна, Фиан Шен, Братство Звезды. Последний проблеск солнца среди свинцовых туч. А вокруг холма, словно море, воинство Скрывшего Лицо, воины в черном...
   Черная волна расступается, выпуская вперед высокого воина, чье лицо скрыто личиной.
   - Будь ты проклят, - говорит он. Победитель, лишившийся победы.
   Айренн молчит, слегка усмехаясь.
   - Я убью тебя! - кричит тот.
   - Попробуй, - отвечает Айренн.
   - Не жди, - хрипит безликий, - не жди благородного боя! Свидетелей не будет, все вы сдохнете!
   - Не жду, - спокойно отвечает Айренн. - Только почему же ты так трясешься, победитель?
   Он сходит с холма, отбрасывает в сторону уже ненужные ножны. Гулкой медью звучат слова, и незримый круг замыкается вокруг двоих. Безликий предводитель и Айренн - золотоволосый, с непокрытой головой. Время застыло. И вот - безликий падает. Айренн склоняется над ним, приподнимает личину. Тихо стонет. Отворачивается, идет, шатаясь, к холму, поднимается. Никто не двигается. Никто. Айренн Шен поднимается на холм. И падает мертвым. Как и тот, внизу.
   И, словно опомнившись, черное воинство с ревом устремляется на холм, топча тело своего предводителя. А с холма в небо взвивается песня - которая будет звучать даже тогда, когда падет последний певец Фиан Шен. И словно черный прибой о скалу, разбиваются о холм волны вражеского воинства.
   А они падают, последние воины Айренна, один за другим. Воины меча, воины Песни, воины Чар...
   И когда уже не остается надежды, слышится протяжный зов рога вождя смертных Арана и яростный боевой клич воинства Эремме Анх, которое сумел собрать Хэмир Молния...

      Аллам отложил тарку. Тогда была великая война, в которой пришлось сражаться и женщинам, и бардам. Как и при Осаде. Неужели сейчас грядет такая же страшная война? И опять брат восстанет на брата, соблазненный безграничной властью, как и тогда? Дружина Айренна Фиан Шен погибла в том последнем бою. Вся, кроме пятерых... Что хочет сказать брат? Что сказка о спящей дружине - не сказка? Что Фиан Шен продолжала существовать тайно? А почему бы и нет? Почему нет? Если вспомнить, сколько раз бывало так, что на помощь королям и героям в безнадежный час приходила неожиданная помощь словно из ниоткуда. Кто они были? Откуда взялись Рассветные Ястребы Хейста? Хейст так и ушел по Дороге Птиц, не сказав ни слова... Странным был его уход. Как только окончилась Осада, он ушел за Море, передав власть Але, отцу Медб. Сказал только - клятва выполнена, теперь мой черед выполнять Завет. Что то был за Завет? Только Ала один видел, как ушла в Море малая белая ладья. Но не сказал Ала, куда подевались Рассветные Ястребы ...
   Почему брат просит поговорить с Рамборг? А почему бы и нет? У бардов свои тайны, неведомые государям... Что же, поговорим. Как раз по пути время будет - пришла пора проводить Гэлидд к родителям, девочка уже в возрасте невесты.

      ***

      - Проклятый дождь, надоел, сил моих больше нет! - Шим Шаберстак выглянул из-под мешковины, под которую он заполз прошлой ночью, спасаясь от дождя, покрутил головой и шмыгнул носом. С другой стороны из-под мешковины высунулись розовые пятки, опушенные густой темно-коричневой шерстью. Любой, кто увидел бы Шима, сразу определил бы по этим пяткам, что Шим принадлежит к низкорослому племени мойхов. Никто не ведал, откуда на Древних Землях взялся этот чудной, вредный и невоздержанный на язык народец. Сами мойхи утверждали, что состоят в очень близком родстве с гномами, но предпочитали при гномах этого вслух не говорить - стоило какому-нибудь гному услышать подобное, как он в ответ выхватывал свой топор и бросался на наглеца.
   Шим с досадой потер ногу об ногу, почесал подбородок и вдруг застыл - его волосатые остренькие ушки уловили какой-то шум на дороге. Вроде лязг доспехов и цоканье копыт. Бормоча проклятья, Шим забрался поглубже под мешковину и осторожно приподнял ее, чтобы разглядеть, кто там на дороге.
   - Только б не аойннай, сохрани меня Всеотец, только б не они! Я больше не вынесу их издевательств, - пробормотал мойх, изо всех сил вслушиваясь и вглядываясь.
   Звуки доносились из-за ближайшего поворота, но их источник все еще был скрыт огромной скалой и толстым деревом, примостившимся у ее основания на самом повороте. Мойх смешно хрюкнул от страха и припал к земле, с головой уйдя под мешковину - ни дать ни взять навозная куча, которую укрыли, чтобы она хорошенько пропрела. Из-за поворота показался всадник, за ним другой. Шим поборол страх и снова высунул кончик носа из-под мешковины.
   - Ох ты! Да это ж эльфы!
   По дороге медленно двигался отряд воинов. Впрочем, нет, скорее эскорт - в центре отряда ехал воин в светлом доспехе, рядом с ним, стремя в стремя - то ли подросток, то ли девушка в темно-зеленом сагуме, а за ними - женщина в синем плаще барда.
   - Фу ты! - Шим пожал плечами. - Откуда здесь взялись гвереннские нисси?
   Передний всадник между тем почти поравнялся с кустами, за которыми лежал кусок мешковины. Шим упал ничком и сжался, потому что отряд вдруг остановился прямо над ним.
   - Ну что еще, Гэлидд? - раздраженно спросил воин в светлом доспехе.
   - Я очень устала, - послышался голосок из-под капюшона сагума. - Нельзя ли нам здесь остановиться?
   - Князь Аллам, думаю, девочке в самом деле нужен отдых, - вмешалась женщина в бардовском плаще. - Вы забыли, что...
   - Нет, не забыл. Прости, моя хорошая, я уже привык, что ты ни на что не жалуешься, - воин в светлом доспехе снял девушку с седла.
   - Я сама не могу привыкнуть, ой...
   - Это что еще? Слезы? Послушай, милая, давай-ка оставим их до Коэр Гверенна, ладно? Ллинд, привал!
   - Слушаюсь, князь.
   Всадники спешились. Одни быстро развели небольшой костер, другие вытаскивали из седельных мешков разную снедь. Один из воинов пошел было за куст и обнаружил там влажноватый, но зато целый, почти хороший кусок мешковины. Поднял его и удивленно воззрился на распростертого на земле Шима.
   - Ты что здесь делаешь? Кто таков? - строго спросил он. Так как Шим не отвечал, воин схватил его за шкирку, как котенка, и поволок к костерку. Шим вздумал отбиваться, скулил и царапался, но его все же доволокли до костра и швырнули на землю. Подняв голову, он встретился глазами с князем эльфов.
   - Как тебя звать. Откуда и куда идешь? - тем же строгим голосом спросил князь. Шим, однако, заметил смешинку в его глазах, приободрился немного, кашлянул и ответил торжественно:
   - Иду из славного Ниаллах-ан-Гверенна, в земли своих сородичей, что лежат за грядой Каменных Зубов. Нынче время тяжелое, решил поближе к родичам перебраться. И то сказать, не к мойхам, так к гномам...
   - Не думаю, чтобы гномам понравился такой родич, - перебил князь. Шим деликатно кашлянул и замолк.
   - А это что? - один из воинов дернул за кусок веревки, болтающейся на запястье Шима.
   - Это... это... просто веревка.
   Воины во главе с князем разразились хохотом.
   - Насколько я знаю, такие веревки в ходу у диких ирек, - отсмеявшись, заметил князь. - Обычно они связывают ими... непокорных пленников. Ну, так откуда ты? Говори сам, не заставляй меня просить Рамборг заглядывать в твои мысли. Мне жаль и тебя, и ее - ты вряд ли выдержишь такую процедуру, а она слишком устала для этого. Ты был в плену?
   - Д-да, - выдавил Шим. - Меня схватили аойннай, еще когда было сухо.
   - Давненько, стало быть. Судя по веревке, ты не первый раз бежишь от них.
   - Третий, - Шим скромно потупился и даже поковырял пяткой землю.
   - Ну, что же, считай, тебе повезло. Гэлидд, ласточка моя, ты уже отдохнула?
   - Что ты хочешь, дядя Аллам? - мрачно спросила девушка в зеленом сагуме. Шим исподтишка ее разглядывал и силился понять - кого она ему напоминает.
   - У тебя есть еще светочи?
   - Есть, - неохотно отозвалась девушка. - Только я бы не хотела...
   - Сделай все, как считаешь нужным, - кивнул князь. Девушка поднялась и достала из седельной сумке простую глиняную лампу, как показалось Шиму. У гномов такие в ходу, машинально отметил мойх, следя, как девушка что-то сыплет в лампу.
   - Дядя Аллам, может, я не... - снова начала было девушка нерешительно.
   - Ты вольна сделать все, как считаешь нужным, - повторил князь. Девушка пожала плечами и подошла к мойху. Шим ощутил внезапный прилив страха. Но девушка просто взяла его за руку и рывком усадила на траву. Она не выпускала его руки и глядела ему прямо в глаза.

      - Ни злобному оку,
   Ни замыслу злому
   Пути не увидеть
   В Светоча свете.
   Покуда горит он
   Ступай без страха.
   След твой незрим.

      Шим и опомниться не успел, у него сильно закружилась голова, глаза девушки, как ему показалось, обожгли его, и он с криком свалился вперед. Однако, очнувшись, обнаружил, что сидит на траве, как сидел, и держит в руке глиняную лампу, в которой насыпана не то зола, не то еще что-то такое - Шим не стал особенно разбираться, что там, припал к земле и запричитал:
   - Ох, спасибо, добрые вы, наградили не по заслугам.
   - Зато теперь тебя аойннай точно не найдут, целым и невредимым до дому доберешься. Если, конечно, при гномах язык распускать не будешь. Светоч тебя от зла сохранит, - звонко сказала девушка и засмеялась.
   - Спасибо, - искренне повторил Шим. Девушка засмеялась, глядя, как мойх сосредоточенно что-то вспоминает, а тот трясущимися губами все же вымолвил:
   - С возвращением, княжна, благослови Всеотец вашу доброту.
   - А разве ты меня знаешь? - нахмурилась колдунья.
   - Вас - нет, а матушку вашу, Высокую Медб Источников, видать доводилось. Очень уж вы на нее похожи, - мойх вдруг смешно фыркнул. Струсил собственных слов, боялся, что сейчас вытащат воины сверкающие клинки из ножен, и не сносить ему лохматой головушки. Но никто не пошевелился. Тогда мойх перевел взгляд
   - Это ж счастье какое для всех нас, что вы вернулись, живая и невредимая.
   Теперь нахмурился князь.
   - Почему - счастье?
   - Да в Ниаллах-ан-Гверенне только и говорят, что мол, теперь, когда у Кирига Вестейна и Медб единственной дочери не стало, пророчеству сэви Эгина не сбыться. Но, стало быть, зря говорят. Древние пророчества - это штука такая, они завсегда.., - мойх сам себя оборвал, боясь лишнего сболтнуть.
   - Слыхала? - Аллам незаметно подмигнул Гэлидд. - Одари-ка его по-княжески, да и пусть себе идет, а?
   - Будь по-твоему, дядюшка, - девушка порылась в сумке и извлекла из нее серенький камушек на длинном кожаном шнурке. - Вот, возьми, - протянула мойху. - Не смотри, что он некрасив. С ним ты всегда придешь туда, куда тебе надо, не собьешься с пути.
   Эльфы - они эльфы и есть. Заморочили бедному Шиму голову, так что он и не понял, когда они исчезнуть успели. Мешковину, впрочем, оставили. Сумку с едой да кремень с огнивом. Ну, и подарок княжны, само, собой - Шим бережно погладил маленький невзрачный камушек.
   - Благослови Всеотец доброту князя и княжны, - бормотал Шим, бережно пряча в сумку глиняную лампу.

      ***
   Минд-ан-Хен, Белый град Халах Хена, залитый ослепительным солнцем, открывался со скалы любому, кто подъезжал к нему по Западной дороге со стороны Исфальхара. Парящие в воздухе чайки и сияющие кили кораблей, стоявших в Гавани Дойр-Морай, солнце, отражавшееся в белом камне стен и сверкающей морской синеве - казалось, что город состоит из двух цветов, синего и белого, оттененных серебряным блеском волн и темной дымкой гор, огораживавших огромный залив Гверенна с востока и юга.
   Они прибыли в город в тот час, когда в Круглой Зале собрался Большой Совет, и сам Верховный король Гверенна, Руах Белых колесниц, внимал рассказу Медб о некоторых событиях последнего времени.
   - Я смотрела в Камень, - устало говорила Медб. - Я видела белый корабль, идущий от заката, и сердце мое сжала такая тоска, какой я не ведала даже тогда, когда размышляла о том, почему Силы перестали откликаться мне. Это была благая весть - и почему-то это знак конца.
   - А ты видела Дорогу Птиц? И что в конце ее? - осторожно, и в то же время жадно спросил Руах Белых Колесниц.
   - Я иногда вижу во сне зеленые берега и белые башни, башни серебряных птиц... Когда я хочу спросить Камень, я вижу только туман, но мне чудятся тогда эти крики птиц. И кажется - он вот-вот разойдется, и я увижу, как горят на солнце хрустальные шпили высоких башен..., - она помолчала, и вдруг добавила, словно слова шли сами, словно это не она говорила, - двенадцать Башен, двенадцать Цветов, двенадцать Мечей, двенадцать Домов. - Покачала головой. - Не знаю. Надеюсь.
   - Двенадцать Домов было и в Ниссаоле, - негромко сказал Руах. - Двенадцать камней Силы в твоем венце, высокая Медб Источников.
   - Двенадцать - число нашей судьбы, - невесело улыбнулась Медб. - А мы - двенадцатое поколение.
   В тот самый миг в Круглую Залу ворвался глашатай с криком:
   - Они здесь!
   - Не смей возвышать голос среди Совета князей и сэви, - гневно прервала его Медб.
   - Прощенья прошу, вести важные, - поклонился глашатай. - Они вернулись.
   - Кто вернулся?
   - Ваша дочь, и с ней отряд воинов, никто из них мне не знаком.
   Медб молча кивнула. Даже если приехала дочь, которую столько времени не видела, это не причина прерывать Совет.
   Киригу Вестейну пришлось сделать невероятное усилие, чтобы не вскочить с места, он так стиснул подлокотники кресла, что костящки на пальцах побелели от напряжения. Кто-то из присутствующих странно закашлялся. Кириг Вестейн чуть скосил глаза вправо - Храудун держался за горло, глаза его были широко раскрыты.
   - Сэви мару нехорошо, - негромко проговорил Кириг Вестейн, про себя усмехаясь: хитроумный сэви мар перенапрягся, словно новичок, который пробует новое заклинание, не представляя до конца, сколько сил у него на это потребуется. А что он, собственно, пытался сделать? С чего ему так худо стало? Испугался явления Гэлидд? Стало быть, есть чего ему бояться? Или что-то еще с ним стряслось, чего не понять Киригу Вестейну? Храудун задыхался и синел, и в конце концов грянулся на землю. Невозмутимые воины, стоявшие у дверей, подняли безжизненное тело сэви мара и вынесли из Круглой Залы. Кириг Вестейн несколько мгновений сидел на месте, затем порывисто встал и с поклонами и извинениями покинул Круглую Залу. Медб умоляюще смотрела ему вслед - он не заметил этого взгляда, он почти сбежал, желая лишь одного - скорее увидеть дочь и удостовериться, что с ней ничего дурного не случилось.
   Воинов, выносивших Храудуна из Круглой Залы, он нашел в нескольких шагах, на каменном полу. Храудуна рядом не было. Он то ли усыпил их, то ли что еще сделал. Кириг Вестейн кликнул на подмогу стражников от ближайшей двери, велел снести увечных в Покой Сна, сам присел и удивленно потрогал обугленный камень пола, на котором лежали эти двое несчастных. Снова подумал, что вот, сэви мар ведет себя словно новичок, у которого не хватило выдержки. Видать, очень торопился исчезнуть. Зачем? Неужто только-только почуял, что за ним следят? Надо же, самоуверенный какой... Конечно, вспомнить только, как Медб тяжко было себя ломать. А этот куда самоувереннее, чем Рыжая... Приказать Тайрону... Но тут же он забыл обо всем, потому что в самом конце коридора раздались шаги.
   Они шли прямо к нему: брат впереди, Вестейн узнал его сразу, за ним виднелись две женские фигуры. Рамборг, конечно - синий плащ барда ни с чем не спутаешь. А с ней... у Вестейна перехватило дыхание. Небольшая фигурка. То ли девушка, то ли подросток - капюшон сагума надвинут на лицо, не разберешь. Как гонец опознал? Доченька... Она обняла его с разбегу, крепко-крепко. Прижалась щекой к его плечу, так что он почти уткнулся подбородком в ее макушку. Волосы темно-русые, в него. Чуть вьются - как у матери. Она подняла на него счастливые, мокрые от слез глаза. Теперь он понял, почему гонец был так уверен - на него глядела молодая Медб: напряженный взгляд, решительно вздернутый носик. Время повернулось вспять?
   - Тэн-на донх, ата - рад видеть тебя, дочка, - прошептал Кириг Вестейн, нежно гладя темные косы.
   - Где мама? - спросила она тихонько.
   - Она в Круглой Зале. Никак не может поверить, что ты действительно вернулась. Хороший момент для того, чтобы убедить ее в правде происходящего и заодно представить тебя всем собравшимся.
   - Брат, - Аллам сзади тронул Вестейна за локоть. - Может, на меня хоть капельку внимания обратишь? Все же давно не виделись.
   Братья крепко обнялись. До чего непохожи, подумалось Гэлидд, и все же есть в них что-то... глянешь и сразу точно скажешь: братья, не иначе.
   Гэлидд без слов позволила отцу увлечь себя по направлению к Круглой Зале. Они вошли как раз в тот момент, когда Руах Белых Колесниц встал со своего места и обратился к собравшимся с речью:
   - Мы выслушали светлую госпожу Медб и приняли все, что она сказала. Опасность велика ныне, а час наш близится, и мы.... - его взгляд упал на Вестейна, стоявшего в дверях, и Гэлидд рядом с ним. Верховный король запнулся, чуть покраснел, но взял себя в руки и продолжал:
   - Мы должны собрать все силы на границах с аойннай, которые некогда воевали с рекха, но теперь объединились с ними, и предотвратить грозу. Мы должны уйти, оставив этот мир чистым после себя, чтобы Младшая Поросль могла свободно жить в нем, не боясь ничего. Они ведь не владеют чарами, как мы, и не могут поставить невидимых преград для врага. Таков наш долг, и мы не уйдем, пока не исполним его. Все ли согласны со мной?
   Собрание молчало. Гэлидд украдкой рассматривала тех, кто сидел в зале. Взглянуть на мать она почему-то не решалась, то ли не хотелось, чтобы все заметили, до чего она рада вернуться домой, то ли вдруг испугалась... чего, подумать только, кого - собственной матери! Она снова посмотрела в сторону короля Руаха и ее словно обожгло - король смотрел прямо на нее. Она догадалась, что означает этот взгляд. И сама оценивающе взглянула - нет, не на короля, на юношу Руаха в белом плаще Верховного правителя Гверенна. "И узрела всю красоту его", как говорилось в одной старинной песне, которую она слышала от Рамборг, совсем недавно. Ей стало на мгновение жарко, а потом стыдно - приехала домой, а сама, вместо того, чтобы стремиться к родителям, глазеет по сторонам, разглядывает - кого? Верховного короля! Гэлидд, немедленно выбрось это из головы. Все равно он на тебя и не посмотрит, раз ты - Пустая Ветка. "Я не Пустая Ветка", - горячо возразила она самой себе. Я столько всего умею - вон, Светочи мои, к примеру... Ну, и что твои Светочи? Ну да, ты пробовала давать их гномам, и гномы хвалили эти простые чаши с кусочком света, которые, по их словам не гасли даже тогда, когда из глубин поднималась Удушливая Тьма, убивающая все живое, гасящая свечи, факелы, - но не Светочи. Гэлидд встряхнула головой, отгоняя мысли, и вслушиваясь в то, что говорил длинноглазый темноволосый воин в драгоценном плаще, вставший во весь свой высокий рост.
   - Я говорю за Исфальхар и за Лес Эддон. Если что случится, мы первые примем на себя натиск аойннай, которые некогда были нашими соплеменниками, а затем предались злу. Но уходить отсюда? О чем говоришь ты, о Руах Белых Колесниц, о каком долге перед Смертными? Нам и так уж достаточно того, что они плодятся здесь без счета, и занимают земли, которые принадлежат нам и только нам. Ты говоришь - чары. А у нас в Исфальхаре говорят - ирек умеют слушать землю. Слушать, понимать ее и говорить с ней на ее языке. Но вы, нисси - вы слишком изнеженны, вы приучились помыкать землей словно породистой кобылой, которая дает вам молоко и раз в год приносит по жеребенку. Вы не понимаете, что земля живая, и однажды она может отомстить вам. Жестоко и страшно отомстить - так, как вы себе и не представляете.
   - О чем ты, высокий Дуннахир? - нахмурясь, прервал его Вестейн. - Я сам из исфальхарских ирек, и знаю, что ты имел в виду под умением говорить с землей, но сейчас речь не об этом. Необходимо понять - с кем мы боремся? Кто стоит за спинами диких ирек, которые, как рассказывали мои разведчики, вдруг получили необыкновенные умения. Кто направляет их удары? Кто стоит за их противоестественным союзом с рекха? Ты говоришь - смертные живут на наших землях. А разве сейчас они не бьются вместе с нами против неведомого врага?
   Собрание зашевелилось. Гэлидд оглянулась в поисках скамьи - отец, видно, собрался говорить целую речь, а про нее словно забыл.
   - О каких умениях говоришь ты, Кириг Вестейн Высоких Рощ? - недоуменно спросил Руах.
   Вместо ответа Вестейн спросил:
   - Все ли собравшиеся помнят древнюю легенду о Боевых Бешеных Псах и разрушении Аунны?
   Собравшиеся с изумлением переглядывались.
   - С позволения присутствующих я напомню всем, что это за легенда.
   - Это одно из темных мест в пророчестве сэви Эгина, не так ли? - выкрикнул кто-то.
   - Нет, сэви Эгин только сослался на легенду, ничего более. Легенда очень древняя и относится ко времени Хэта, правнука Халах Хена. Если вы помните, именно при Хэте был создан Совет магов. Тогда на юг и на запад от владений нисси, которые еще не носили имени Гверенн, простиралась Аунна. Аойннай считали нисси чуть ли не захватчиками. Когда нисси начали преобразовывать земли, на которых жили, аойннай восприняли это как угрозу для самой основы их бытия. И стали искать средство, которое дало бы им полную защиту.
   - Неужто Бешеные Псы были порождением аойннай?
   - Не аойннай, а источника Силы, который они случайно открыли. И который стал их удачей и бедой одновременно. Сам Хэт, как вы помните, был могущественным магом. В конце концов он обнаружил этот источник Силы и ценой собственной жизни сумел закрыть его. Но до того Бешеные Псы сумели истерзать нисси, нанеся им невероятные потери, потому что сами они были неуязвимы в бою, их не брало никакое оружие.
   - Ну и что? - нетерпеливо перебил Дуннахир. - Ты, Вестейн, хочешь потчевать нас детскими сказками? Мы уже выросли из пеленок.
   - Мои разведчики рассказывают странные вещи, - спокойно продолжал князь Коэр Гверенна. - Я никогда не вспомнил бы легенду о Бешеных Псах, если бы не сообщения о неуязвимых воинах среди диких ирек. И наших страшных, необъяснимых потерях. Кто или что стоит за этим?
   - Слишком много вопросов Вестейн, и слишком мало ответов, - гневно выкрикнул Дуннахир.
   - Ты прав. Вопросов много. А ответы на них должно искать всем вместе. Понятно ли я говорю?
   - Я хотел бы все же знать, что именно ты имеешь в виду, - подал голос Рион из Ниаллах-ан-Гверенна, первый советник Эйдана Шенедда. Сам Шенедд не удостоил Совет посещением. Обижен был.
   - Я расскажу вам о том, что видел мой разведчик...

      ...Кириг Вестейн хмуро слушал гонца. Тот прибыл с границы, с реки Наарт, где последнее время было неспокойно. Аойннай снова обрели силу, разгромили несколько пограничных отрядов нисси и даже вторглись в земли Смертных, произведя немало разрушений. Однако все это и без того было известно Киригу Вестейну, а потому гонец имел особое задание - разведать, какими такими умениями разжились вдруг аойннай и откуда что взялось.
   - Так вот, высокий князь, - частил разведчик, судорожно вытирая вспотевший лоб, - на исходе третьего дня наши привели аойна. Этот аойн был сильно изранен, и все попытки спасти его ни к чему не привели. Но главное, мне показалось - дело даже не в том, что мы как-то не так его лечили. Он просто приказал себе умереть. И умер. Я никогда не видывал, чтобы бессмертные так, по собственной воле, расставались с жизнью. Перед смертью он сказал мне кое-что. Зачем-то назвал свое имя. И сказал, что нам никогда не справиться с тем, что стоит за их спиной. Чтобы мы уходили и грузились на корабли. Убирались на Ниссаол и в Эвел-Иннирен. Мол, это их земля, и все равно рано или поздно нас отсюда выживут. Потом он умер. Тогда я сказал себе - я могу притвориться им. Я надел его лохмотья, взял его оружие и ушел на рассвете. Наши ничего не видели. Думаю, они до сих пор считают, что он сбежал, прихватив с собой меня. Но это даже на руку.
   - Ты был в их стане? - нетерпеливо спросил Вестейн.
   Разведчик спокойно кивнул.
   - Не просто был в стане. Не спеши расспрашивать меня, высокий князь. Я много чего могу рассказать, но лучше, если я буду делать это по порядку.
   - Прости, Айкар. Я весь внимание.
   - Я добрался до их лагеря и довольно быстро нашел его клан, проговорил дважды заклятие личины, хотя знал, что надолго меня не хватит. Они не заподозрили, кто я такой на самом деле. Приняли меня за своего. Поэтому целых четыре дня я очень внимательно слушал и сопоставлял. У них есть нечто или некто. Они почти не говорят об этом, потому что сами боятся этой непонятной силы. Но она дает им возможность распоряжаться собственными силами по своему усмотрению. Скажу вам честно, высокий князь, я даже вспомнил древнее предание о Боевых Бешеных Псах. Я всегда думал, что все слова по поводу их неуязвимости - дурацкие выдумки. Но нет - я сам, своими глазами видел, как от них отскакивали наши стрелы и копья, как наши воины тупили свои мечи об их кожу, которая внезапно сделалась крепче стали. Я пока не смог узнать, кто или что им помогает. Но, по крайней мере, видел, как они раскачиваются и распевают свои песни перед боем, а потом бегут на наших и опрокидывают их, потому что наши потери непомерны, а у них ни единого убитого!
   - Спасибо за службу. Теперь отдохни. Ты скоро снова понадобишься мне, для более трудного дела.
   - Благодарю, высокий князь. Я предпочел бы вернуться туда. И продолжить поиски.
   - Я настаиваю, чтобы ты отдохнул. Мне нужен живой и шустрый, а не мертвый разведчик. Осторожнее, Айкар, я серьезно тебя предупреждаю. Тебе нужно выспаться. Это приказ.
   - Благодарю, высокий князь. Но я...
   - Это приказ, - повторил Вестейн. - Через три дня мы с тобой снова встретимся. Придешь в мои покои как обычно, после полудня...

      Собрание молчало. Дуннахир сдвинул брови. Атойо, сын его сестры, тот, кого он прочил в наследники, открыто отрекся от родства и ушел к аойннай. И ныне он их предводитель. Но Атойо никогда не был особо силен в магии. Единственное, что было ему свойственно - боевое безумие, когда он не чувствовал ран и рвал врага чуть ли не голыми руками. А теперь еще и это...
   Аллам переглянулся с братом. Можно, конечно, сказать о мечах, которые они ковали в Каменных Зубах, да вот всем ли можно доверять? Совсем недавно Аллам вооружил три десятка своих ирек этими мечами - Звездными назвали их - и, насколько можно судить, Бешеных Псов они рубят как добрый топор - дерево. Только вот ковать эти мечи долго, ох как долго!
   - На трупах убитых Бешеных Псов, - продолжал Вестейн, на что многие удивленно поднимали брови - неужто Псов можно убить! - мы нашли необычные амулеты. Вроде этого, - он вынул из поясного кошеля тусклую серебристую подвеску на кожаном шнуре. Пустил ее по рукам. На кружке была раскручивающаяся противусолонь спираль, исходящая из открытого глаза, у которого вместо зрачка был знак Пустоты. Сэвинайт и прочие зашептались. Медб встала.
   - Я прошу тебя, сэви Льонд, тебя, Эсген-дру, тебя, Идунн дае мар, пройти со мной в Запретный покой, ибо вам должна я сказать нечто важное. И ныне быть вам старшими среди своих в Совете Мудрых. Так я сказала. И ты, Рамборг, вернулась вовремя - мне понадобится твой совет.
   Мудрые молча поднялись и вышли следом за Медб, а прочие остались говорить о делах войны. Гэлидд пошла было за матерью, но Медб взглядом остановила ее.
   "Вот так. Столько не виделись - и такой холод... или я чего не понимаю? Почему она не хочет поделиться и со мной? Или все считает меня маленькой? Или сторонится Пустой Ветки?"
   Обида на мать наполнила рот горечью. Гэлидд больше не хотелось быть там, где ее кто-то мог бы увидеть. Да пошли бы все к рекха! Вот уйду от вас совсем, и мучайтесь тогда... Она тихо вышла, покинув зал, и пошла в рощу Источника.

      - Слушайте меня, мудрые. Только вам доверяю. Ныне пришло время рассказать о том, что я узнала и поняла. Сэви Льонд, ты вместе со мной обучался Искусству, ты хорошо меня знаешь, и я знаю тебя. Подтверди же или опровергни то, что скажу - ныне Силы перестали подчиняться тем Законам, что были прежде. Заметил ли ты?
   Сэви кивнул.
   - Такое было уже, Высокая Медб. Дважды было. Я боялся себе в этом признаться до последней минуты, и лишь теперь, когда ты сказала, я тоже говорю. Первый раз - когда Безликий отдал себя ради власти, и надел Маску. Тогда погиб Айренн. Лишь Фиан Шен смогли тогда противустать врагу, ибо по-иному взывают они к Силам. Второй раз было, когда погиб Хэт, сразив в поеднике Безумного Йадха Кареша, того, кто носил Серый Камень.
   - Тогда, - вставил Эсген-дру, - были с ним трое. Бард, дру и некий воин с лазурным щитом.
   - Опять те, кто идет мимо незыблемых Законов, госпожа, - кивнул Льонд.
   - Маска. Серый Камень. Творения великих магов, предавшихся соблазну власти. А ныне я назову вам имя, которое, думаю, вы и сами знаете давно. Храудун зовут врага нашего. Я подозревала, но теперь знаю точно. Давно уже он ходил запретными путями. Ныне же свершил запретное. Он не открыл источник Силы. Он поступил изощреннее всех. Наши вещи Силы и есть теперь источники для него. То, что он создал, понемногу тянет Силу отовсюду. Мы сковали ее - он теперь тянет эту цепь. Что делать нам? Наша жизнь основана на Силе. Теперь она перестает подчиняться нам...
   Эсген-дру встал.
   - Есть то, что неизменно. Есть то, что повелевает Силой не по Законам. То, чего не признают сэвинайт. Ты говоришь - магия бесстрастна. Но вспомни - кто был рядом с Айренном и Хэтом? Те, кто повелевает чувством. Певцы, барды и друэнн. Те, кто не сковывает Силу, а плывет в ней, как в волне. Не переделывает ее, а использует, не нарушая ее природы. И вот что скажу я. Оставьте вещи Силы. Уничтожьте их. Оставьте места Силы. И неоткуда будет Храудуну взять Силу. И Маска, и Серый Камень были как водовороты, утягивающие Силу в Пустоту. Не выдержать Храудуну единоборства с Пустотой. Он сам погибнет.
   - Ты прав, - задумчиво сказала Медб. - Но не готовы мы к этому. Даже мне страшно об этом подумать. И ведь еще пока есть Сила в сотворенных вещах... А даже если мы уничтожим все, что поддерживало нашу жизнь такой, какая она есть, Пустота останется разверстой. И нарушится Равновесие! Как закрыть нам эту рану?
   - Не знаю, - покачал головой Эсген-дру.
   - Не знаю, - вздохнул сэви Льонд.
   - Посмотри на свою дочь, Медб, - сказала Идунн.
   - Нет, - покачала головой Медб.
   - Не в твоей это воле, госпожа.
   - Что в моей - то и сделаю. Но дочь не отдам. Я сказала.

      ...Ну, вот и полегчало. Гэлидд отерла глаза. Ничего, мама еще увидит, она еще будет гордиться... Вода наполняла большой круглый водоем, стекая дальше по каменному желобу с холма вниз.
   - Ю-гинна?
   Гэлидд резко обернулась. И чуть не упала в воду. Руах, Верховный король.
   - Я рад, что вы приехали, - просто улыбнулся Руах. Хорошая у него была улыбка, неловкость сразу же прошла. - Вижу, вам не по нраву, что вас, как маленькую, забыли.
   "Откуда он знает?"
   - Меня тоже мало кто слушает. Я для них слишком молод.
   - Отец слушает, - проговорила Гэлидд, исподволь разглядывая короля.
   - Я очень благодарен ему. Но все равно - пока не покажу себя, не признают. Беда.
   Гэлидд рассмеялась. Наверное, разговор получился бы приятным и любопытным, но тут ее позвали. Гэлидд недовольно фыркнула.
   - Гэлидд! Ю-гинна! Идунн хочет, чтобы ты показала ей Светоч.
   - А, Бера. Ладно, иду, - она смущенно улыбнулась Руаху. Идунн отказать она не могла. Король растерянно развел руками.

      Бера, высокая полноватая девчонка, всего месяца два назад попала в Покой Сна к даенн, но дае мар Идунн признала ее совершенно непригодной для обучения, и теперь Бера в основном болталась рядом с Гэлидд и бегала по разным мелким поручениям. Безгранично добрая, услужливая, она была незаметна и вместе с тем незаменима. Гэлидд с облегчением вздохнула - уж теперь-то можно опустить руки и предоставить Бере распутывать черную гриву. Жуть какая, Руах видел ее такой лохматой! Если бы не Бера, она и к Идунн явилась бы растрепанной. А вдруг мать попадется? Вот влетит-то! Сама бы ни за что не стала лишний раз с волосами возиться. Кто только придумал такую муку... У Беры все равно лучше получится. А та и рада стараться - и расчесала, и косу заплела, и уложила красиво, и венец сама надела, а Гэлидд только сидела сложа руки, почти засыпая - она всегда начинала дремать, когда ее кто-нибудь причесывал.
   - Готово, княжна, - Бера с поклоном поднесла Гэлидд зеркало. Но та досадливо отвела его рукой:
   - Не буду смотреться, и так красиво, времени нет.
   Одернула свою простую коричневую тунику и нагнулась за Светочем к маленькой нише в самом углу комнаты. Всего три Светоча осталось, надо еще наделать, вдруг понадобятся.
   Снаружи Покой Сна окружали толстые высоченные стены, поэтому там всегда было тихо и прохладно. Гэлидд сюда старалась особо не заглядывать, подсознательно боясь, что уж даенн, которых в Коэр Гверенне почитали не меньше, чем друэнн в Исфальхаре, распознают в ней не просто Пустую Ветку, а и чего похуже. Но уж коли сама Идунн позвала, отказываться нельзя, пришлось идти.
   Низенькая дверца в толще стены была приоткрыта - знак того, что в Покое все бодрствуют. Гэлидд вошла, пригнувшись, миновала арку, по привычке считая кирпичи. Маленький крытый дворик, именуемый Садом Источника, был пуст. Гэлидд присела на лавочку у увитой зеленью стены. Прикрыв глаза, слушала, как журчит вода в фонтанчике посреди маленького квадратного бассейна. Идунн появилась неслышно из круглого проема в стене.
   - Приветствую тебя, княжна - нагнула голову. - Слух о твоих способностях достиг Покоя Сна, и я подумала...
   - Не смейся надо мной, дае мар, - Гэлидд изобразила легкую насмешку. - Ты же знаешь, я - Пустая Ветка.
   - Ты полна Огня. Ты можешь говорить с ним, словно Древние. И ты зовешь себя Пустой Веткой?
   - Я лишь повторяю то, что говорят.
   Идунн спрятала руки в широких рукавах столы и умолкла. Гэлидд тоже молчала. Не к чему заводить разговор насчет умений, которые якобы у нее есть. Она, конечно, примерно знает, на что способна, но до отца и матери ей все равно далеко. Идунн нервно выпростала руки из рукавов, сцепила пальцы. Заговорила:
   - У нас в Покое лежат воины, которых касался... исчезнувший сэви мар. Один из них спит, и мы не можем разбудить его, хотя перепробовали все известные нам способы вернуть нисси из забытья в обычное состояние. Другой очнулся, но ничего не видит, хотя по всем обычным признакам глаза его вполне здоровы. Я хотела просить тебя... я покажу тебе один свиток. Пойдем со мной.
   Гэлидд и раньше, от матери, слыхала, что в Покое Сна есть богатейшая библиотека, которую даенн собирали и хранили чуть ли не со времен Халах Хена. Многие свитки даенн не показывали даже правителям и тем более Совету магов, ссылаясь на клятву, которую основатели их братства некогда принесли самому Халах Хену. Храудун, наверное, дорого был дал за прочтение хотя бы малой толики того, что хранилось в Покое Сна.
   Идунн провела княжну в святая святых - небольшую комнату с зарешеченным окном, до потолка уставленную полками со свитками и фолиантами. У самого окна стоял массивный стол с подставкой для сматывания свитков, рядом - лавка. Идунн жестом пригласила княжну садиться, сама легко взобралась на деревянную стремянку и сняла с одной из верхних полок огромный свиток, явно очень тяжелый. Кряхтя, слезла и с трудом водрузила свиток на стол, на подставку.
   - Что это? - изумленно спросила Гэлидд.
   - Это копия с двух более древних свитков, которые до нас не дошли. Здесь тексты древних пророчеств, в том числе - полный текст "Пророчества сэви Эгина".
   - Разве то, что известно всем - не полный текст? - спросила Гэлидд, силясь справиться с волнением в голосе.
   - Нет, не полный, - спокойно ответила Идунн. - Полный известен лишь даенн, поскольку некоторые места "Пророчества" не были предназначены для чужих ушей. Эгин известен нам как сэви, но на деле он очень недолго входил в Совет магов, так как до него быстро дошло, куда могут завести все эти фокусы с зубрежкой заклинаний и попытками загнать Силу в упряжку, словно рабочую лошадь.
   - То есть?
   - Девочка моя, разве ты все еще не поняла на собственном опыте, что вся эта так называемая современная магия, которой, к слову, блестяще владеет твоя матушка, что все это - так, детские игрушки. Но ведь и игрушки порою бывают весьма опасны. Силу нельзя ставить себе на службу. Она не подчиняется никому. С ней можно лишь... беседовать. Понимать ее, как любое живое существо. Поэтому я не из тех, кто считает тебя Пустой Веткой, - Идунн отчеркнула пальцем строчку. - Я хочу, чтобы ты это прочла.
   Гэлидд послушно наклонилась к свитку, и перед глазами ее побежали строки:

      "В час ненастья и бурного смятения,
   Когда почернеет Великое Море,
   Когда из Чаш Весов мира польется Вода,
   И равновесие будет нарушено,,
   Тогда мы, несчастные, ослепшие
   От собственной самонадеянности,
   Погрязшие в гордыне ума и духа,
   Будем молить Огонь вернуть нас к жизни."

      - Так как ты способна говорить с Огнем, то я решила обратиться к тебе. Мне почему-то кажется, что ты могла бы помочь нам исцелить воинов, которые лежат в Покое Сна.
   Гэлидд кивнула. Что ж, не выйдет, так не выйдет, а коли выйдет, то уж тогда никто не посмеет назвать ее Пустой Веткой. Ни Рамборг, ни отец, ни мать, ни сэви мар, никто другой.
   - Я хотела бы взглянуть на то, что ты называешь Светочем.
   Гэлидд с улыбкой подала Светоч дае мар. Та повертела его со всех сторон и вернула со словами:
   - Похоже на гномью глиняную лампу.
   - Возможно. Первый свой Светоч я сделала в Мерато.
   - Ты согласна попробовать?
   - Конечно.
   Идунн убрала тяжелый свиток на место, степенно расправила одежду и повернулась к Гэлидд:
   - Следуй за мной.
   Наконец-то Гэлидд увидела сам Покой Сна - прежде она здесь не бывала. Круглая светлая комната без окон. Откуда же свет? Из небольших отверстий в потолке.
   - А если дождь? - непроизвольно спросила Гэлидд.
   - У нас не бывает дождя, ты же знаешь. Вот, смотри, - Идунн подвела Гэлидд к лежавшему на белом ложе мужчине с повязкой на глазах.
   - Он ничего не видит. Мы усыпили его, потому что он буйствовал и едва не лишил себя жизни.
   Лицо воина было желтовато-серым, словно у мертвого. Гэлидд села рядом и помедлила, собираясь с мыслями. Она никогда никого не лечила, ее не учили этому, поэтому она попросту не представляла себе, что именно нужно делать. Но раз уж взялась... Гэлидд вздохнула постаралась сосредоточиться. Как на медитации, которой учил ее дядя Аллам. Просто слушать себя и повиноваться собственным движениям. Пальцы воина обожгли ее незнакомым холодом. Гэлидд показалось, что его рука наполнена каким-то вязким веществом, которое надо растопить. Левой ладонью Гэлидд накрыла Светоч. "Я даже не зажгла его!" - мысленно вскрикнула она, но тут же поняла, что этот вскрик был лишним. Сосредоточенность исчезла, ей пришлось снова успокаиваться. Она представила себя идущей по темным коридорам Мерато с зажженным Светочем в руке. И снова едва не вскрикнула, на этот раз от боли в обожженной ладони. "Молодец!", - отметила она про себя, перехватывая Светоч снизу. И тут же получила вознаграждение - в ее ладони расцвел яркий язык разноцветного пламени. По крайней мере, так ей показалось. Пламя плясало и извивалось, разрастаясь, оно уже лизало край одеяла, который укрывал слепого воина, и ее руку. Теперь ей не было больно. Ее левая рука стала продолжением пламени, пламя словно перетекло в нее, в правую руку, в кончики пальцев. Слепой дернул рукой. "Не бойся!" - мысленно крикнула она. Холод. Вязкость. Пустота. И веселый рев пламени, которое заполняет собой эту пустоту... его рука чуть дрожит, словно он хочет вырваться. Может быть, ему больно, пламя жжет его?..
   Она с трудом очнулась. Отпустила его уже теплую руку. Мужчина по-прежнему спал, ровно дыша, но цвет лица его изменился. Гэлидд встала, но тут же села обратно. Ее шатало - видно, сил она все же потратила немало. Встретилась с изумленными глазами Идунн, которая шептала:
   - Первые услышали нас... Девочка, ты и не знаешь, что ты такое... - и кланялась...
   Веки спящего дрогнули. Идунн отстранила княжну, и присела рядом с воином, суетливо шаря в складках столы - искала пузыречек со снадобьем.
   - Зачем ты поишь его? - вяло спросила Гэлидд, больше из желания просто сказать что-нибудь.
   - Потому что не хочу, чтобы с ним снова повторился припадок буйства.
   - Не вышло по-твоему, дае мар?
   - Что ты имеешь в виду?
   - Он видит?
   - Не знаю. Вот и хочу его разбудить. Но так, чтобы он не смог причинить себе вреда, если все прошло впустую.
   Гэлидд придвинулась ближе к кровати, впившись глазами в лицо спящего.
   - Хеймарс, проснись, проснись.., - тихонько позвала Идунн, взяв мужчину за руку. Тот странно дернулся и широко открыл глаза. Сел на постели. И взревел дурным голосом.
   - Великие Силы, я вижу! Я вижу! Меня исцелили!
   - За то благодари княжну - она оказала Покою Сна великую честь, согласившись попробовать вылечить тебя. Потратила немало сил...
   - Погоди, дае мар, - Гэлидд жестом отстранила Идунн от ложа. И спросила, глядя прямо в глаза воину:
   - Скажи, Хеймарс, как получилось, что ты ослеп?
   - Я... не помню, - растерянно пробормотал воин. - Совсем ничего не помню. Кажется, мы несли... нет, не могу, мне больно.., - он со стоном схватился за виски. - Нет, нет, я не скажу, никому не скажу!
   - Ты слышишь, дае мар? Кто-то запрещает ему говорить!
   - Думаю, это продолжение его сна. Такое мне доводилось видывать. Головные боли быстро пройдут, уж это мы как-нибудь вылечим.
   Продолжение сна, как же. Гэлидд с досадой укорила себя за отсутствие привычки спорить, но хороший момент высказаться все равно был упущен.
   - Проводи меня к выходу, дае мар.
   - Хорошо, княжна, - Идунн поклонилась и вышла в низенькую дверь, Гэлидд за ней. Две послушницы, ожидавшие у дверей,
   "Рамборг не посмеет больше говорить мне, что я - Пустая Ветка", - думала Гэлидд, возвращаясь к себе. Бера легко шагала рядом, придерживая обессилевшую княжну за локоть и восхищенно шепча:
   - Вы настоящая колдунья!
   - Кто колдунья? - как можно строже спросила Гэлидд.
   - Вы, княжна. Видите ли... вы не скажете правительнице Медб? Не выдадите меня?
   - А в чем дело?
   - Я.. меня как-то попросили одну вещь отнести в покои вашего батюшки.
   - И что?
   - И я случайно проходила мимо Круглой Залы, и...
   - Случайно?
   Бера залилась краской.
   - Ну, не совсем случайно. В общем, я кое-что услышала. Так смешно - вы себе не представляете! Сидят седобородые старички и рассуждают, у кого ученики какие заклинания неправильно произнесли, и что из этого вышло.
   - И что же вышло?
   - Да например, вроде какое-то там болото надо было немного... туда надо было добавить воды, а ученик его напротив, осушил. И вроде это плохо. А вы... Я столько всего в Покое Сна видала, но вы всех превзошли. Вы - настоящая чародейка, а они все... так...
   - Спасибо, Бера. Только это все равно неправда. Я ничего настоящего как раз и не умею.
   - Как не умеете? Да вы - как древние чародеи, с Огнем говорите! Не умеете?
   - Не умею, - отрезала Гэлидд. Не намерена она с этой девчонкой обсуждать то, что творится вокруг нее и ее способностей. Довольно и того, что ее наставница... Гэлидд даже остановилась, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Хорошо, что Бера ничего не заметила. Или сделала вид, что не заметила.

      Странный день. Первый день после возвращения - и столько событий. И до сих пор не видела матери. Снова обида стиснула горло. И отец куда-то подевался... У всех дела, дела. Великие дела, а что дочь вернулась, никому дела нет! Гэлидд пошла к себе, в тот покой, где жила еще ребенком. Если она и согласится где жить в этом дворце, так только в старой своей комнате. Остановилась на пороге, помедлила. Возможно ли вернуться в прошлое? Или ее ждет разочарование?
   Она медленно отворила дверь. В покое было все, как тогда. И широкая постель, застланная тканым ярким шерстяным одеялом - сама Медб сделала, вплетая туда охранные заклятья, чтобы не болела девочка, чтобы снились ей добрые сны, чтобы не было холодно... И горящий хрустальный светильник под потолком на серебряных цепочках. И книжки на полках, и меховой ковер на полу, и трехногая жаровня, и большой медный кувшин и тазик для умывания в нише... И Медб на краешке постели сидит с книгой, словно ждет, когда дочка приготовится ко сну, чтобы почитать ей очередную волшебную историю...
   - Мама... - голос почему-то охрип.
   - Гэлидд, - так же тихо проговорила Медб и встала. Новое имя дочери, означавшее "дитя радости моей", было ей непривычно и приятно, она словно пробовала его на вкус, как пробуют изысканное, редкое вино. - Какая же ты... новая...
   Они были уже почти вровень ростом, но Медб все же чуть выше. И если Гэлидд была еще полна девичьей хрупкости, то Медб цвела пышной, сильной красотой зрелой женщины.
   - Не говори ничего, дочка. И прости. Сядь со мной. Всеотец, какая ты красивая...
   Гэлидд села рядом с матерью. Медб мягко обняла дочь.
   - Мама, - тихо произнесла Гэлидд, - я не Пустая Ветка.
   Медб рассмеялась.
   - Конечно. Только дело в том, что сэвинайт судят о способностях по старым, незыблемым канонам. А по этим канонам ты - Пустая Ветка. Ты ведь не умеешь творить чары с помощью Гобелена?
   - Нет.
   - Ты знаешь Законы Слова, слагаешь стихи по правилам, но они не вызывают чар. Так?
   - Так.
   - Ты обучена всему, что является азами магии, но сделать по канону ничего не можешь. Так?
   - Так...
   - Потому они и скажут - ты Пустая Ветка. Потому они и презирают друэнн и не признают бардов равными себе. Но ведь ты сделала Светоч. Ты умеешь целить так, как и даенн не дано. Ты пробудила Силу с помощью Камня. Ты проникла сквозь двойную Печать и видела отца в тайной его комнате. Ты не Пустая Ветка. Ты нечто иное, Гэлидд. Я не знаю, что ты такое. Знаю только, что ты моя дочь.
   - А Рамборг?
   - Что - Рамборг?
   - Она знает, что я не Пустая Ветка?
   Мать досадливо дернула плечом.
   - Знает, конечно. Как и я.
   - Но почему тогда...
   - Потому, что, как и я, не знает, ЧТО ТЫ ТАКОЕ. И не хочет, как и я, чтобы другие прежде срока проведали о твоих способностях, а ты, зазнавшись, начала бы играть со своим даром, не познав его как следует.
   Мать помолчала.
   - Тогда ты ступила бы на ту дорогу, по которой так далеко зашел Храудун. - Медб подняла взгляд и в упор посмотрела на дочь, словно сомневалась - не ступила ли она уже на тот самый запретный путь. Гэлидд не отвела глаз.
   Повисло напряженное молчание.
   - А если бы я была Пустая Ветка? - наконец, спросила Гэлидд.
   - Ты моя дочь, и мне все равно, есть у тебя способности к чарам или нет. Лучше бы их и не было.
   - Почему?
   - Слишком много забот и слишком велик долг. Послушай, давай не будем сейчас о заботах, ладно? Расскажи, как ты жила. Все рассказывай.
   - Мама, а Руах?
   - Что Руах?
   - Расскажи мне о нем. О мой родич, как-никак...
   - Ну да, ну да. Родич. Конечно.
   Гэлидд слегка покраснела. Эту ночь они с матерью не спали, все говорили и говорили... А поутру мать сказала - не слушай сэвинайт, не слушай никого. Делай то, что захочешь. Ты для них - Пустая Ветка. Пусть так и думают.

      А Кириг Вестейн поутру, наконец, получил от разведчиков донесение - след Храудуна отыскался. Там, где правитель и рассчитывал его найти. Сэви мар бежал к закату, где возле Трех Холмов его встретили лазутчики айоннай и забрали с собой. Теперь все встало на свои места. Одно непонятно - зачем ему айоннай? Или, точнее, зачем он им? Что они замышляют? Скорее всего, это дела чар... Так что придется Рыжей потрудиться. Пора мечу вступить в союз с чародейством.

      Она стала появляться в Покое Сна. Даенн принимали ее почтительно, но держались на расстоянии, только Идунн старалась по-настоящему сблизиться. Иногда Гэлидд даже хотелось, чтобы она поменьше старалась. Уж очень любопытно расспрашивала порой, а как, а что, а вот песнями, говорят, тоже можно лечить. Можно, как же, можно. Не у всех, конечно, получается. Не у всех учителя такие, как Аллам. Идунн настаивала, чтобы Гэлидд попробовала песенное искусство, и чудо свершилось - второй из воинов проснулся и чувствовал себя неплохо, за исключением того, что когда его начинали расспрашивать, как он попал в Покой Сна, он со стоном хватался за голову и мычал, не в силах сказать ни слова. Медб, узнав об успехах дочери, обрадовалась, хотя обнародовать их не спешила. Рамборг же только качала головой и ничего не говорила. Тогда Гэлидд впервые в открытую высказала наставнице свою обиду, и они едва не поссорились.
   - Если ты не можешь меня ничему научить, то это не значит, что я ни на что не способна! Просто ты не видишь дальше собственного носа! А еще бард!
   - Вот именно, - спокойно отвечала Рамборг. - Я не владею магией ни как сэвинайт, ни как друэнн. Но я умею распознавать силу, умею учить ей пользоваться, я десятки детей научила тому, чему не могу научить тебя, ю-гинна. Ты понимаешь меня?
   - Я никогда тебя не смогу понять! - выпалила Гэлидд.
   Они поссорились. Потом помирились. И больше старались не касаться этой деликатной темы. Медб была несколько недовольна тем, что наставница позволяет себе резкие высказывания, однако открыто спорить не стала. Время все расставит по местам.

      А время катилось к лету. Храудун исчез, и никто не знал, где он. Кириг Вестейн приказал, ежели тот объявится, доставить сэви прямо к нему. Однако, желающих не находилось. На границе внезапно наступило затишье, которое показалось всем еще более зловещим, чем открытая война. Вестейн и Аллам рассылали лазутчиков, к Рамборг снова зачастили какие-то смертные - сойка, знак королевского барда, открывал им дорогу в Коэр Гверенн.
   Многие морщились, не понимая, чего это высокая Медб дозволяет им являться прямо сюда? Ладно - Рамборг, чего еще ждать от полукровки, но Медб почему не запретит, да еще в такие неверные времена?
   Но спросить Медб никто не осмеливался - у владычицы было слишком много забот и она просто отмахивалась от непрошенных советчиков и жалобщиков.

      ...А Гэлидд приснился сон.

      Она снова была маленькой и пряталась за троном в Большом Зале. И снова Медб говорила с Храудуном, но на сей раз голос сэви мара был сладким, обволакивающим.
   - Я дам твоей дочери великую власть. У нее будет все, что она только помыслить сможет. Отдай ее мне, Медб.
   - Я отдам ее не тебе, сэви мар, ибо гибельно то, что ты предлагаешь. Есть у нее тот, кто даст ей то, что она желает.
   - Я изведу его, Высокая Медб. И твоя дочь придет ко мне, ибо мне нужна ее сила...
   Он протягивает к ней руки. Но перед ним встает какой-то воин. Руах? Нет, не Руах. Она помнит только лазурный щит с золотой звездой - и Храудун отступает, и сон кончается...

      Она проснулась в холодном поту. Руах. Храудун убьет его. А Руах там, в Каменных Зубах, вместе с Алламом договаривается о союзе с гномами и смертными... Или это просто сон? Но сон - это же Незримые Пути... Кто этот воин со знаком Айренна Шена? Сам Айренн? Неужто Дорога Птиц и Незримые Пути где-то пересекаются?

      Ночь была на исходе, а Медб так и не легла ни разу. В час Второй стражи, когда тяжкие раздумья, казалось, отступили, наконец, уступив место сну, сам собой зазвенел на столике серебряный гонг. Медб мгновенно очнулась, набросила поверх рубахи тяжелую шелковую накидку глубокого синего цвета и, очертив рукой знак открытого пути, позволила войти пришельцу.
   Молодой сэви Тайрон молча поклонился и вошел, почему-то озираясь по сторонам.
   - Чего ты опасаешься здесь, сэви рекхин?
   - Не называй меня более так, высокая Медб, - каким-то неровным голосом и слишком быстро ответил Тайрон. - Я не вернусь больше к Храудуну, ни за что!
   - Что случилось? Говори. Садись. Пей. Здесь тебе ничто не угрожает.
   Тайрон сел, принял кубок с вином. Руки его тряслись.
   - Вот что узнал я, высокая Медб. Давно уже я по приказу вашему был близ Храудуна. Он доверял мне и считал меня одним из своих вернейших. Сама ты ведаешь, Храудун ходил запретными путями, ища великой Силы и власти. Видел я у него рукописи древних времен, в коих говорилось о Маске и Сером Камне.
   - Догадываюсь. Что он-то сотворил?
   - Смотрела ли ты на его левую руку, госпожа? В плоть среднего пальца словно вживлено, вплавлено, врезано тусклое кольцо. И, если я верно понимаю, снять его он уже не может. Разве что вместе с рукой. Или с жизнью... Дает оно ему власть надо всеми вещами Силы, хотя пока и не полную, ибо есть еще воля того, кто сей вещью обладает. Но скоро он наберет великую мощь, и тогда уже не совладать с ним никому.
   - Разве никто не может создать вещи более могучей, чем сделал он?
   - Не в том дело. Самой тебе ведомо, что есть Жизнь, и есть Пустота. И Силы их равны, тем и держится мир. Но ежели некто возьмет Силу Жизни и передаст ее Пустоте, то...
   - Вот как. Он сделал это?
   - Да, - судорожно кивнул Тайрон. - Он вложил в кольцо силу Пустоты, отворив тем ей путь. Но пустота ненасытна. Он думал, что сможет повелевать с ее помощью Силами мира, но она сжирает все. Он сам в отчаяньи. Он надеется, что вещи Силы помогут ему затворить эту дверь и стремится завладеть ими. - Тайрон замолчал. - Он собрал нас, всех двенадцать, мы стояли кругом, и он просто высасывал нас! Я еле ушел после этого. Если остальные не преодолеют страха, то они в конце концов умрут... Он на все пойдет, лишь бы спастись! Госпожа, - схватил он ее за руку, - он ищет твою дочь. В ней есть Сила, которая способна справиться с тем, что он вызвал.
   - Я поняла, - кивнула Медб. - Но зачем ему аойннай? Ведь он теперь у них?
   Тайрон расхохотался.
   - Да каждая смерть сейчас усиливает его, дает ему еще мгновение существования! Аойннай продают ему себя за миг непобедимости!
   Медб задумалась. Затем вызвала служанку и велела ей устроить постель для Тайрона. А затем села за стол, взяла с полки обшитую красным шелком тетрадь и стило.

      "У нас нет выхода. Если мы даже уничтожим вещи Силы, оставив Храудуна на пожрание Пустоте, дыра все равно останется. Мы должны отдать всю Силу, которая есть у нас. Слишком долго мы играли Запретным. Теперь нам придется отречься от всего, чтобы мир, отданный нам Всеотцом, продолжал существовать. Если же мы окажемся настолько трусливы и самолюбивы, что побоимся отдать ее, то недостойны мы будем Эвел Иннирен, и закрыта будет Дорога Птиц, и не стать нам со-Творцами Всеотцу...
   Однако, я слишком труслива и себялюбива. Я не хочу отдавать ради других свою дочь. Гэлидд слишком дорога мне...
   И, по чести говоря, не могу я отречься от Силы. Слишком давно приучена я к ней, и слишком давно сжилась с ней. Это все равно как умереть и родиться снова...
   Или сбежать в Эвел Иннирен и просить помощи Первых Детей?
   И чтобы мир снова стал на грани гибели, как в древние времена?
   Кто поможет мне..."

      За окном начало светлеть, вернее, сереть небо. Медб подперла руками тяжелую голову. Нет, даже если все правда, то никто ничего не должен знать. Ни Вестейн, ни Гэлидд. Девчонке хватит ума геройствовать, а Вестейн, чего доброго, пожелает этим воспользоваться. С него станется. Ничего никому нельзя говорить. Если придется, она, Медб, сама справится с Храудуном. Она уже не прежняя. Надо будет заглянуть в Камень, на Незримые Пути и дать понять этому червяку, чтобы не надеялся...

      Кириг Вестейн тоже не спал этой ночью. Айкар, лучший из разведчиков, прибыл с новым донесением. И вести не радовали. Аойннай готовились к новому, небывалому удару. Иссинат ри-нэген, юный вождь смертных, примчался требовать помощи согласно древней клятве, которую некогда дали друг другу Хэмир Молния и Аран. Собиралось великое войско. Даже осторожный Дуннахир не колебался на сей раз. Руах послал гонца к Эйдану, напоминая об их уговоре.
   Айкар с поклоном удалился. Вестейн некоторое время сидел молча, обдумывая услышанное. Если все, что говорит Айкар, правда, то Гверенн в большой опасности - большей не бывало со времен затмения Ниссаола. Ему, Вестейну, надо защищать своих, во что бы то ни стало. Но как? Вестейн вспомнил последний разговор на Совете и недовольно поморщился. Правители Гверенна совершенно не слушают молодого Руаха, хотя тот признан Верховным королем Гверенна. Да только что значат теперь слова "Верховный король"? Руаху не под силу собрать под свою руку весь Гверенн. И никогда не уговорить ирек Эддона. Впрочем, Дуннахиру не обязательно напрямую помогать Руаху в его войне с аойннай, на то есть он сам и его брат Аллам. Вестейн с улыбкой подумал даже, что есть еще его дочь Гэлидд, которая явно приглянулась Верховному королю, но додумывать до конца не стал. Гэлидд слишком молода для замужества, тем более - такого. Да и время тяжелое нынче. Не до того. Потом... когда войну выиграем... Руаху тоже ума поднабраться не мешает. Да о чем я думаю, перебил себя Вестейн. Айкар должен попробовать проникнуть не просто в стан аойннай - он должен попытаться подобраться как можно ближе к источнику этой силы. Для этого ему потребуется личина... или нет, пусть идет в своем обычном обличье. Потому что любые заклятия можно распознать. Пусть прикинется перебежчиком. Надо еще с Алламом посоветоваться. Вестейн решительно поднялся. Но дверь сама распахнулась ему навстречу. На пороге стояла Гэлидд.
   - Отец, я пришла говорить с тобой!
   Из ее серых глаз било таким огнем, что Вестейн невольно попятился. Нет, что бы там ни говорили, его дочь не Пустая Ветка. Настоящая княжна из Дома Древа.
   - Отец, я хочу рассказать тебе...
   - Давай-ка, дочка, сядем рядом, и я с удовольствием тебя послушаю, - перебил Вестейн, приглашая дочь садиться на низенькую скамеечку. Как только они сели, Гэлидд, заметно волнуясь, заговорила:
   - Отец, я сегодня была в Покое сна. Оба воина умерли! Один не проснулся утром, второй целый день жаловался на сильную головную боль. Дае мар сказала, что двое даенн, пытавшихся установить причину головной боли, через некоторое время свалились в глубокий обморок, из которого их с трудом вывели. Я хотела затеплить Светоч, но Идунн не позволила мне. Сказала, что нельзя рисковать моими способностями! Отец, я знаю, я могу найти причину того, что творится в Покое Сна! Позволь мне! Прикажи...
   - Послушай меня, дочка. Идунн тысячу раз права, и я скажу тебе то же самое, что и она. Кроме того, я и так догадываюсь о происходящем, для этого мне вовсе не нужно просить тебя зажечь Светоч. И, наконец, заниматься установлением причины подобных событий - дело Совета магов. А также мое и твоей матери. Ты еще слишком молода...
   - Ну и что! - Гэлидд смотрела с вызовом. - Или ты тоже...
   - Возьми себя в руки! - прикрикнул Вестейн. - Клянусь Великой Силой и Всеотцом, ее Дарителем, ты должна смириться и дослушать меня до конца!

      - Но я хочу заниматься настоящими делами, а не доказывать постоянно окружающим, что я на что-то способна!
   - Тебе не нужно ничего доказывать мне, понимаешь, дочка? - мягко произнес Вестейн. - И коли уж речь пошла о настоящих делах, то именно для настоящих дел ты будешь нужна мне здесь, рядом со мной. Ты, а не твоя мать.
   Гэлидд вдруг спросила:
   - Вы поссорились? - спросила таким ровным тоном, что у Вестейна мурашки пробежали.
   - Вовсе нет. Просто мне нужно то, что умеешь ты. Не сейчас. Но будь готова.
   Гэлидд склонила темноволосую голову.
   - Хорошо отец, - шепотом произнесла она. В ее голосе слышались слезы.
   - Плакать, когда тебя зовут серьезные дела власти - последнее дело, доченька. Иди в свои покои. Отдыхай, набирайся сил. Их может не хватить.
   Гэлидд вышла. Вестейн посмотрел вслед дочери и снова подумал что молодой Аргин-эр, Руах Белых Колесниц, был бы подходящей парой для его девочки. Но это - потом.
   Когда ночь перешла в серый рассвет, Кириг Вестейн наконец позволил себе лечь спать, пребывая в уверенности, что решил для себя все - и решил правильно.

      Вот кто спал этой ночью мирно, так это Рамборг. Зато поутру, когда бард после легкого завтрака направилась было в хранилище старинных свитков, дорогу ей преградил сам правитель Исфальхара, супруг САМОЙ Медб Кириг Вестейн. Рамборг вежливо поклонилась, намереваясь пропустить князя, но тот и не думал уходить.
   - Скажи-ка мне, мудрая Рамборг Мойринн, - начал он, возвышаясь над ней, словно высокий ясень над осинкой, - что ведомо тебе о Фиан Шен? Что скажешь ты о Рассветных Ястребах?
   Рамборг слегка опешила.
   - Прости, высокий князь, но почему ты спрашиваешь об этом меня?
   - Кому же знать о деяниях прошлого, как не носящим синий плащ?
   - Многим ведомо об этом. Спроси сведущих.
   - Кто более тебя сведущ в древних сказаниях? Кто более тебя сведущ в древних свитках? И разве нет у бардов своих тайн, неведомых другим? И разве не было бардов среди Воинства Звезды? Разве нет у них тайной власти над Силами? Говори без утайки, Рамборг Мойринн, не время скрытничать.
   Бард подняла взгляд и прямо посмотрела в серые глаза правителя. Кириг Вестейн не уйдет без ответа, и не обманешь его пустыми речами. Что же, может, он и прав. Может, и вправду пришла пора.
   - Не место здесь говорить, князь.
   - Согласен. Идем в Запретный покой. Там и побеседуем.

      - ...Скажу я тебе, князь без утайки, как и просил ты. Только хватит ли тебе здравомыслия поверить в то, во что вас отучали верить с детства?
   - О чем ты говоришь?
   - Я говорю о том, что мы называем чудом. О той надежде, которую оставил нам Творец, о надежде на краю пропасти.
   - Говори.
   Рамборг усмехнулась. Распустила слегка ворот рубахи и осторожно сняла маленькую подвеску на кожаном шнурке. Она была голубой, точь-в-точь маленький щит, вроде тех ростовых щитов, что носили Эремме Анх в древние времена. На лазурном поле была маленькая золотая звездочка о двенадцати лучах.
   - Знаком ли тебе этот знак, князь?
   - Да, - кивнул Кириг Вестейн. - Это знак Айренна Шена и его дружины. Не говори мне о спящей в пещере под Дин Аэр дружине. Я не верю в сказки. Не говори мне, что кто-то остался жив, и что ты из них. Ты родилась позже меня. К тому же ты полукровка.
   - Верно. И все же сказка не совсем сказка, князю. И ношу я этот знак по праву. Пятеро остались в живых после того боя, в котором пал Айренн - трое воинов, певец и бард. Четверых нет уже. Гвиннор имя того, кто остался жить. Один он помнит ту, последнюю битву. Он не ушел Дорогой Птиц, ибо в тот черный час дал клятву над телом своего короля оставаться здесь, доколе не будет изгнано зло.
   - Тогда он останется здесь навеки.
   - Кто знает? Он заключил свой Завет с Творцом, а ему ведомо милосердие.
   - Говори.
   - Гвиннор хранит память той дружины. Он искал себе учеников, тех, кто мог бы стать Фиан Шен в час беды. И потому ныне есть Фиан Шен, и глава наш Гвиннор.
   - Я не знаю его.
   - Спроси о нем Иррана из замка Дин Аэр.
   - Слышал я об этом замке, хотя и ни разу не бывал в нем, - задумчиво, словно говоря с самим собой, произнес Кириг Вестейн, прищурив глаза и поглаживая подбородок. - Слышал я и предания о спящей дружине Фиан Шен... В диком месте стоит этот замок, и воистину, это странно мне. Слышал я и об Ирране. Мало кто видел его. Нечасто покидает он свой замок, и неведомы прочим нисси его пути и мысли. Когда я был юн и Ала, отец супруги моей встречался с моим отцом в Минд-ан-Хен, видел я его мельком. Ала почтительно говорил с ним, словно это не он, Ала, а Ирран был владыкой Коэр Гверенна. Помню взгляд его - он так пристально смотрел на меня... Но ничего он не говорил мне. Воистину, глядя на него можно вообразить, что скрывает онв своем замке некую тайну, - усмехнулся князь. - Но кто знает, где тот рог, что разбудит спящую дружину? Кто сумеет протрубить в него? Кто знает?
   - Нетрудно ответить, - усмехнулась в ответ Рамборг. - Скажу тебе, что Гвиннор звали его прежде. Во времена Айренна Шена. А Ирран - второе его имя. Ты знаешь, что оно означает?
   - Не держи меня за невежду, Рамборг. Мне ведомо и старинное наше наречие. "Обрекший себя клятве". Или все же я, темный, ирек, ошибаюсь?
   - Нет, государь. Ты прав.
   - Стало быть, Фиан Шен обретаются там, в его замке? Спят в пещере?
   - Да нет. Вот это уже точно сказка. Они - везде. Но дружина соберется лишь тогда, когда призовет ее Гвиннор. А будет это, когда мы обретем нового вождя. Вот это и будет время трубить в рог. И сделает это Гвиннор.
   - И кто будет этот вождь, ради которого Гвиннор соберет дружину?
   - Каждый раз был это необычайный вождь. Воин-маг, как Айренн. Воин-стихотворец, как Хейст.
   - Ну, он еще и Ругатель звался..., - улыбнулся Вестейн.
   - Было дело, - рассмеялась Рамборг.
   - И кто теперь?
   - Вспомни пророчество сэви Эгина, князь, - ответила Рамборг и замолчала.

      - В час ненастья и бурного смятения,
   Когда почернеет Великое Море,
   Когда из Чаш Весов мира польется Вода,
   И равновесие будет нарушено,,
   Тогда мы, несчастные, ослепшие
   От собственной самонадеянности,
   Погрязшие в гордыне ума и духа,
   Будем молить Огонь вернуть нас к жизни,

      - проговорил правитель и задумался. Поднял голову. Рамборг сидела, отвернувшись к раскрытому окну, за которым далеко-далеко спокойно блестело утреннее море.
   - Дитя Огня... Гэлидд, - негромко сказал он. - Нет. Я не верю.
   - Придется, князь, - так же тихо ответила Рамборг.
   - Я хочу видеть Гвиннора.
   - Он придет, - кивнула Рамборг. - Страж Незримого Пути будет здесь. Жди.
   ***

      "... и потому, господин мой Кириг Вестейн и госпожа моя Высокая Медб я прошу вас..."
   - Аргин-эр, приехал ри-нэген, требует немедленной встречи!
   Гулкий звук его шагов раздавался под сводами Мерато. Аргин-эр Руах Белых Колесниц почти бежал к лестнице, ведшей на смотровую террасу над синей долиной, за которой начинались земли Нэген-тир. Недописанное письмо так и осталось лежать на столе.
   Солнечный свет плеснул в глаза. Руах на мгновение прищурился. Внизу, у ворот стояли конники. Смертные. Через боковую дверь на террасу поднялся гном, за ним шел какой-то человек. Рослый, широкоплечий, хотя по виду лет ему было немногим больше, чем самому Руаху. Впрочем, могло быть и меньше - смертные взрослеют быстро, и ри-нэген наверняка уже отец семейства, и мужи совета с уважением слушают его. Не то что самого Руаха.
   Человек остановился в пяти шагах от Верховного короля.
   - Добро тебе, Аргин-эр.
   Голос его был молодым, пусть и хриплым.
   - Добро и тебе, ри-нэген. Будь гостем.
   Руах внимательно рассматривал пришельца. Тот был светлокожим, совсем как северные ирек. Русые длинные волосы заплетены на висках в косы, небольшая бородка, темно-серые решительные глаза. На лбу золотой обруч, знак власти.
   - Не время гостить мне, Аргин-эр. Не затем пришел я.
   - Думаю, все же достанет у нас времени испить из одной чаши под одной крышей в знак мира.
   Смертный кивнул.
   - Ты прав. Прости, что забыл вежество. Не врагом я сюда пришел, а просителем.
   Принесли терпкого вина, складные табуреты и столик, и вожди сели.
   - Ты хорошо говоришь на нашем языке, ри-нэген.
   - Я учился здесь, Аргин-эр. Вместе с девушкой по имени Тин Ка, дочерью самой Медб, - улыбнулся человек.
   Руах изумленно воззрился на смертного. Смертный знал Гэлидд еще до имянаречения?
   - Мы были друзьями. Потом мой отец погиб, и я был вынужден уехать, - Иссинат усмехнулся. - Мы были детьми. Тогда я думал, что не только дружба нас свяжет. Но зачастую судьба вождей не в их власти. Да... Теперь я уж два года как женат, у меня сын и жена второго ребенка ждет... Она хорошая женщина, достойная. Да и Тин Ка, верно, забыла меня. Надеюсь, она не обидится.
   - Не обидится, - кивнул Руах.
   Вино было выпито, и не время было для пустых разговоров.
   - Я пришел к тебе, Аргин-эр, напомнить клятву, что дали Хэмир Молния и Аран над телом Аргин-эра Айренна Шена.
   - Я помню эту клятву и выполню ее, - кивнул Руах.
   - Через четырнадцать дней я жду тебя с войском у камня Ис-Фаль. Мои разведчики доносят, что аойннай собираются нанести удар. Мы должны их опередить. Мой советник останется при тебе, дабы поведать обо всем вашим вождям. Мы одни не выстоим.
   - Я буду, - повторил Руах. - Я и те, кто пойдет за мной.

      Забытое на столе письмо так и осталось недописанным...

      ***

      - Отец зовет вас, ю-гинна.
   Гэлидд досадливо поморщилась. Именно теперь, когда она собралась устроить омовение. Серьезные дела власти, как же. Разве можно доверить что-нибудь стоящее... Пустой Ветке?
   Однако то, что сказал отец, было невероятной новостью для нее.
   - Я выступаю в поход.
   - Но при чем?.. - начала было девушка.
   - Не перебивай. Мне нужно, чтобы ты следила за матерью.
   - Что-о? - глаза Гэлидд изумленно расширились.
   - Прошу тебя отнестись как можно серьезнее к моим словам. Мать знает, что я уезжаю. Она пытается сейчас снова поставить Стальной Круг на весь Коэр Гверенн, чтобы в случае... чтобы можно было выдержать осаду, если я не вернусь, и все пойдет не так, как я думаю. Мне не нравится, что она слишком много времени стала уделять Глаз-Камню.
   - Отчего тебе не поговорить с ней попросту?
   - Оттого, что... в общем, я не могу. Я не хочу никому рассказывать всего, что я задумал, а она неминуемо выспросит все самым ловким образом - что ж я, своей жены не знаю?
   - Хорошо, отец. Но я все равно ничего не смогу поделать, если...
   - Сможешь.

      Отец сказал - "Сможешь". Что она может теперь, когда вокруг столько женщин, которые связали ей руки своей мудростью, своим многознанием! Она злится, но ничего не может поделать с этим, - так думала Гэлидд, глядя вслед клубам пыли на дороге с угловой надвратной башенки...

      День за днем, день за днем - почти два десятка мучительных, полных неизвестности дней...

      С матерью творится что-то неладное. Еще никогда она не бывала так беспричинно придирчива и несправедлива, то и дело чуть ли не доводила Гэлидд до слез. Словно нарочно гонит от себя, заставляет ненавидеть. И вид у нее мрачный и нездоровый. И к делам своим не допускает совсем...

      - Вам подарок прислали, княжна. Не хотите посмотреть? - Бера появилась, как всегда неслышно.
   - Какой подарок? Ты что, следила за мной?
   - Нет, нет, княжна, что вы, - Бера смутилась и спрятала руки под нагрудник сарафана.
   - От кого подарок?
   - От вашего родича из Ниаллах-ан-Гверенна, не знаю, как его зовут.
   - Сватается? - равнодушно спросила княжна.
   - Не знаю, - Бера пожала плечами. - Наверное.
   - А... из Ардах-ан-Гверенна вчера посол прибыл. Ты ничего об этом не знаешь?
   - О вас тот посол точно не говорил.
   Гэлидд почудилась насмешка в голосе Беры.
   - Ты отвечай, как я спрашиваю.
   Бера снова затеребила нагрудник.
   - Посол прибыл, верно, но больше я ничего не знаю. Простите, если что не так сказала. Просто... у меня глаза ведь есть, вижу, что... - Бера запнулась.
   - А ты поменьше смотри, куда не просят, - буркнула Гэлидд. Такая тоска была на сердце - кричать хотелось. Отец уехал, из Ардах-ан-Гверенна - ни весточки. Она и не ждала особых вестей, нарочно для нее припасенных, а так - только знать хотела, что сейчас там, где обретается тот, о ком думы ночные, о ком тревоги, о ком слезы - от невозможности встретиться хоть на миг, на час, словечком перекинуться, и ничего более. Ничего более и не нужно. Гэлидд отвернулась и поспешила к выходу из башенки, не оглядываясь на Беру. Та едва поспевала, пыхтела сзади.
   - Где мать моя? - на бегу спросила Гэлидд.
   - Не знаю.
   - Я ведь попросила тебя - последить немного, коли пойдет куда, сразу мне доложить. Обождал бы этот подарок дурацкий. Иди разузнай, у себя она или где еще.
   - Хорошо, - прошептала Бера и тотчас скрылась.
   Гэлидд дождалась, когда Бера скрылась за поворотом. Прислонилась к стене. Пока девчонка будет носиться в поисках Медб, она сумеет подобраться к Глаз-Камню. Заглянет в него.
   Глаз-Камень находился на скальной площадке, высоко над Морем. Говорят, его поставил здесь сам Халах Хен. Нарочно выбрал это место, потому что ни волны, ни ветер не добирались до него. Точка покоя. Камень был гладким, черным, блестящим. Наверное, очень холодным. Гэлидд не в первый раз приходила сюда, но дотронуться до Камня не решалась. Каждый раз ее охватывала странная тревога, побороть которую Гэлидд не могла, как ни старалась.
   Обогнув скальный выступ, Гэлидд остановилась. Оглянулась. Город плыл в сумеречной дымке наползавшего дождя. Редкие капли уже несколько раз мазнули ее по разгоряченному лицу. Новый приступ тоски взмыл в ней с такой силой, что стало нечем дышать. Она заплакала в голос - рядом нет никого, кто услышит-то? И город, как ей показалось, заплакал вместе с ней - слезы текли по стеклам и сероватому камню стен.
   Поборов слезы, Гэлидд осторожно заглянула вперед. И едва не упала - так изумило ее увиденное, что она поневоле отшатнулась и еле успела схватиться пальцами за каменное ребро.
   У Глаз-Камня стояла мать.
   От пальцев Медб, впивавшихся в радужно светящуюся, страшноватую сейчас поверхность Камня, вдруг поползли медленно-медленно в прозрачную глубь кровавые струйки, заполняя всю сверкающую сферу багровым зловещим сиянием. Лицо Медб в алых сполохах стало страшным. Но она не отпускала Камня, на ее угрюмом, искаженном невероятным напряжением лице горел злой оскал.
   - Все равно... - отрывисто прохрипела она, - все равно... я вижу... все равно! - в ее безнадежно-усталом голосе слышалось торжествующее злорадство. - Достигнуто! Достигнуто! - Медб без сил повалилась на колени, щекой и грудью грянувшись о Камень, тихо сползла вниз.
   - Мама! - Гэлидд рванулась было к неподвижной Медб и замерла: лицо матери - серая маска с ощеренным оскалом. Не о том ли говорил отец?
   - Ты здесь? - мать открыла глаза, шевельнула рукой - осторожно, словно в ней гнездилась боль, что может проснуться от малейшего движения. - Как ты... я же ставила Непускающую Стену... Хочешь заглянуть в Камень, да? Хочешь? Отвечай! - Медб внезапно резко привстала, приблизив глаза к самому лицу дочери.
   - Я хотела. Теперь не хочу, мама.
   Камень продолжал гореть темным злым багровым огнем. Багровый отблеск лежал на лице Медб. На ее руке. На руке, которая была В ТЕНИ. Гэлидд стиснула зубы.
   "Сосредоточься. Ты должна", - повторяла она про себя. Великие Силы, мать сама на себя непохожа!
   - Отчего же не хочешь? Боишься?
   - Да, мама. Боюсь, - твердо ответила девушка. Рука наконец ощутила то, что она с таким усилием старалась вообразить. Пальцы сжались на рукоятке огненного хлыста. Тогда она ударила Камень Огнем.
   Она вложила в удар немного больше сил чем собиралась, поэтому ее швырнуло о скалу как от отдачи, она больно ударилась головой и рукой. Но сознания не потеряла. Несколько мгновений сидела, слизывая дождевые капли с верхней губы. Рубаха почти промокла - как неприятно, холодно, подумала она. Глаз-Камень черно поблескивал мокрой от дождя поверхностью. Медб откатилась почти на край обрыва и там стонала, пытаясь сдвинуться с места.
   - У меня что-то с рукой... не смей больше делать этого, иначе тебя могут обнаружить, глупая девчонка!
   - Я слишком испугалась, мама.
   - Чего испугалась? Что ты возишься, помоги мне подняться!
   Гэлидд промолчала. Как знать, что там видела в Камне мать. Странный поединок наверняка измотал ее - и только ли измотал? Снова припомнились слова отца. Где-то он сейчас? Ничего, она узнает это в ближайшее время. А сейчас все, что нужно - вернуться обратно.
   Мать поднялась сама и, пошатываясь, двинулась прочь с площадки. Гэлидд шла за ней. Попыталась было обнять мать, но та резко отстранилась:
   - Не надо! Не прикасайся... Это опасно...
   В молчании добрели до Покоя Сна, там Медб свалилась на руки изумленных даенн, а Гэлидд, никем не замеченная, прошмыгнула в дверцу, ведущую к комнате со свитками. Ей очень нужно было побыть одной. Однако место для уединения она выбрала неподходящее - в этом ей пришлось убедиться через каких-нибудь полчаса. Снизу раздались голоса - шла Идунн с помощницей. Гэлидд раздумывала, не спрятаться ли ей, но потом решила, что не стоит - это лишь привлечет внимание. Появилась Идунн, начался разговор о Силах, о Дороге Сна, о предзнаменованиях и прочем, прочем, прочем... Гэлидд молчала, лишь изредка отвечая, если дае мар обращалась к ней с вопросами. Идунн в конце концов отослала ее со словами:
   - Иди к себе, княжна, твоя мать вне опасности.
   Бера, как выяснилось, видела, как княгиня с княжной спускаются со скалы, но подойти не решилась, и теперь вот дождалась Гэлидд у Покоя Сна.
   - А я чего узнала! - пропела она, хитро щурясь.
   - Рассказывай, - вяло отозвалась Гэлидд, совершенно погрузившись в собственные невеселые мысли.
   - К нам скоро гости будут.
   - Какие еще гости?
   - Из Ардах-ан-Гверенна.
   - Ну и что, - как можно равнодушнее, стараясь не показать радости, спросила Гэлидд.
   - Ничего. Вроде правитель их сам прибыть думает да с дружиной. Проездом. Вашему отцу на помощь.
   - А от отца ничего не было?
   Бера пожала плечами, изобразила удивление:
   - Вы же к Камню ходили?
   - Ну и что. Я же Пустая Ветка, все знают, - Гэлидд в точности передразнила Беру. Бера опустила голову.
   - Я правда не знаю, княжна. Так ничего не говорят, а что там у сэвинайт - ну, вам-то ведь виднее, разве нет?
   Гэлидд только покачала головой, чувствуя, как когтистая лапа тоски вновь сжимает сердце.

      - К вам, княжна. Воин какой-то. Говорит, посыльный от князя.
   - Вели, чтобы шел сюда.
   - Хорошо, - Бера поклонилась и открыла дверь:
   - Входи, княжна просит.
   При виде вошедшего Гэлидд радостно рассмеялась. Она-то думала, от какого там князя посыльный? Надеялась, что Руах за ней кого-то прислал. А это всего-то Лойг Проказник! Всего-то - ничего себе! Да ведь небось недавно отца видел, что-то знает, что-то расскажет!
   - Садись скорее, Лойг, скорее сюда! - радостно закричала Гэлидд. - Бера, солнце, принеси Лойгу пива! Да еды повкуснее!
   - Спасибо, ю-гинна, меня вроде как уже и накормили, и напоили, - смущенно бормотал в усы великан Лойг, присаживаясь на резную скамеечку. Скамеечка затрещала и развалилась, и огорченный великан, поднявшись, остался стоять, несмотря на все уговоры Гэлидд. Бера, впрочем, уладила это дело - принесла новый гобелен, постелила на пол:
   - Тут удобней вам будет.
   - Ну, рассказывай, - весело потребовала Гэлидд, когда Лойг осушил жбан с пивом.
   - Да рассказывать нечего, ю-гинна, - воин шумно утерся рукавом, смахнул каплю пива с подола куртки и вздохнул. - Я вроде как за вами присланный. Отец ваш, да хранит его Всеотец, велел вам немедля собираться и ехать, значит, со мной, под охраной воинов из Ардах-ан-Гверенна - вроде так они с Верховным королем уговорились.
   Гэлидд притворно нахмурилась:
   - Что еще за спешка? - но великан в ответ только взмолился:
   - Уж ты меня не спрашивай, ю-гинна. Мое дело - война: мечом там помахать или еще чего, а ваших этих дел мне и нюхать не положено. Велено доставить тебя к отцу.
   - Хорошо, хорошо, когда нам ехать?
   - Да как можно скорее. Отряд ардахский уж ушел, ну, значит, и нам торопиться надобно.
   - Как ушел? - Гэлидд не смогла сдержать изумления. - Они же собирались сюда заехать.
   - Не поспели.
   Гэлидд вздохнула про себя. Не судьба.
   - Хорошо, Лойг, спасибо за новости, иди отдыхай. Завтра выступим.

      ***
   - Поди сюда, рехкин, - сэви мар с довольным видом оглядел ученика. - Неплохо у тебя получилось с этим копьем. Будем продолжать в том же духе.
   - Учитель, я хотел бы задать вопрос...
   - Погоди, сначала я кое-что тебе скажу, вопрос может подождать.
   Тайрон подавил вздох и привычно спрятал руки в рукава. За то время, что он ходил в учениках у Храудуна, у него выработалась стойкая привычка прятать руки, поскольку он не раз таскал у Храудуна снадобья и пытался их исследовать.
   - Наконец-то ты начинаешь понимать истинную суть Силы и обращения с ней. Это великий день для нас обоих. Я думаю, тебе нужно идти дальше по стезе опытов с оружием. У тебя дар к знаниям о металлах, ты очень хорошо их чувствуешь, - Храудун сделал значительную паузу. - Важно именно то, что ты чувствуешь, а не просто знаешь и пользуешься набором определенных магических формул, которые, конечно, тоже важны, но главное - контроль над Силой. Она может очень много дать, нужно лишь уметь брать.
   - Учитель, можно я все же спрошу, - робко начал Тайрон.
   - Хорошо, спроси.
   - Насколько я понимаю, вы не первый, кто попробовал освободить Силу?
   - Не первый. Первым был Йадха Кареш. Это случилось во времена четвертого правителя после Халах-Хена. Кажется, его звали Хэт. Но Йадха совершил непростительную ошибку. Он позволил Силе сделать его преломителем.
   - Прошу прощения, что вы имели в виду под словом "преломитель"?
   - С твоего позволения, я расскажу по порядку. Йадха был наполовину аойн и захотел помочь Аунне укрепиться в ее тогдашних границах - нисси как раз стали распространяться от побережья вглубь Обретенных Земель, и теснить аойннай. Йадха хотел остановить их продвижение и считал, что любые средства хороши. Он довольно долго пробыл при дворе Хэта, благодаря своим исключительным способностям вошел в Совет магов - кстати, именно Хэт впервые созвал Совет. Потом, при удобном случае, он бежал из Гверенна, тогда еще единого и не такого обширного, как теперь. Его искали, но поскольку он был аойн, то его приемы обращения с Силой были совершенно иными, чем у нисси. Йадха сумел понять, как передавать Силу аойннай, и создал так называемую когорту Бешеных Псов Аунны - неуязвимых воинов.
   "Время движется по кругу, - думал Тайрон, глядя на исполненное горделивой надменности лицо сэви мара. - Теперь этому потребовалась Сила - просто так, для опытов. Вот куда может завести неукротимая жажда знания. Беда в том, что он не обуздал Силу, как думает сам. Он не направляет ее с помощью всех этих заклинательных штучек как нисси, не приспосабливается к ее течению, как ирек. Он захотел встать НАД Силой. Пустота пуста лишь тогда, когда ей закрыт путь в мир Силы, живой мир. Когда он открыт - Пустота оживает. И ей не сможет противостоять ничто, она течет, как вода сквозь прорванную дамбу... и теперь лишь Первые в состоянии противустать этому обезумевшему мудрецу".
   - Именно в том и крылась ошибка Йадха, - продолжал Храудун, - что он стремился слиться с Силой. Он и не мог иначе - он ведь был аойн, а аойннай никогда не умели действовать по-другому. У меня получилось то, что не удавалось никому никогда - кроме Первых, что вместе с Всеотцом творили эти земли, этот мир. Я сумел обуздать Силу, и теперь она служит мне. Будем надеяться, что и вас, своих учеников, я смогу научить тому же, дабы вы помогли мне в моем великом свершении. Теперь можешь идти отдыхать. Вскоре я вновь призову тебя, и мы продолжим наши труды.
   Тайрон поклонился и вышел из шатра сэви мара. Храудун ничего не сказал об Айренне Шене и его воинстве. Ни о Рассветных Ястребах и Хейсте... Ни слова о тех, кто сумел остановить предшественников сэви мара. Странно. Сэви мар не может этого не знать. Однако умолчал, не счел нужным даже упомянуть - за дурака его держит, значит. Иногда, однако, полезнее прослыть дураком, чем не вовремя обнаружить собственную премудрость. Дураку же невредно поразмышлять на досуге своей дурацкой головой, что может значит это молчание. Или Храудун попросту боится даже вслух говорить о Фиан Шен? Но их ведь не осталось. Так чего же он боится?
   Или... или сказки о том, что воины Фиан Шен и Рассветные Ястребы - дружина Хейста - спят в глубокой пещере под замком Дин Аэр, чтобы явиться на зов истинного государя в час беды, вовсе и не сказки?

      Оставшись один, Храудун поспешно выхватил из рукава тряпицу и приложил ко рту, задыхаясь в приступе жестокого кашля. В последнее время все чаще, подумал он. Значит, совсем скоро? Неужели не успеть - страх спазмой сжал горло, и новый приступ кашля сотряс тощее тело сэви мара. Отсрочить... еще немного отсрочить... Нужны жертвы. Еще немного времени - и он найдет, найдет, чем заткнуть эту пасть Пустоты, которая так жаждет поглотить его. Проклятье, сэви Эгин был прав. Ненавистный сэви Эгин. Он оказался мудрее Храудуна, всесильного сэви мара, осмелившегося ступить на Запретные пути. Сэви Эгин словно смеялся над ним из прошлого - он все предвидел, он все знал, он посмел оказаться мудрее! Значит, все напрасно? Нет, нет, так не будет! Храудун сухо, зло рассмеялся. Огонь? Что же, Огонь спасет мир, как и говорил сэви Эгин. Но не так, как думал сэви Эгин.
   Да, Медб искусна. Она сильна. Она великолепно путала следы - но он узнал, он проник, он постиг! И источник необходимой ему Силы он возьмет, заберет себе. Он стравит Огонь и Пустоту. А сам - сам постоит в стороне. Победителем будет он - в любом случае.
   Сэви мар захихикал. Никто ему не помешает - ни Медб, ни Кириг Вестейн. Этот исфальхарец ему сильно навредил. Очень сильно. Конечно, он маг никакой, но, увы, иногда простак способен перемудрить мудрого. Пришлось спешно покинуть Коэр Гверенн. Что же, не вышло хитростью - добьемся силой... Надо прийти в себя и выйти к айоннай в надлежащем виде. Грозным, прекрасным и могучим...

      Лагерь аойннай гудел - готовились к большому жертвоприношению. Посреди лагеря уже складывали поленницу из толстых бревен. Тайрона перекосило - он и раньше слышал о жертвах, которые устраивали аойннай в честь сэви мара, но никогда раньше не видывал их - всегда удавалось отговориться. Теперь же придется узреть воочию, что представляет собой этот жуткий обряд.
   Аойннай между тем приволокли к бревнам визжавшего от страха барана...

      ***
   Гэлидд очнулась как от толчка.
   Это было во сне. Потом она проснулась - но это продолжалось. Странная музыка, на пределе слышимости - или она звучит внутри тебя? Медленный, четкий ритм, тяжелый и гнетущий, мелодия прекрасна и одновременно страшна. Сердце бешено колотилось, во рту был привкус крови. Страх охватил ее. Она резко села на постели. Локтем задела тяжелый тройной подсвечник. Сна как не бывало. Дрожащей рукой нащупала Светоч. Дверь бесшумно отворилась. На пороге стояла Медб.
   - Ты слышишь? - шепотом произнесла она. Руки ее дрожали.
   - Да, - так же шепотом ответила Гэлидд. - Что это, мама?
   - Не знаю, - прошептала Медб. - Что-то происходит... - Она прикрыла глаза, сжала кулаки, сосредоточилась - Гэлидд ощутила напряжение, волшебство тугой волной прошло по комнате и мягким толчком бросило ее на ложе. Медб выдохнула. Музыка замолкла. - Что-то происходит...
   - Мама, мне страшно, - всхлипнула Гэлидд, натягивая на голову одеяло. Медб села рядом. Обняла дочь.
   - Мне тоже. Я не знаю, что это. Я заглушила - но это ведь не уничтожение причины... Я думаю созвать друэнн. Магам больше я не верю. Очень мало кому... Не бойся, девочка. Нельзя бояться. Страх отнимает волю. А нам нужно все понять... - Она замолчала, внезапно вспомнив, как поутру гадание на Гобелене трижды показало Пустую руну - знак смерти.

      В ту ночь она тайно ходила к Глаз-Камню. Никто ее не видел. Бера, слава Всеотцу, не проснулась. Ночь была тихой-тихой. Накрапывал мелкий дождик. Гэлидд еле различала во тьме тропу, но, как ни странно, ни разу не оступилась - тропа словно сама ложилась ей под ноги.
   Она добралась до круглой площадки с Камнем и присела на выступ скалы. Море плескалось внизу. Ветра не было. Она помедлила, немного побаиваясь того, что у нее может не получиться. Потом уверенно шагнула к Камню и опустилась на колени. Кажется, мать как бы брала Камень в обе ладони. Говорила ли она при этом что-нибудь? Неизвестно, полного обряда ей не показывали. Мать, несмотря на то, что признала способности Гэлидд, страшилась показать ей все, что умела сама. То ли думала, что таким образом ее дочь быстро обнаружит тот, кто не должен о ней знать, то ли считала, что дочери все эти умения не нужны. Но она взрослая, она сама теперь вправе решать, чем ей заниматься. Гэлидд задержала дыхание и посчитала до пятнадцати, как ее учил отец. Обняла Камень обеими ладонями и постаралась как можно пристальней вглядеться в гладкую черную поверхность.
   Сначала она ничего не увидела. Потом по поверхности Камня побежали огненные сполохи. Казалось, Камень медленно закипает от прикосновения ее рук. Гэлидд чувствовала, что ладони жжет, но решила терпеть до последней возможности. Сполохи разбегались по спирали, открывая небольшое прозрачное окошко. Кого же она хочет увидеть? Гэлидд внезапно поняла, что совершенно не знает, что ей нужно от Камня. Увидеть - кого? Что? Она вдруг растерялась, ладони жгло уже невыносимо, на глаза наворачивались слезы, и сквозь их пелену проступила фигура отца, который сражался с окружавшей его тьмой, и силуэт Верховного короля. Тьма клубилась, протягивала к ним щупальца, подсвеченные багровым заревом, словно от огромного пожара. На миг она увидела лицо Руаха близко-близко. Аргин-эр был страшно измучен, и лишь черные глаза упрямо горели под сурово сдвинутыми бровями. Лицо его потемнело от пота и грязи, и видно было, что ему все труднее и труднее отражать волны тьмы, накатывавшиеся на него невесть откуда.
   "Всеотец!"

      ...Под пасмурным небом на холме рокотали барабаны. Их грохот вызывал странное гнетущее ощущение, наполняя сердца стоявших на другом конце долины страхом. Там, на холме, полуголые Бешеные Псы скакали вокруг костра, вопя и воя, как дикие звери.
   Кириг Вестейн застегнул ремешок шлема. Кольчужная бармица с глухим шелестом упала на плечи. Воины угнетены. Это плохо. Он оглянулся. Пять десятков воинов в зеленых туниках поверх кольчуг, отборные бойцы, гвардия Аллама, воины со звездными мечами. Им встретить Псов. Справа смертные. Стоят молча, угрюмо глядя вперед. Иссинат, ри-нэген, под своим знаменем с крылатой стрелой. Слева Дуннахир. Решился все же, хвала ему. Вот он, огромный, широкий, под зеленым знаменем с серебряным дубовым листом. В середине - воины Ардах-ан-Гверенна и Коэр Гверенна, а также исфальхарцы Вестейна. И Аргин-эр. Чуть позади стоит Эйдан. Нет уверенности, что этот не отойдет, не вступая в битву. Но там, сзади, еще и дети Тарма. Они не дадут свершится предательству, если что.
   Тяжко грохочут барабаны. Тяжко отдаются удары в сердце, словно молот бьет... Крики. Вопли все ближе. Страх ползучей пеленой закрывает очи...
   Аллам спокойно берет арфу. Арфа должна петь в день битвы. Пусть тих ее звук - Аллам не просто певец. Его голос услышат все, даже если он будет шептать. Услышат сердцем. Он не станет петь о воинской доблести. Он не станет петь о славе. Ибо все это лишь пузыри на поверхности реки жизни, бесконечно, полноводной. А жизнь - это любовь. Любовь движет этим миром. И потому течет эта река-жизнь и не иссякает. Любовь ведет воина в бой. Любовь направляет руку поэта и говорит голосом певца. И потому лишь она непобедима.
   И медленно уходит страх. И потому, когда с яростным криком Бешеные Псы с размалеванными красным и зеленым лицами клином бросаются на стену щитов исфальхарцев и дружины Аргин-эра, не ужас перед непобедимыми воинами, а жажда победы и мести отвечает воплем на вопль. Странно, за Псами не бросаются остальные - или их поразила угрюмая неподвижность противника? Аойннай почему-то медлят... Грохот барабанов уже кажется не более страшным, чем треск детской погремушки. Что-то выкрикивает обвешанный разноцветным тряпьем маг аойннай на холме, но вопли его разбиваются о песнь Аллама. Битва песен и битва мечей началась.
   Полуголые Псы и меченосцы отряда Вестейна сошлись в одной страшной свалке, когда не знаешь, друг рядом или враг. Это вроде поединка - войска ждут исхода. Обычно аойннай бросались следом за Псами, как только те прорывали стену вражеских щитов, но нынче нет удачи Псам. Сегодня впервые Псы - неуязвимые Псы - побежали. Они бежали сквозь расступающиеся ряды аойннай к холму, чтобы упасть там мертвыми. Побежденными. Ибо участь Псов - умереть. Они не переживают боя. Но ныне бой начался не с победы.
   И тогда две стены двинулись друг на друга...
   Посреди боя встретились они - бешеный Атойо и Руах, Верховный Король. Вокруг них сразу образовалась пустота - вожди бьются.
   - А, ты, щенок... будь ты проклят!
   Руах молча отшвырнул уже ненужные ножны.
   - Я убью тебя! - почти с отчаяньем кричит Атойо.
   - Попробуй, - глухо-глухо отвечает Аргин-эр.
   - Не жди честного боя! Ты сдохнешь! Все вы сдохнете!
   - Не жду. Только что же ты так трясешься, победитель?

      Кириг Вестейн не думал никогда, что мальчишка может быть настолько быстр. Атойо, как и его Бешеные Псы, явно выходил на бой, испив дурманного питья, но даже он уступал Аргин-эру. Лицо юного короля застыло маской ненависти, ноздри раздувались, взгляд черных глаз обжигал. Он пришел убить своего противника, и он его убьет, подумал Кириг Вестейн. Странная гордость наполнила его - вот, этот мальчик мой родич, он будет мужем моей дочери, я это знаю. Смотрите на него - вот истинный король!
   А бойцы сцепились мертвой хваткой, покатились по земле, замешанной на крови, пытаясь вырвать друг у друга оружие. Они хрипели. Рычали как дикие звери, и в глазах Атойо Кириг Вестейн увидел страх.
   Атойо оттолкнул Руаха, и они снова стояли друг против друга, страшные, перемазанные кровью и грязью. Оба уже были ранены. Снова мечи. Снова яростная рубка. Оба устали. Атойо не может драться долго, дурманное питье дает боевую ярость лишь на короткое время, потом оно лишает силы. Он должен успеть. Последний бросок, в который вложена вся ярость, все отчаяние, вся злость. Никакой осторожности, никакой защиты, только бы добраться до врага и убить - а дальше все равно. Меч Руаха описывает сверкающую дугу, и Атойо падает с разваленной напополам головой. А Руах через мгновение неловко валится набок, пытается подняться. Застывшее на миг сражение закипает снова. Исфальхарцы окружают упавшего вождя, ри-нэген прорубается сквозь толпу озверевших аойннай.
   - Аллам! - кричит Вестейн брату, - веди воинов!
   Воины Исфальхара и Коэр Гверенна, дружина короля медленно начинают врезаться в толпу аойннай. Первая победа - и потому великая победа. Барабаны на холме молчат. Маг лежит неподвижной тряпичной куклой...
   Ри-нэген Иссинат поддерживает Аргин-эра, тот кашляет, захлебываясь кровью из пробитого легкого.
   - Он умрет, - мрачно говорит смертный.
   Руах слышит эти слова, глотает кровь, струйкой текущую изо рта.
   - Я... доказал?
   "О чем ты говоришь, мальчишка, кому и что ты собирался доказывать? Эйдану? Да пропади он пропадом, ты умираешь!"
   А войско Эйдана, наконец, бросилось преследовать убегающих. Вот и он сам на холме, стоит рядом вождями. Руах впивается в его лицо жгучим взглядом. И Эйдан, словно против воли, склоняет голову и произносит:
   - Хвала тебе, Аргин-эр...
   - Дуннахир...
   - Я здесь, Аргин-эр.
   - Слушайте... все... Аргин-эр - Дуннахир... Я сказал...
   "Всеотец, ты одним словом сделал то, чего не удавалось нашим предкам веками... Неужели ради этого выпало тебе умереть?"
   Дуннахир растерянно смотрит вокруг, затем преклоняет колено и стискивает руку Руаха.
   - Принимаю, государь, - тихо говорит он.
   Снова кашель. Руах дышит все тяжелее. Глаза его закрываются. С усилием он снова поднимает голову - упрямец, он не желает умирать, он еще не все сделал... Находит Кирига Вестейна.
   - О... отец...не успел... Гэ... лидд...я
   - Молчи, я понял, - отвечает правитель Исфальхара. - Молчи. Я скажу ей.
   "Она будет плакать обо мне"?
   "Да".
   "Я буду ждать. В Эвел Иннирен. Когда бы она ни пришла. Даже если она полюбит другого..."
   "Я знаю свою дочь. Жди, Аргин-эр..."

      ...Она неверными пальцами вытащила из рукава Светоч. Но не успела. Сполохи побелели и на миг ослепительно вспыхнули, а потом разом погасли. Камень был тускл и мертв.
   - Я опоздала! - простонала она, падая навзничь без сил. - Они оба погибли! Всеотец, почему меня не было там, с ними! Я не должна была отпускать отца! А Руах... он даже не знает... не знает... - она рыдала в голос, и никак не могла остановиться.
   Гэлидд не знала, сколько она просидела над Глаз-Камнем. Дождь кончился, небо расчистилось, на черном бархате засияли острия звезд.
   - Сколько же во мне слез, - всхлипнула девушка, поднимаясь на ноги. Ее била сильная дрожь. Камень чуть блестел, звезды отражались в его гладкой черной поверхности, и блеск этот казался зловещим, словно скрытый звериный оскал во тьме.
   "Нет. Все это неправда. Я ничего не видела, ничего. Я - Пустая Ветка. Все говорят. Меня вещи Силы не слушаются, и Камень просто обманул меня. Не то показал. Может, какую битву древности, или что-то далекое, какие-то войны дривов там, на юге и севере... Это был не Руах. Это был не отец. Ничего не было. Я ничего, ничего, ничего не видела, я Пустая Ветка, Пустая Ветка!"
   Наверное, ей все же удалось себя уговорить. Когда она добрела до дворца, до какого-то пустого, темного дворика, на душе было уже почти спокойно. Тупое, безразличное спокойствие. Она еле добрела до светлицы, и даже не стала раздеваться, повалилась прямо на скомканную постель и мгновенно уснула.

      - Я не спросила вчера... когда ты видел отца в последний раз, Лойг?
   - О чем вы, княжна? С ним все в порядке, вот увидите! Чтобы с Вестейном случилась беда - да никогда!
   Гэлидд смахнула слезинку.
   - Не плачьте, пожалуйста, не надо. Зря это.
   - Я и не плачу...

      А Медб лишь к вечеру заметила, что дочерью творится что-то неладное. "Влюбилась, видно, не на шутку. Только выйдет ли из этой их любви что хорошее - неведомо, - подумала она.

      ***
   На полдороге между переправой через Наарт и Дин Эйдан, стольным городом Ниаллах-ан-Гверенна, к Эйдану Шенедду, возвращавшемуся со своим войском домой, примчался всадник из передовых.
   - Господин, впереди отряд!
   - Много? - лениво осведомился Эйдан. Он был не в духе.
   - Тринадцать.
   - Ну, и чего беспокоил меня?
   - Там сэви мар! Он просит беседы с тобой.
   Эйдан нахмурился. Сэви мар? За ним нечто нечистое, судя по донесениям его разведчиков. Но если это он стоит за Бешеными Псами... Почему бы и не поговорить? Эйдан тронул повод.
   Сэви мар был страшен. Бледен до зелени, запавшие глаза в кровавых прожилках обведены синими кругами, волосы всклокочены, руки - обтянутые кожей кости. Говорит так, словно у него почти не осталось времени.
   - Ты хочешь стать Аргин-эром. Я знаю, - сразу же заговорил он. - Я сделаю тебя Аргин-эром.
   - Взамен?
   - Мне нужна дочь Медб. Нужна! Я должен... - что должен, он не договорил, его начал бить кашель.
   - Причем тут я?
   - Ты поможешь. Я еду в Минд-ан-Хен...
   Эйдан помолчал.
   - Я не стану тебе мешать, - наконец, сказал он. - Проезжай.
   Эйдан велел войскам расступиться. Воины с недоумением смотрели как три сотни аойннай с раскрашенными зеленым и красным лицами едут к северу. Эйдан еще некоторое время смотрел им вслед. Затем приказал:
   - Тысяча идет со мной, следом за этими. Не торопиться. Мы должны успеть во время, но не слишком рано...

      ***
   Еще утром мать приказала Гэлидд уезжать и немедленно. Девушка и так была готова. Ей было тяжело. А говорить с матерью последние дни было просто невозможно. О чем она думала, где витали ее мысли - сие было неведомо. И Гэлидд пошла с тяжелым сердцем собираться. Минд-ан-Хен жил последние дни в тревожном ожидании недоброго. От войска вестей еще не было, Глаз-Камень то ли ослеп, то ли у Медб не хватало сил пробудить его, то ли еще что, а угроза набега была слишком близкой и весомой. Сэви изо всех сил поддерживали магический Круг вокруг города, но в нынешние времена в его прочность мало кто верил. Медб сказала, что нужно уходить в Исфальхар и дальше, в Каменные Зубы.
   Когда Гэлидд в последний раз говорила с матерью - если только это можно было назвать разговором - привычного перстня с голубым камнем на ее левой руке не было. Странно. Мать никогда его не снимала...
   Рамборг тоже была мрачна. Аэглах, телохранительница матери, последнее время часто бывала у нее, но при приходе Гэлидд обе замолкали.

      Закат был гневен, и утро встало с кровавого ложа... Гэлидд разбудил крик Беры:
   - Госпожа, вставайте! Аойннай под стенами!
   Княжна, ничего не понимая, вскочила в постели, рванулась в коридор - и в ноздри ей ударил жирный тошнотворно-сладкий запах гари.
   - Что горит?
   - Они принесли с собой жидкий огонь... Две башни уже в огне, третья вот-вот загорится. Их не берут ни мечи, ни стрелы!
   - Бера, где моя мать?
   - Не знаю, госпожа!
   - Беги найди ее, пока я оденусь!
   - Слушаюсь! - Бера исчезла.
   Гэлидд судорожно накинула на себя столу, подвязала волосы в хвост, чтобы не мешались, и кинулась по коридору в противоположную сторону, к Покою Сна.
   Выбежав на двор, она увидела серо-сизое облако дыма, подымавшееся с восточной стороны королевского дворца Дин Аррайн. До Покоя Сна они пока не добрались, да и не доберутся - там защита такая, что ее никто не пробьет. Разве что... нет, только не это! Гэлидд окатило холодом от ужаса при поразившей ее догадке. Она-то знала, кто способен противустать силе ее матери. Не только противустать, но и одолеть, коли она осталась в одиночестве. Да без своего перстня, да еще не оправившаяся до конца после той ночи у Глаз-Камня!
   - Госпожа, ваша мать в Покое Сна!
   Всеотец, как же расторопна эта девчонка, подумала княжна и подобрала длинный подол столы, путавшийся в ногах.
   - С ней все в порядке?
   - Мне показалось, что не совсем.
   - Что она делает?
   - Ничего. Просто лежит.
   - Ладно, я покамест сбегаю к Главным Воротам, а ты давай туда и будь при ней. Если что, несись за мной что есть сил, поняла?
   - Хорошо, госпожа, - Бера тотчас повернулась и исчезла.
   У Главных Ворот царила страшная суматоха. Снаряд из жидкого огня угодил в конюшни торговцев, расположенные прямо под стеной, и кони, обезумев от гари и рева пламени, вырвались наружу, топча все и всех. Аойннай продолжали кидать колдовской жидкий огонь.
   - Лойг! - крикнула княжна, еле узнав в чернолицем от копоти воине своего любимца.
   - Что вы тут делаете? Немедленно вернитесь в Дин Аррайн! - заорал Лойг, бросив огромный шест, которым он разгонял взбесившихся животных.
   - Молчать! Я тут нужна, быть может!
   - Нет уж, девочка моя, вот что я тебе скажу, - прохрипел Лойг, хватая княжну за руку и таща ее прочь от стен. - Прежде всего ты своего отцу и матери нужна, и живой!
   - Лойг, погоди! Я хочу видеть собственными глазами, что значит эта их проклятая неуязвимость! Да погоди ты... зачарую, слышишь! - Гэлидд скрестила пальцы и резко выбросила вперед левую руку, даже не надеясь, что что-то получится - просто пригрозить хотела. Ничего и не вышло, но от неожиданности Лойг замешкался, и Гэлидд как раз хватило этого мгновения, чтобы вырваться и броситься назад, но тут она сама остановилась как вкопанная. Слева от Главных Ворот кусок стены с грохотом обрушился внутрь. Белое облако каменной пыли скрыло сражавшихся воинов-нисси и аойннай, которые валили в пролом.
   - Лойг, бежим! Бежим немедленно к матери! - Гэлидд сама схватила Лойга за руку.
   - Вон туда, - воин указал в сторону гавани.
   - Нет, беги за мной! Нам нужно успеть в Покой Сна, пока они не добрались туда!

      - Вам нельзя двигаться, Высокая Медб Источников, - просительно произнесла Идунн, поглаживая княгиню по слабой руке.
   - Я не понимаю... они как нож сквозь масло прошли сквозь защиту Круга. Помогите мне встать. Мне нужно вернуться в Дин Аррайн - там слишком много такого, что не должно достаться врагам.
   - Государыня...
   - Не спорь со мной! Вели, чтобы мне помогли встать и проводили в Дин Аррайн, - с силой повторила Медб, поднимаясь на ложе. Двое даенн тут же подхватили ее под руки и помогли ей подняться. - На твоем месте, дае мар, я бы спасала те драгоценные свитки - худо будет, если кто из них прочтет те редкостные подлинники, которые собраны здесь у тебя.
   - Хорошо, я тотчас прикажу собрать свитки и спрятать их в надежном месте.
   - Свитки должны быть при тебе! Не зарывай, не прячь их - их тут же найдут. Он сумеет обнаружить... ступай, Идунн, торопись, исполняй, что велено.
   - Хорошо, госпожа, - Идунн обернулась к молодой светловолосой дае в короткой тунике, с кинжалом на поясе, и что-то прошептала ей на ухо. Девушка в свою очередь кивнула молодым даенн в таких же коротких туниках и увела их наверх.
   - Пошли кого-нибудь за моей дочерью. Где Рамборг?
   - Рамборг как раз пошла искать княжну, госпожа, - вмешалась Бера.
   - А ты почему не при ней? Немедленно разыщи их обеих!
   Даенн под руки вывели Медб из Покоя Сна. На воздухе ей стало немного легче, и она отстранила их заботливые руки.
   - Не нужно, я пойду сама. Всеотец, как пахнет гарью...
   А Вестейн в отъезде... вдруг с ним что-то случилось, со странным тоскливым спокойствием думала она, пока они пробирались к ее покоям. Мысли ползли, словно какая-то тяжесть придавила ее душу. Последние две недели она будто оглохла и ослепла - словно ее медленно подчиняла себе чья-то чужая воля... она хорошо знала, чья именно, и сопротивлялась изо всех сил. Но знала - она вряд ли выстоит. А Гэлидд - она-то наверное, могла, но зачем заставлять девочку тратить силы раньше времени. Медб все время боялась, что дочь снова онемеет или с ней случится еще чего похуже.
   Дин Аррайн - Дом Королей - возвышался среди хаоса и разорения сверкающей белой громадой. У него были собственные укрепления, правда, небольшие, но все же укрепления, которые могли дать возможность выиграть время.
   - Куда мы идем? - изумленно спросила одна из даенн. - Нас пришлепнут на месте, и даже не заметят.
   - Стыдись, Линхх, - оборвала первую вторая, постарше, с резкими чертами лица. - В случае чего у нас есть луки.
   - Они не помогут, Шине Младшая, - тихо возразила первая. - Их не берут ни мечи, ни стрелы. Никакое оружие. Иначе мы спокойно сидели бы за нашими белыми стенами, - и осеклась.
   Дорогу им преградил сэви мар Коэр Гверенна в сопровождении ученика. Лицо последнего было скрыто капюшоном, но как только Храудун открыл рот и заговорил, ученик откинул капюшон, и Медб узнала Тайрона. Он был не просто бледен - сер.
   - Здравствуй, Храудун, - невесело усмехнулась правительница.
   - Здравствуй, госпожа, - с поклоном отозвался Храудун.
   - Давно не виделись.
   - Давно, госпожа. Не советую вам ходить в Дин Аррайн. Он вот-вот рухнет.
   - Как скажешь.
   Медб почувствовала странное давление на виски и уши изнутри.
   - Позволь мне проводить тебя.
   - Спасибо, у меня есть провожатые.
   - Ну, это разве провожатые? Они н смогут даже себя защитить - что тут говорить о тебе. А я смогу... я сейчас многое могу... много больше прежнего. Я пришел говорить с тобой, ибо ты мудра и сильна, а мудрые и сильные должны становиться союзниками друг другу.
   Медб с минуту раздумывала. Смеется? Или никак не наберется духу предложить ей напрямую поединок, потому так юродствует? Или что еще... отчего так путаются мысли?
   Они почти дошли до Покоя Сна. Храудун вдруг сказал почти заботливо:
   - Ты выглядишь усталой. По-моему, тебе надо бы поспать. Прости мою невежливость, но ... это одиночество тебя так измотало?
   - О чем ты?
   - Я знаю, что твой муж в отъезде.
   - Ну и что? Он и раньше уезжал.
   - Но раньше ты была другой. Ты была моложе. Сильнее.
   Они вошли под низкую арку ворот, ведущих прямо в Сад Источника.
   - Знаешь, ты выглядишь так, словно ходила за Грань.
   - О чем ты?
   Но она уже поняла, в чем дело. Безумец, он открыл какой-то источник Силы! Зачем она привела его сюда... или он стремится разорить Покой Сна, это святилище Коэр Гверенна? К ним приближалась Идунн.
   - Госпожа, мы... - Идунн в ужасе отшатнулась, видя перед собой Храудуна. Тот сделал вид, что не заметил дае мар. Прошел мимо так, словно ее тут и не было. И надменно сказал, обращаясь к Медб:
   - С твоего позволения, госпожа, я хотел бы поговорить с глазу на глаз.
   - Зачем бы это? Нет уж, говори прямо здесь. Мне от даенн скрывать нечего.
   - Как скажешь, - Храудун на миг недобро оскалился, потом лицо его вновь приобрело спокойное выражение. - Ты, я думаю, давно поняла, что с тобой творится. Но я не желаю тебе зла. Напротив, я хочу предложить тебе союз. Ты вольна принять его, но вольна и отказаться. Правда, за последствия я не отвечаю. Эта Сила настолько велика, что могла бы объять целый мир. Но я вовсе не так ужасен. Я не хочу никого завоевывать, делать кому-либо больно. Напротив, я всем желаю добра. Беда лишь в том, что каждый понимает слово "добро" по-своему. Эти несчастные, которым я взялся помогать... я теперь и не знаю, что с ними делать. Они считают меня богом... меня-то, ах-ха-ха! - Храудун издал хриплый смешок, но смех тут же перешел в затяжной сухой кашель. - Мне уже не остановить их, понимаешь, Высокая Медб Источников? Даже с помощью моей Силы! Но с ними я могу почти все. Так что пойдем-ка поговорим. Ты ведь знаешь, что я могу сделать сейчас - достаточно мановения моего пальца.

      Когда Круг рухнул, сэвинайт попадали - кто замертво, кто без сил. Кто был тот воин с лазурным щитом, который взял команду над бойцами, защищавшими Дин Аррайн, никто не знал. Говорили только, что рядом с ним видели женщину в синем плаще барда и воительницу Аэглах. Аойннай с ревом бесились у стен, но надежда на скорую победу исчезла. Теперь начнется осада. Вскоре в окна снова полетели горшки с жидким пламенем. Уже не колдовским. Видать, и их маги поустали, проламывая Круг. Несколько комнат занялось - пока и все. Неизвестный предводитель быстро отдал распоряжения, и те, кто были во дворце, без особой паники и суеты принялись тушить пожар. Если аойннай и надеялись на помощь могучего чародея, то он сейчас был занят другим...

      - Где твоя дочь? - проскрипел Храудун, впиваясь глазами в бескровное лицо княгини.
   - Ты, кажется, забыл, с кем говоришь, сэви мар, - негромко сказала Медб. Те, кто хорошо знал ее, не завидовали сейчас Храудуну. Но тот только усмехнулся.
   - Боюсь, что ты сама не знаешь, с кем говоришь, высокая Медб Источников, - с еле заметной, но явной издевкой ответил он. Медб не упустила этого.
   - Значит, ты считаешь, что теперь ты всемогущ, Храудун? - недобро усмехнулась она.
   - Ну, вряд ли, - смиренно потупил взгляд сэви мар. - Но не думаю, что я тебе по зубам, высокая Медб.
   - Я не собираюсь грызть твое тощее мясо, - ответила Медб. - Думаешь, если ты по дурости своей переступил Грань, то это так и пройдет тебе? Не ты первый, Храудун. А кончали все одинаково, что Йадха, что Безликий. То же и с тобой будет.
   Что же, вот она и сказала. Храудун с горделивой усмешкой выпрямился. Теперь, когда уже ничто не тайна, он может раскрыть все.
   - В том-то и дело, высокая Медб, что я - не как все. Грань - выдумка Совета. Нет никакой Грани. Просто вы боитесь за свою власть. Вы сами уже давно бессильны, только прикрываетесь туманными словами о высоких истинах и всяких там ограничениях, - начал расходиться Храудун. Когда он так воодушевленно говорил, он становился необыкновенно убедителен и привлекателен. Понятно, почему молодые и нетерпеливые или просто самонадеянные так охотно шли за ним. - Что ТЫ знаешь о Грани и о том, что за ней? Разве ты хоть раз осмелилась заглянуть за нее? Ты просто боишься...
   - Не тебя, - усмехнулась Медб. - И не все ты обо мне знаешь. Ведомо мне, что ты считаешь меня надменной дурой, запутавшейся в собственных сомнениях. Но разве ты знаешь, чем я занималась последние полгода, мудрый Храудун? Ты упивался своим могуществом и не видел ничего вокруг. Впрочем, ты уже давно ничего не видел. - Храудун закусил губу. Это она о том случае с девчонкой. Ну, ладно же... - Ты думаешь, что Медб слепа и не способна уже сделать шаг вперед? Не способна стать большим, чем была? Ты, великий и мудрый, который так нечаянно проглядел силу Гэлидд, дочери моей? Что ТЫ обо мне знаешь, великий и всемогущий, а?
   Похоже, слова попали в цель. Храудун сдвинул брови, губы его вытянулись тонкой линией, он стиснул кулаки. Двенадцать его последователей благоразумно опасливо попятились.
   - Ты хочешь испытать мою силу, высокая Медб, - медленно, раздельно проговорил он, поднимая руку. Медб успела чуть быстрее, выпалив одно-единственное слово, замыкающее магический круг при поединках. Теперь остальные были вне круга, так что им ничего не грозило. Но все стояли, словно прикованные к месту, завороженные странным, тягостным, тянущим чувством. Бера еле сумела отвести глаза, и лишь тогда смогла с трудом, почти насильно передвигая ноги, незаметно отойти в сень деревьев, от палящих взглядов Храудуна и Медб. Воздух вокруг них еле заметно светился иссиня-белым и золотистым.
   - Ты грозишь мне своей доченькой разлюбезной? Своей маленькой тварью? - Он усмехнулся. Медб смотрела ему прямо в лицо, не отводя взгляда, скрестив руки на груди. Ей было страшно. Но он сказал дурное про Гэлидд - значит, она будет биться насмерть. Даже если все ее новообретенное знание ей не поможет. Гэлидд - вот то, что сделает ее сильнее тысячи магов. Ее единственная дочь, Гэлидд, Радость, котенок пушистый, звездочка золотая... Ну, что? Не по силам, а?
   Воздух начал потрескивать. По верхам деревьев прошел горячий ветер. Они смотрели друг на друга, застыв вне времени, вне бытия. Запахло грозовой свежестью, деревья Сада Источника за белыми стенами Предела Чаши начали тихонько подрагивать. Бера смотрела на все сильнее горевшую золотым Медб и светившегося белым Храудуна.
   - Дурак. Ты лишь проделал дырку... ты сам теперь лишь дырка для Силы... тебе ее не удержать. Ты не Первый... она разорвет тебя, самонадеянный жалкий колдунишка... - слова не были сказаны. Они звенели у всех в головах, отдаваясь болью.
   - Надменная дрянь... ты не смеешь... знаешь, что ты сейчас сделаешь... ты возьмешь вот этот нож... и перережешь горло доченьке своей...принесешь ее в жертву... мне... нежная шейка, мягкая... А? И ты будешь понимать... что это я тебя сломал... и все равно...
   Наверное, именно гнев и страх на миг приоткрыли брешь в защите Медб. Такое известное и простое правило - во время творения чар и поединка нельзя позволять себе никаких чувств - ни гнева, ни сочувствия, полное равнодушие и отрешенность. Но Храудун знал, куда бил. Да и был он сейчас сильнее, хотя эта сила совершенно явно пожирала его - он сейчас был едва ли половиной того Храудуна, что год назад выступал перед советом магов Гверенна. Белый с просинью мертвенный свет превращал его лицо в жуткую маску, и Бера внезапно поняла - он страшно боится смерти, не той, что открывает Дорогу Птиц, а той, после которой нет ничего. Он изо всех сил пытается убежать от нее, но она идет за ним по пятам, и ничто уже не спасет...
   А Медб медленно, словно руки ее вдруг стали в сто раз тяжелее, протянула ладонь и сомкнула пальцы вокруг костяной рукояти. Храудун оскалился. Впалая грудь заходила ходуном, словно в приступе кашля - он смеялся. Медб шагнула назад. Шаг. Еще. Лицо ее было страшным. Она медленно повернулась - Бера попятилась и юркнула за дерево, поближе к выходу из Предела Чаши. Земля чуть заметно дрогнула - или показалось? Медб стиснула зубы и вдруг закрыла глаза. По щекам ее текли слезы. Еще шаг. Вдруг ее затрясло, Храудуна перекосило, словно он поднимал невероятную тяжесть. Он вытянул руки вперед, шумно втянул воздух, собираясь силами. И тут Медб, словно через силу, подняла руку к горлу, рот раскрылся в немом крике - "Нет! Я не поддамся!" - разорвалось в голове. "Гэлидд!"
   Когда Бера открыла глаза, Храудун поднималсяс каменных плит, опираясь на руки, из выпученных глаз текла кровь, изо рта и ушей тоже. Медб лежала на земле, давясь кровью, дергаясь в конвульсиях, из ямки под горлом торчала рукоять ножа. Храудун огляделся. Двое из его последователей несмело шагнули к нему, подняли.
   - Уходим, - прохрипел он, плюя кровью. Даенн в страхе расступались, давая ему дорогу. Тайрон - бледный, как полотно, помедлил, подошел было к Медб, но Храудун мазнул по нему кровавым злым взглядом, и молодой сэви быстро последовал за ним. Обернулся у выхода - и исчез. Больше никто никогда не видел его среди живых.

      - Где она?
   - В Саду Источника! Княжна, о-о-ой! - выла Бера. - Крови-то, крови сколько... Ой-ой, а-а-а...
   - Молчать! - рявкнула Гэлидд. - Не вой! Быстро в мою комнату! В нише - Светоч. Найди и тащи в Сад! Поняла? Быстро!
   - Поняла, госпожа, - мигом успокоившаяся Бера тут же исчезла. Слава Всеотцу, сообразительная попалась девка, ни о чем особо не расспрашивает. Впрочем, Гэлидд и сама не знала, зачем ей нужен Светоч. У нее просто было ощущение, что Светоч - это ее собственный маленький источник странной силы, с помощью которой она слышит весь мир. Она зажжет Светоч, как делала накануне, с Хеймарсом, а потом... одному Всеотцу известно, что потом. Она ведь не училась ни лечить, ни чародействовать. Да и не получается у нее учиться. Даже Руны Гобелена не слушаются ее - хотя, казалось бы, чего проще, гадание подвластно любому. А может, ей и не нужно учиться? Идунн ведь говорила, что такому, как у нее, невозможно научиться, но и ее невозможно научить чему-то известными способами. Гэлидд думала все это на бегу - она мчалась, как сумасшедшая, прыгая через кучи обвалившихся камней, мозаики и цемента. Только бы Бера успела найти Светоч. Пожар мчится по пятам, вот-вот перекроет все входы и выходы. Горящая балка рухнула прямо перед ее носом поперек дороги. Она остановилась было, но потом решила не тратить сил. Пожар можно просто потушить водой. А ее сила сейчас нужнее ее матери. Матушка, погоди, я уже бегу! Сердце останавливается, и легкие отказываются качать воздух пополам с жирной гарью, но я бегу к тебе!
   В Саду Источника было тихо, словно никакого пожара никогда и не было. Даенн в серых плащах теснились вокруг неподвижной Медб с лицом серее их плащей. Аэглах, прибежавшая со стен, из боя - в кольчуге, с мечом, стояла на колене рядом с Медб, и Гэлидд показалась, что смерть оставила свою печать на лице телохранительницы, не успевшей исполнить свой долг. Гэлидд, переведя дух, шагнула ближе и замерла от ужаса - желтоватая костяная рукоять уродливо торчала из горла матери.
   - Жива? - задыхаясь, выпалила Гэлидд.
   - Пока жива, - тихо ответила ближайшая из даенн.
   - Кто..?
   - Сама... можно сказать... - Рамборг, подошедшая сзади, тихо взяла ее за руку. - Мужайся, девочка.
   Как это произошло - не было времени спрашивать. Однако ощущение знакомого, ненавистного присутствия было настолько четким, что Гэлидд почти не сомневалась. Ничего, мы еще встретимся. И будь ты сильнее тысячи магов, меня ты не одолеешь... Всеотец, где же Бера? Где эта дура нерасторопная?
   - Пропустите меня, я принесла! Пустите, приказ княжны! - резкий, нервный голос Беры, словно в ответ на ее безмолвный крик. Округлость Светоча в ладонях. Ощущение горячего прилива крови.
   - Пустите меня... отойдите! - голос дрожит, и руки перестали слушаться. Всеотец, до чего страшно! Рука матери совершенно холодная, как у мертвой. Гэлидд находит тонкую ниточку пульса, пальцы пробегают вдоль косточки, ищут нужную точку... Светоч нежно пульсирует - в нем уже горит огонек, хотя она не прилагала никаких усилий, она не звала огонь, как в прошлый раз, он пришел сам, от одного ее прикосновения, он живет сам по. Горячая глиняная округлость, простая гладкая поверхность... кто бы мог подумать - Светоч почти живой, он трепещет в ее руках, он говорит с ней, и она понимает, она отвечает огню, просит его, зовет... Огонь разгорается сильнее, она ощущает его не только в руке, она ощущает его внутри себя, он заполняет ее тело, он струится из ее пальцев, обтекая тонкую косточку материнского запястья.
   "Гэлидд!"
   Огонь пляшет, склоняясь к ней, и она тоже пускается в пляс, распевая яростную песню огня...
   - Слава Всеотцу, госпожа, вы очнулись!
   Она с трудом понимала, где находится. Обвела глазами испуганные лица даенн. Встала. Недоуменно разжала руку - окровавленный нож с костяной рукоятью с сухим стуком упал на землю. Кто-то шарахнулся от нее. Кто-то тихо сказал:
   - А нэи-хо уиран тэнэр - что за руки у этой девушки!
   К ней протиснулась Идунн, обняла и прошептала:
   - Ты и сама не знаешь, что ты такое.
   "Да не все ли вам равно, что я такое! И не все ли равно мне... Мама, ох, мамочка..."
   Голова немного кружилась. Она поняла главное - мать жива. Еще не пришла в себя, но жива, и даже страшный шрам исчез, как не бывало.
   Хотелось пить. И есть. Было холодно, ее трясло. Хотелось немедленно лечь и заснуть. Самое невыносимое заключалось в том, как все вокруг смотрели на нее - с надеждой, что сейчас она скажет что-нибудь. Спасет их всех. Она устало произнесла:
   - Надо уходить. И чем скорее, тем лучше. Будем пробиваться к конюшням. Если не получится через Главные ворота, попробуем выйти через галерею. Осторожнее с матерью. Лойг, бери ее на руки, неси.
   - Хорошо, веди нас сама, ю-гинна, - кивнула Идунн и произнесла несколько слов на Старшем Наречии, обернувшись к даенн. Рамборг тихонько тронула княжну за рукав:
   - Твоя мать не знает, девочка... пока я искала тебя, мне удалось пробраться в Дин Аррайн. Я видела, где она прячет родовые сокровища.
   - О чем ты, Рамборг? - равнодушно отозвалась Гэлидд.
   - Ладно, сейчас не время. Тебе не до того.
   - Верно, не до того. Лойг, веди нас коротким путем.
   - Куда мы идем? - с испугом спросил кто-то из даенн.
   - К моему отцу, в Исфальхар.
   - Не в Исфальхар, ю-гинна, - поправил Лойг. - Ваш отец в Каменных Зубах.
   - Хорошо, мы с тобой пойдем туда. Только надо вначале добраться до Дин Аллама, оставить там мать - пусть отдыхает, набирается сил, а тамошние друэнн смогут не только исцелить ее, но и поставить защиту. А прежде всего - отсюда выбраться бы... Лойг, веди, ты мужчина и воин.

      Бой и шум пожара постепенно стихали за спиной. Гэлидд в последний раз оглянулась с прибережной скалы на Минд-ан-Хен - город накрыло облако сизого дыма, кое-где разорванное языками пламени. Торжествующий рев аойннай доносился даже сюда. Гэлидд едва сдержала слезы. Плечи ее согнулись точно от непосильной ноши - она внезапно осознала, что теперь на ней вся ответственность за происходящее. На ней. Больше ни на ком. И никто не в силах помочь ей - даже Рамборг, скакавшая рядом, даже Рамборг, знавшая все ответы на все вопросы, как и положено наставнице. Даже она выглядела сейчас растерянной, заглядывала в глаза своей юной воспитаннице, ждала чего-то. Чего?

      Воины Эйдана успели в самый раз, чтобы перебить аойннай, чьи ряды и так поредели в схватке с защитниками Минд-ан-Хена, которыми предводительствовал неизвестный воин. Куда он скрылся потом - никто не знал.
   Эйдан приказал обшарить каждый уголок - но ни Медб, ни Гэлидд, ни наследных сокровищ так и не нашли...

      ***
   В том месте, где Старый Тракт соединялся с Прибрежной тропой, лучами расходились несколько дорог. С одной стороны в дорогу углом врезался довольно густой лес, в котором можно было найти себе вполне сносное пристанище на одну ночь. Даенн проворно соорудили шатер из лапника для больной. Рядом с шатром разожгли костерок. Княжна удивилась, видя, как даенн вповалку укладываются вокруг костра:
   - Неужто не холодно вам?
   - Тебе самой было бы холодно, коли у тебя в руках - Огонь, можно сказать? - насмешливо спросила Идунн.
   - М-да, - смущенно пробормотала княжна и отвернулась, села спиной к костру. Не хотела, чтобы кто-то заметил ее слабость - она всю дорогу крепилась, чтобы не заплакать, но силы ее покинули. Рядом тихонько присела Рамборг.
   - Я хочу поговорить с тобой, ю-гинна. Я должна передать тебе кое-что. Вернее, у меня есть вещи, которые в общем-то должны перейти к тебе, но могут и остаться у меня - на хранение. Или... как решишь. Думаю, в твоей власти попробовать пользоваться ими, это несложно, это умею даже я.
   Гэлидд молчала, не понимая. Ей до странности не понравился тон наставницы - заискивающий и в то же время надменный. Словно Рамборг давала ей понять - мол, ты мала еще для того, что само плывет к тебе в руки. Пользоваться не сумеешь и вообще... ты же Пустая Ветка. Правда, этого Рамборг не произносила. Но ведь думала?
   - Смотри сюда - этот перстень зовется Око Воды. Камень, который заключен в нем, с виду похож на голубую стекляшку, но его могущество... твоя мать воспользовалась им всего лишь раз, когда один из кораблей Ниаллах-ан-Гверенна вошел в бухту Айтри-Хлинн без разрешения, подняв боевые самострелы на борту. Она только попугала наивных, надменных ниаллайн. Теперь это кольцо...
   - Дай мне, - княжна нетерпеливо протянула руку. - Нет, положи на землю, я не хочу брать это с твоего подола. Есть ли Кольца других стихий?
   Рамборг молча повиновалась. Княжна медленно надела Кольцо Воды на палец и повернула его так, чтобы камня не было видно, и приготовилась слушать, что скажет наставница.
   - Других колец нет. Есть еще Жезл Воздуха и Змей Огня. Змеем Огня - подвеской в виде свернувшегося вокруг рубина змея - дозволено владеть лишь Аргин-эру, Верховному королю всех гвереннайт. Жезл Воздуха с алмазом в навершии сейчас находится в Ниаллах-ан-Гверенне, но не у Эйдана, у сэви Мехтиса.
   - Кто это?
   - Коли доведется, я покажу тебе его. Но...
   - А что у Земли?
   - Если какой предмет этой стихии и существует, мне о нем ничего не известно. Но мы, барды, говорим, что Земле не нужен предмет Силы, ибо она сама - мать всех Сил... Но вернемся к нашему разговору. Говорят, эти вещи Силы сам Халах Хен вывез с Ниссаола, а туда они попали чуть ли не с Эвел Иннирен, и изготовлены самими Первыми - или нисси, которые жили когда-то в Эвел Иннирен рядом с ними.
   - Странно. Впрочем, возможно, на Эвел Иннирен землю не считали стихией. А почему в нашем роду хранится именно Око Воды?
   - Ты ведь знаешь, что у Халах Хена было трое детей, два сына и дочь. Потому Гверенн, некогда единый, и разделился впоследствии на три части. Все очень просто. Коэр Гверенн был уделом его дочери Мохкан, потому в вашем роду магические способности передаются именно по женской линии, а вместе с ними и Око. Мохкан получила его от Халах Хена, дабы иметь возможность защищать Коэр Гверенн от возможных напастей.
   - Ты не хочешь объяснить мне, как действует это Кольцо?
   - Я... не могу. Такими вещами надо пользоваться, чтобы знать, как они действуют. Мне это не по чину, как ты понимаешь. И не по силам. Смотри дальше, ю-гинна, - теперь в руках у наставницы была простая серебряная пряжка с необработанным зеленым камнем. - Это я тоже передам тебе, - Рамборг почему-то смотрела не на княжну, а куда-то в сторону. - Это - Берилл Ниссаола. Твоя семейная драгоценность. Она передавалась в роду от матери к старшей или единственной дочери. С его помощью старшая женщина рода могла многое, вплоть до создания магического защитного Круга. Просто потому, что камень веками копил в себе хранительную силу предков.

      Рамборг умолкла и задумалась, поглаживая камень. Странный у нее был взгляд - словно она смотрела куда-то, куда другие посмотреть не могут. Гэлидд даже стало обидно. Рамборг вложила в ее руку Берилл.
   - Немногие знают историю этого камня, - задумчиво сказала Рамборг и прерывисто вздохнула, смахивая с ресниц слезу. - Немногие...
   И вдруг Гэлидд поняла, почему таким тоном и так странно говорит с ней наставница - слишком много памяти в этих вещах, и память эта такова, что даже холодную и надменную Рамборг она заставляет плакать. Но тут же эта мысль исчезла, потому что Рамборг извлекла из складок столы какой-то небольшой круглый предмет.
   - И, наконец, самое важное, - Рамборг извлекла из складок столы какой-то небольшой круглый предмет. - Это - Зерцало Мира.
   Гэлидд сдержанно ахнула. О Зерцале Мира она не раз читала в манускриптах в Покое Сна, но и не предполагала, что Зерцало хранится где-то у матери. Более того - что мать им пользуется. Разве что при испытании Аргин-эра. Но она думала, что его тогда привозили из тайно сокровищницы откуда-то...
   - В последнее время Медб перестала к нему обращаться, - Рамборг как бы ответила на ее беззвучный вопрос. - Ей было проще ходить к Глаз-Камню, который показывает намного больше, хотя, с другой стороны, насколько я знаю, это гораздо опаснее, потому что мага, который решил заглянуть в Глаз-Камень, могут настичь по Незримым Путям... Им тебе тоже лучше не пользоваться... да ты и не сможешь. Медб никогда не говорила с тобой об этом?
   - Нет, - выдавила Гэлидд.
   - Значит, не считала нужным. Давай-ка спрячем все это в уголок шатра и будем ложиться спать.
   Гэлидд только удивлялась присутствию духа наставницы. Рамборг уснула почти мгновенно, а ей вот не спалось.
   "Она говорила о Змее Огня. Знак Аргин-эра - а знает ли кто, что нет его уже? Или, может, я ошиблась? Ведь ничего определенного я не видела в Камне... Всеотец, как же я хочу, чтобы я ошиблась, чтобы все это было только наваждением... Пусть лучше я буду Пустой Веткой, только бы все были живы... Может, в Мерато узнаем вести о сражении... Пусть я ошибусь!"
   Медб тоже не спала - ее состояние никак нельзя было назвать сном, скорее это было тяжелое забытье. Она металась во сне, стонала, вскрикивала. Гэлидд несколько раз вставала посмотреть на нее и каждый раз пугалась бледности матери. Наконец и ей удалось заснуть, но утром она проснулась совершенно разбитая, с головной болью. Рамборг отвела ее в сторону и дала понюхать что-то из серого каменного флакончика. Боль прошла, но ощущение слабости не покидало. Гэлидд еле дождалась привала и поскорее удалилась в лес, туда, подальше от постороннего глаза. Прилегла на влажный мох и закрыла глаза. Но Рамборг не дала ей раскиснуть.
   - Вставай, ю-гинна, не время разлеживаться. Надо держать себя в руках, - княжна ощутила знакомый резкий запах из серой склянки. - Пойдем, пойдем. Ты должна быть со своими людьми.
   Когда они уже почти добрались до Дин Аллам, им попался гонец с лиловым флажком на пике - знак того, что он несет вести важные и срочные.
   - Простите, не знаю, кто вы, лишь вижу, что нисси, - прокричал он во все горло.
   - Я Рамборг Мойринн, бард из Коэр Гверенна, а это моя воспитанница и ее спутники.
   Гонец не спросил имени воспитанницы и даже не посмотрел в ее сторону.
   - Окажи мне услугу, если сможешь, о прославленная Рамборг, - попросил он. - Ты ведь знакома с самой Медб. Где она, никто не ведает. Правитель Ниаллах-ан-Гверенна просит всех, кто в силах и кто способен решать судьбы Мира, собраться на Большой Совет в Каменных Зубах, в третий день луны.
   - Не думаю, что скоро увижу Медб. Однако коли увижу, непременно передам. Доброй дороги!
   - И вам путь добрый! - гонец пришпорил коня и помчался дальше.
   - Как ты думаешь, он узнал меня? - встревоженно спросила Гэлидд.
   - Вряд ли, - Рамборг насмешливо покачала головой. - Моли Всеотца, чтобы тебя и дальше узнавали так же, как сейчас. Это невероятно нам на руку.
   - Скоро мы будем в Дин Аллам, - прошептала Гэлидд одновременно со страхом и тайной радостью. С радостью от того, что именно в Дин Аллам она провела самое лучшее время - так ей казалось. Со страхом из-за ответственности, камнем давившей на ее тонкие плечи.

      Они миновали развилку, и через полдня уже въезжали под арку главных ворот Дин Аллам. Гэлидд ехала рядом с носилками, не сводя глаз с серо-бледного лица матери. Аллама в Дин Аллам не было - он уехал вместе с Киригом Вестейном и оставил за себя Эсгена-дру. Гэлидд почувствовала невероятное облегчение, когда Эсген-дру, едва взглянув на Медб, начал отдавать распоряжения. Рамборг торопила ее - нужно было ехать на совет, но княжна медлила, словно что-то ее не пускало. Ей так необходим был отец... Улучив момент, она вытащила Зерцало и попробовала вызвать отца. Но у нее ничего не вышло. Рамборг сердилась:
   - Мы понапрасну теряем время.
   Но Гэлидд упрямо ссылалась то на одно, то на другое, оттягивая отъезд и в то же время не оставляя попыток пробудить Зерцало. Но все попытки ее оканчивались полным провалом. На третий день она сдалась, отдав распоряжения, чтобы к утру все было готово к дороге. Зерцало она отдала Лойгу с приказанием спрятать его. И пошла было к себе с твердым намерением готовиться ко сну, но у самых дверей светелки ее перехватил Мабден, помощник Эсгена-дру.
   - Княжна, не могла бы ты уделить мне капельку внимания?
   - Извини, сэви, мне нужно отдохнуть перед трудной поездкой, - Гэлидд попробовала обойти Мабдена, но тот решительно преградил ей дорогу.
   - Это касается твоего отца.
   Гэлидд словно споткнулась.
   - Ты что-то знаешь о нем?
   - Пожалуйста... с моей помощью ты сможешь даже поговорить с ним. Пойдем, я провожу тебя.
   Мабден провел ее к двери Запечатанного Покоя. Того самого, где маленькая девочка Тин Ка некогда вызвала переполох среди друэнн, магиков и лекарей. Почтительно поклонился распахивая дверь.
   - Прости, дальше я не имею права.
   Гэлидд удивленно оглянулась на сэви, но ничего не сказала. Вошла. Услышала, как за ней закрывается дверь. Комнату затопила тьма, которая сгущалась в углах и была чуть светлее в середине.
   - Гэлидд, ты здесь?
   - Отец! - она узнала его голос и сразу же невероятно обрадовалась и испугалась. испугалась. Отец жив! Но - он явился к ней в образе призрака, сохрани Всеотец? Его нужно спасать?
   - Гэлидд, ответь мне!
   - Да, отец, я здесь. Где ты? Что с тобой? Где Аргин-эр? Как закончилась битва?
   - Гэлидд, у меня мало времени... Ты получила что-нибудь от матери?
   - Мне Рамборг передала.., - неуверенно начала Гэлидд.
   - Никому не отдавай того, что передала тебе Рамборг! Ты меня поняла?
   Светлое пятно в центре комнаты потускнело и стало гаснуть, расплываясь.
   - Отец! - изо всех сил закричала Гэлидд. - Не бросай меня! Отец! Оте-ец! - она горько разрыдалась. Перепуганный Мабден еле успокоил ее и силой увел спать.
   Утром, когда Рамборг пришла будить княжну, Гэлидд была уже на ногах.
   - Похоже, ты и не ложилась, - хмуро заметила наставница. - Не могу одобрить твоего поступка. На тебе сейчас слишком большая ответственность. Ты не можешь так попусту растрачивать силы.
   - Хорошо, не буду, - вяло отозвалась княжна. - Где Лойг?
   - Лойг ждет нас с лошадьми во дворе. Один конный переход - и мы будем в Мерато.
   - Да. Я помню.
   Рамборг привычно извлекла знакомый серенький флакон из складок столы.
   - Понюхай, тебе станет легче.
   - Спасибо, - Гэлидд отстранилась, и на лице ее промелькнула, как показалось наставнице, неприязнь. - Я хорошо себя чувствую. Пойдем.
   Весь день они скакали, и княжна только дивилась выносливости Рамборг. К вечеру показались Каменные Зубы, и следующую ночь они провели уже в Мерато, огромном подземном дворце гномов. Рамборг удивлялась, что не видно ни приглашенных, ни хозяев - только пара суровых гномов в коричневых кожаных рубахах, проводившая их до отведенных им комнат. Лойг с гномами не пошел, сославшись на личный приказ самого Кирига Вестейна, и остался спать под дверью княжны.
   Утром Рамборг велела воспитаннице одеться как можно торжественней.
   - Ты ведь представляешь Коэр Гверенн.
   - Ну и что?
   - Как это что? Встречают по одежке. И непременно надень вот это, - Рамборг с поклоном подала княжне драгоценный венец с сияющим голубым камнем.
   - Что это? - ахнула та.
   - Этот убор много лет пролежал в шкатулке твоей матери. Князь Кириг Вестейн привез его для тебя, но Медб велела дождаться, чтобы ты вначале подросла немного - тебе тогда было всего пять лет.
   Гэлидд бережно увенчала убором свои черные с серебристым отливом волосы. Серебристо-серый плащ сколола у горла пряжкой с Бериллом Ниссаола. И впервые за долгое время улыбнулась - не вынужденно, не из вежливости, по-настоящему. Отец жив. Мать жива. Наверное, и Аргин-эр тоже жив. Да точно жив! Все будет хорошо... Рамборг даже расчувствовалась и нежно прижала княжну к себе, что делала крайне редко. Лойг - тот только прищелкнул языком и восхищенно покачал головой.
   - До чего ты хороша! - произнесла Рамборг, оглядывая девушку. - Ну, пойдем. Правда, мне ничего толкового узнать не удалось, но в Мерато все большие собрания происходят в одном месте, так что я примерно знаю, куда идти. Идем же.
   Они миновали всего три поворота, как вдруг дорогу им преградил незнакомец в голубой тунике, расшитой серебром по вороту, в сопровождении десятка воинов. Гэлидд с любопытством оглядела его, ждала, что он поклонится, как положено в присутствии княжны. Однако он даже не заметил ее. Вернее, сделал вид, что не заметил. Заговорил сразу с Рамборг. Гэлидд это неприятно задело - она не привыкла к такому. Пусть ей всего двадцать, пусть она всего лишь Пустая Ветка Дома Дерева, она - дочь Медб. САМОЙ Медб. Никто не смеет выказать ей такое уничижение. Однако природная сдержанность не позволила девушке вмешаться в разговор.
   - Ну что, Совет уже собрался? Ты тоже, как всегда, присоединишься к нам, Рамборг? - спрашивал между тем незнакомец.
   - Именно - присоединюсь, хотя меня туда не звали. Ты же знаешь - я всегда прихожу незванной.
   - Куда ты направляешься сейчас? Не хочешь, чтобы я проводил тебя?
   - Спасибо, у нас есть провожатый, - Рамборг кивнула на закованного в дощатую бронь воина-ирек. - Такой охраны нам вполне достаточно, тебе ни к чему утруждать себя.
   - Твоя воспитанница? Из знатной семьи? - теперь прищуренные глаза незнакомца на миг задержались на Гэлидд.
   - Твоя родственница по матери, - спокойно заметила Рамборг.
   - Простите, госпожа, - незнакомец изобразил прилив почтения и даже слегка поклонился. - Не припомню. Как вас величать?
   - Гэлидд, дочь высокой Медб Источников и высокого Кирига Вестейна.
   - О! - усмешка сбежала с лица незнакомца. Он вторично поклонился - теперь его учтивость была вполне искренней. - Простите меня, госпожа, я и не подозревал, что у тетушки Медб совсем взрослая дочь. Меня зовут Эйдан, я ваш довольно близкий родич...
   - Извини, огин-эр, нам нужно идти. Увидимся на Совете, - решительно прервала Рамборг, увлекая княжну за собой. - Пойдем, Гэлидд.
   - Скажи, Рамборг, кто такой этот Эйдан? Никак, тот самый?
   - Тот самый. Твой родич и правитель Ниаллах-ан-Гверенна, - отозвалась Рамборг. - Выскочка. Его дед совершил невероятный подвиг, много сотен лет назад.
   - Что за подвиг?
   - Когда-то Дривет Анх сдвинули Весы Равновесия. Кто-то из них неожиданно открыл источник Силы прямо в сердце Ниссаола. В отличие от нисси Дривет Анх не бессмертны, хоть и живут намного дольше тех смертных, земли которых расположены дальше Гверенна. После открытия источника Силы они возомнили, что знания нисси бесполезны для них и возжаждали бессмертия. Приручать Силу, как нисси, они тоже не умели, просто бездумно черпали ее, питали собственные тела, раздуваясь от великой гордости. Пытались с помощью Силы воевать с нисси и переделывать лик Ниссаола по собственному хотению - хвала Всеотцуому, ничего не смогли, не умели ведь. Но Ниссаол тогда едва не рухнул навеки в бездну Великого Моря. Первые очень разгневались и хотели было уничтожить Ниссаол, и дед Эйдана от имени всех нисси упросил их не делать этого. Первые лишь вызвали огромную волну, которая смыла в Море всех непокорных. Ты же видела картинку в книге.
   - А, да. Высокий холм, который окружает водоворот, а в нем кони моря с белыми гривами.
   - Да. Кони моря настигли только тех, кто был на том злом холме. Помнишь, на рисунке из него выходит черная воронка смерча, в котором внутри горит молния?
   - Да. Я в детстве боялась ее до жути.
   - Есть чего. Словом, источник Силы Ниссаола навеки замкнулся. Ну, может, это и к лучшему. А Эйдан теперь только греется в лучах дедовского величия да ждет удачного случая помахать мечом для того, чтобы добыть хоть немного славы себе самому. Вон, прозвание Шенедд себе взял - Наследник Звезды. Чтобы, мол, кто случаем не забыл, что он тоже потомок Айренна Шена. Верховным королем стать желает - аж штаны горят! - зло выругалась Рамборг.
   - У него очень неприятные глаза, - медленно проговорила Гэлидд, помолчав. - Словно он пытается нащупать что-то внутри тебя, когда смотрит.
   - Не думай об этом, - резко сказала Рамборг. - Думай о том, что тебе предстоит. Тебе придется собрать все свои силенки и доказать, что хоть ты и Пустая Ветка, но голова у тебя полна мудрости. Учись заменять родителей, ю-гинна.
   Она тоже, думала Гэлидд, еле поспевая за своей легкой на ногу воспитательницей.
   - Послушай, Рамборг, все знают, что я - Пустая Ветка?
   - Не все. Эйдан, например, не знает. Думаю, Руах посвящен в эту тайну. Дуннахир, твой родич, естественно, знает. Но его сегодня здесь не будет, вместо него приехал Дагда, сын двоюродной сестры твоего отца. Не знаю уж, рассказал ли Дуннахир Дагде о том, что ты...
   - Я не Пустая Ветка, Рамборг! - не сдержавшись выпалила Гэлидд. Рамборг резко остановилась и обернулась к ней.
   - Что?
   - Я не Пустая Ветка! - повторила Гэлидд.
   - Откуда ты знаешь?
   - Вспомни, семь лет назад, когда я пропала, и меня искали весь день, а я, как оказалось, всего-навсего спала за креслом в Круглой Зале! Никто из сэви, включая самого Храудуна, не сумел обнаружить меня в замке. Храудун не знал и того, что я спряталась за креслом, когда он беседовал с моей матерью! Он НЕ ВИДЕЛ меня!
   - Это еще ни о чем не говорит, - усмехнулась Рамборг.
   - А то, что я могу оживлять огонь! А то, что я с помощью фиала вылечила Хеймарса от слепоты, когда никто из лекарей - никто из даенн! - не смог с этим справиться! А то, что я смогла увидеть в Камне?
   Рамборг только покачала головой.
   - Все это не идет ни в какое сравнение со способностями твоих родителей. Твоя мать, например, в состоянии поставить - хоть и ненадолго - Стену Защиты надо всем Коэр Гверенном. - Хотя сейчас эту защиту так легко проравл Храудун... Рамборг отбросила эти мысли. - Неизвестно, способна ли ты на это. Скорее всего, нет. И потом... - Рамборг устало замолкла, откашлялась и наконец продолжила с видимым усилием: - Я ведь все это время, вот уже лет десять пытаюсь разбудить в тебе нечто, чего, видимо и вправду нет. Но несмотря на все, что пытаюсь в тебя вложить, у тебя всегда все из рук валится, словно у тебя нет сил удержать те немногие умения, которые я хочу тебе передать - и не могу. О чем тут говорить! Идем, девочка, у нас очень мало времени, - Рамборг повернулась и снова неслышно и быстро заскользила по темным переходам Мерато.
   Я не могу с ней спорить, она - моя воспитательница, думала Гэлидд, едва удерживаясь от слез. Они почти бежали по полу с небольшим наклоном вниз. Почему, почему я и ей должна доказывать столь очевидные вещи? Но ведь Идунн сказала: "Девочка, ты и не понимаешь, что ты такое". Мать же, очнувшись, повторила то, что говорила ей тогда, после возвращения Гэлидд: "Ты не Пустая Ветка. Ты нечто иное, Гэлидд. Я не знаю, что ты такое". И еще прибавила - "В тебе наша надежда. А если нет - то нам вообще больше не на что надеяться".
   Отчего же Рамборг не верит ей? Не оттого ли, что сама... Но тут они пришли, вернее, почти прибежали к Дверям Зала Совета. Гэлидд на секунду остановилась и вдохнула поглубже, стараясь унять дрожь в коленях, затем вошла как можно увереннее. С достоинством. Как и подобает дочери САМОЙ Медб. Не глядя ни на кого, прошла на место, которое почтительно указала ей Рамборг. Села. Расправила складки столы. Вздохнула про себя. И только тогда наконец подняла глаза, оглядев тех, кто съехался в Мерато для принятия общего решения. Множество незнакомых лиц. Только Эйдан, которого она узнала несколько минут назад.
   - Вот тот, высокий, раскосый - это и есть Дагда, - шепнула Рамборг.
   - Рядом с Эйданом?
   - Да, да. Странно, Ардах-ан-Гверенн, похоже, никого не прислал...
   "Конечно, - подумала Гэлидд, - если я все же не ошиблась, то там траур... или я все же ошиблась? Пусть я ошибусь, о Всеотец!"
   - А О-ти-хэ, видно, будет здесь словно третейский судья, разбирать наши споры. Смотри-ка, из Исфальхара не только Дагда - от Аллама тоже есть посланный.
   - Кто?
   - Неужто сама не видишь? Эсген-дру. Вон он, четвертый слева от Дагды. Надо будет непременно встретиться с ним потом, переговорить.
   Гул голосов стих, когда поднялся О-ти-хэ.
   - Приветствую всех, кто собрался сегодня, чтобы решить дела общие, дела великой важности и спешности. Прошу тебя, Дагда, расскажи, в чем тут дело, ибо я могу лишь помогать, но сидя в Каменных Зубах, не очень-то вижу, что творится у вас, наверху.
   Встал Дагда. Он показался Гэлидд очень высоким. Даже для исфальхарца. Дагда кратко сказал, что Силы вышли из Равновесия, что на восстановление Равновесия требуется очень много сил и времени, а нет ни того, ни другого, потому что идет война и творятся разные странности. Войска смертных и нисси бессильны перед аойннай, которые стали почти неуязвимы для обычного оружия.
   "Почему же никто ничего не скажет о том, чем кончилось сражение? Где Аргин-эр? Что с отцом? Почему все молчат? Или не доверяют друг другу?"
   - Я сказал. Теперь хотелось бы послушать, что скажете на все это вы, высокие правители и мудрейшие.
   Какой-то высокий сэви из ниаллахских, в золотых украшениях, указывавших ан высокий его род и власть, откашлялся и встал вслед за Дагдой.
   - Только этих, из Совета, тут не хватало, - сквозь зубы прошипела Рамборг.
   - Как, и сэвинайт здесь?
   - Ах, да, ты же никого толком не знаешь в лицо. Смотри и запоминай, может пригодиться. Того, кто встал, зовут...
   - Погоди, Рамборг, - перебила княжна. - Я хочу послушать, что он скажет.
   - Я думаю, - вещал сэви, - нам нужен предмет, в который мы могли бы заключить хранительную силу.
   - В смысле?
   - Всем нам понятно, что простое оружие здесь бессильно. Все, что мы можем сделать - просто пересидеть некоторое время.
   - Разве мы должны сидеть сложа руки? Да и как тут высидишь? Ну, в Коэр Гверенне Круг есть, а у нас в Ниаллахе ничего и нет, и не будет, с тех пор, как...
   - Как это у вас в Ниаллахе ничего нет?
   Шум нарастал. Многие повскакивали на ноги, кричали, не стесняясь, махали руками. В Ниаллах-ан-Гверенне, как удалось понять Гэлидд, тоже существовал свой Совет магов, подчинявшийся коэрскому. Теперь эти магики весьма громко претендовали на решающий голос в сегодняшнем собрании и пытались перекричать коэрских сэвинайт, которые не желали им уступить. Из даенн никого видно не было, да они бы и не стали вмешиваться в такую откровенную брань. А из друэнн - только Эсген-дру.
   Давешний незнакомец, то бишь Эйдан Шенедд, поднялся со своего места и поднял руку, чтобы прекратить брань. Заговорил негромко, чуть вкрадчиво:
   - Прилично ли столь почтенному собранию опускаться до мелких распрей? Нам нужно сегодня решить весьма важный вопрос, от которого зависит вся наша дальнейшая жизнь. Все мы слышали, что сказал ай-гин Дагда, но пока не можем прийти к единому решению. Послушайте, что хочу предложить я.
   Присутствующие затихли.
   - Да что уж такого ты можешь предложить? - прошипела Рамборг, но никто, кроме Гэлидд, к счастью не слышал ее.
   - Я думаю, нам нужен предмет Силы, который помог бы нам хранить наши земли и который прославил бы нас в веках, - продолжал правитель Ниаллах-ан-Гверенна.
   - Тебе все слава деда покоя не дает? - не сдержавшись, громко спросила Рамборг.
   - Не нравится мое предложение, почтенная Рамборг, предложи что-нибудь другое?
   - Предложение твое, может, и неплохое, да кто делать-то будет? И что это должен быть за предмет, интересно знать?
   - Думаю, венец. И наденет его, разумеется, достойнейший. Надевший этот венец смог бы спасти немало нисси. И поскольку это наше общее дело, необходимо, чтобы все внесли в него посильный вклад...
   Гэлидд стало скучно слушать Эйдана. Глупый он, что ли? Да у них в Коэр Гверенне никто давно не занимается такими делами. Только начинающие мальчики, которые бегают у сэвиннайт в подмастерьях. Мать никогда не пошла бы на это. А отец тем более - он бы еще и посмеялся. И все же ей придется решать...
   - Гэлидд, к тебе обращаются, - Рамборг толкнула ее под локоть.
   - Простите, - Гэлидд поднялась со своего места. - Я не во всем могу согласиться с вышесказанным...
   - Кто разрешил ей прийти сюда да еще и говорить по такому важному вопросу, - это снова вскочил первый сэви, потрясая кулаком. - Незамужняя девчонка, к тому же Пустая Ветка...
   - Которая в отсутствие родителей заменяет их на высоком престоле Коэр-Гверенна. Гэлидд, дочь Медб и Кирига Вестейна. Если твой род выше, и у тебя есть право перебивать ее слово в совете - я о том не слыхала, - холодно отозвалась Рамборг.
   - Сама-то ты кто такая, чтобы сидеть в Совете да еще прекословить почтенным сэвинайт?
   Рамборг посмотрела прямо в глаза властительному сэви и чуть прищурилась.
   - Я бард - если ты сам до сих пор этого не понял, - тем же холодным тоном сказала Рамборг. Кто-то засмеялся - уж точно, нужно быть слепым, чтобы не заметить синий плащ. Рамборг повернулась к воспитаннице. - Говори, ю-гинна, мы все слушаем тебя.
   Гэлидд совсем смешалась. Растерялась. Она ничего не сможет доказать этому сборищу. Всеотец, что за времена, когда самому юному приходится нести корону Аргин-эра или решать судьбы всех Эремме Анх в совете взрослых и мудрых! Она сейчас понимала, как тяжко, наверное, Руаху... Вот и ее слушать не станут. Пока не докажет своего достоинства... А чем? Как? Ей остается только во всем с ними соглашаться. А обнаруживать свои способности - не тот случай.
   - Я только хотела сказать, что, возможно, это должен быть не венец. Однако в остальном государь Эйдан совершенно прав, - княжна с поклоном села.
   - Ты с ума сошла? - изумленно спросила Рамборг.
   - Молчи, - ответила Гэлидд. - Мне все равно их не переспорить.
   - М-да, - Рамборг отвернулась и стала слушать очередного магика, который кричал, что согласен с княжной, и что сей предмет должен быть непременно боевой.
   - Именно боевой!
   - Магия не может быть боевой!
   - А как еще нам справиться с аойннай? У них-то магия самая что ни на есть боевая!
   Гэлидд было не то чтобы страшно, но как-то не по себе. Она вдруг осознала, что судьбы мира зависят во многом и от нее тоже. Ей невероятно не хватало матери. Рамборг - не советчик, она и сама не знает, что делать, хоть и морщится от несусветной чуши, которую несет очередной магик, выбравшийся выступить, она не может решать за дочь Медб.
   "Я знаю, что я могу сделать", - решилась княжна, кладя руку на горло, на маленькую серебряную пряжку с зеленым камнем. Семейная драгоценность. Тем дороже будет ее жертва. "А вот это я передам тебе, - cказала вчера Рамборг, отводя глаза. - Это твоя семейная драгоценность". Утаить хотела, что ли? Зачем? Или... предвидела, что так будет?
   - У меня есть то, что я могла бы отдать на изготовление этой чудесной вещи, - произнесла Гэлидд, но как-то неуверенно. В ушах звучал голос отца. "Ничего не отдавай из того, что передала тебе мать". Рамборг, нагнувшись к ней, шепнула:
   - Скажи еще раз. Они слишком заняты собственной перепалкой и не слышат тебя.
   Гэлидд вздохнула и поднялась со своего места. Собравшиеся не сразу, но прекратили браниться. Теперь все смотрели на нее, ждали, что она скажет.
   - У меня есть то, что я могла бы отдать вам, - повторила Гэлидд.
   - Кажется, я даже знаю, что это, - с издевкой заметил Эйдан.
   - Ты неплохо осведомлен о моих семейных делах, родич, хоть и делаешь вид, что ничего о них не знаешь, - как можно равнодушнее ответила Гэлидд. Ей было не по себе от того, что она сейчас сделает. Дело даже не в пряжке. Она обманет отца. Она обещала ему... но разве не о судьбах Мира, не о Великом Равновесии идет речь?
   - Ты имеешь в виду эту штучку, сестра? - мягко спросил Дагда. - Мы у себя в Исфальхаре не очень-то верим в возможности простых предметов, к тому же рукотворных. И что же она может?
   - Это не просто штучка, ай-гин. Этой пряжке не одна тысяча лет, у нее есть собственное имя, которое, впрочем, я не стану называть, но дело не в ее форме и даже не в имени. Все дело в камне, который заключен в ней. В этом вот грубом, необработанном берилле, который век за веком накапливал в себе хранительные силы самых могущественных женщин моего рода. Камень переходил от матери к старшей дочери. Либо к единственной, как в моем случае.
   - Однако ты можешь лишь хранить его, но не в состоянии распорядиться даже малой частицей силы, заключенной в камне. Так? - вызывающе сощурился Эйдан.
   Гэлидд вспыхнула от столь открытого издевательства, но вовремя сдержалась. Усмехнулась.
   - Кроме семейных преданий, родич, есть еще кое-что. Этому камню, да будет тебе известно, не нужно, чтобы его накачивали магией. Его нужно просто беречь, и он отплатит тебе той же монетой.
   - Что-то ты загадками говоришь, милая, - сощурился Эйдан.
   - Извини, родич, но понятнее только на пальцах объяснять, а ты все-таки князь, а не малый ребенок...
   - Спасибо, девочка, - перебил ее Дагда. - Может быть, я не прав, и эта простецкая вещичка вправду нам поможет.
   Эйдан потянулся было за пряжкой, но Гэлидд ловко увернулась от его ладони и с поклоном вручила пряжку Дагде.
   - Распорядись сам, ай-гин, как умеешь.
   Дагда поклонился в ответ, кивнул гномьему царю, тот кликнул кузнецов, дожидавшихся за дверью. Когда гномы в черных кожаных фартуках скрылись с пряжкой, царь встал и звучным голосом объявил, что всех приглашает трапезничать.
   Гэлидд обернулась к Рамборг и увидела, что та сидит неподвижно, с каменным лицом и ничего не выражающим взглядом.
   - Рамборг!
   - Что ты наделала, девочка, что ты наделала, - проговорила Рамборг сама себе. - Эйдан не достоин пальцем коснуться дара Айренна. Одна есть надежда - не такова сила этого камня, чтобы разрушать. Может, и Эйдану осветит он путь, кто знает...
   Она встала.
   - Что ж, совет окончен. Идем в трапезную, - сказала она привычным приказным тоном.
   Гэлидд не очень-то хотелось есть, но Рамборг жестко сказала:
   - Надо. Тем более ты заменяешь обоих родителей.
   - Рамборг, мне так нужно побыть одной.
   - Нет, ю-гинна, долг есть долг.
   - Хорошо, сейчас я приду. Только отлучусь ненадолго... в нужник. Извини.
   По лицу барда было видно, насколько она возмущена тоном воспитанницы, но возражать Рамборг не стала.
   - Предыдущий поворот направо. Иди, но постарайся не задерживаться. Я подожду здесь.
   Зайдя за поворот, Гэлидд просто прислонилась к стене и попыталась собраться с мыслями. И послушать. Здесь, в Мерато, это получалось лучше, чем на побережье. Но сегодня, видно, день неудачный выдался. Едва она начинала думать о матери или о Руахе, ей становилось дурно до тошноты. Мысли же об отце не вызывали никаких ощущений. Просто никаких - и все. Гэлидд вздохнула и огорченно подумала, что надо идти. Рамборг права - она не может уклоняться от навязанного ей распорядка. Она не принадлежит сейчас себе. И тут ее обожгло как огнем. Что она наделала! Эйдан попросту раззадорил ее, при всех, как последнюю дуру, чтобы она лишилась такой важной для нее и ее рода вещи. Неужто непонятно, что ни к чему вся эта затея с венцом не приведет!
   Рамборг строго оглядела вернувшуюся девушку.
   - Все ли в порядке? Что-то ты задержалась. Ты хорошо себя чувствуешь?
   - Не очень, - соврала Гэлидд. - Немного болит голова.
   - На, понюхай, - Рамборг извлекла из складок столы знакомый флакон и протянула княжне. - Если это обычная головная боль, то она сразу пройдет. Если же нет, постарайся дотерпеть до конца, а там уж я тобой займусь.
   Она, конечно, опоздали, и гном в красном с серебром кафтане, видимо, исполнявший обязанности церемониймейстера, сокрушенно сказал, что двух мест рядом нет, и собрался было извиняться по всем правилам изысканной гномьей вежливости, но Гэлидд поспешила успокоить его. Рамборг попыталась было возразить, но княжна лишь холодно смерила ее взглядом:
   - Рамборг, сейчас я лишь прошу. Но если ты снова возразишь, то мне придется потребовать от тебя повиновения.
   - Прости, ю-гинна, - видно было, что наставница немного растерялась, но не рассердилась. Смотрела одобрительно.
   - Вели проводить нас на места, - обернулась княжна к гному. Тот почтительно поклонился и просил следовать за ним. Гэлидд удивленно наблюдала, как гном усадил Рамборг рядом с... Эсгеном-дру. От Гэлидд не укрылось необычно ласковое выражение лица наставницы, когда Эсген-дру наклонился к ней. Ей самой досталось место рядом с назойливым Эйданом, который все трапезу отравил своими замечаниями насчет того, что княжна, мол, засиделась в девках, а женихов-то вокруг всего ничего...
   - Ты уж не себя ли имеешь в виду, а, родич? - не удержалась Гэлидд.
   - А чем я тебе плох? Все равно другой ровни тебе не сыскать нынче. Так что можешь пробовать сочинять для меня ласковые имена, которыми жены обычно зовут мужей дома, когда никто не слышит. Например, Эйди.
   - Есть и получше тебя, - процедила Гэлидд, тыкая вилкой в сочный румяный кусок мяса, тушеного с травами.
   - Ишь ты, на кого замахнулась. Только поздно спохватилась, знаешь ли?
   - Что, у него есть невеста?
   - Есть. Безносая и безглазая, с косой за плечами.
   - Сдается мне, родич, ты меня не понял, - сказала Гэлидд. С виду она была спокойна, но горло перехватило, слава Всеотцу, никто не заметил, с каким трудом дались ей эти слова. "Значит, все правда... Но тебе, дурак, я не доставлю удовольствия..."
   - Возможно. А о ком ты говорила?
   - Об Иссинате, ри-нэген с севера, - Гэлидд солгала, не моргнув глазом, и сама удивилась, насколько легко ей это удалось.
   - М-да. Тогда я действительно ошибся. Но... разве он не женат? Извини, сестрица.
   - А ты небось имел в виду Аргин-эра? А если Иссинат и женат - что за дело? Бросит жену, если я захочу.
   Эйдан молча жевал. Вот ты и выдал себя, подумала Гэлидд, и взяла с большого блюда поджаристый сладкий пирожок.
   - Что ж ты не отвечаешь?
   Эйдан пропустил вопрос мимо ушей и сказал как ни в чем не бывало:
   - Я не думаю, сестрица, что Иссинат тебе ровня.
   - Почему же? Говорят, браки между нисси и смертными не так уж редки. На Ниссаоле, во всяком случае.
   - Откуда тебе известно про Ниссаол? Ты что, бывала там?
   - Об этом все дети знают. Если, конечно, их хорошо учат. Меня-то учили, как подобает княжне высокого рода.
   Слава Всеотцу, Эйдан занялся очередной вкуснятиной и замолк надолго. Гэлидд смогла немного перевести дух и обдумать только что услышанное. Выходит, что Руах погиб? Хотя Эйдан мог и просто солгать, откуда ему знать с такой точностью. Впрочем, разве он не должен был, как князь, прийти с войсками по приказу Аргин-эра? Она огляделась. А ведь здесь нет никого из высших... Что-то здесь не так. О-ти-Хэ может и не знать ничего, а Эйдан что-то уж слишком торопится и слишком настаивает... Уже знает? На себя корону примеряет? Новую корону?
   Трапеза подходила к концу, и царь пригласил всех возвращаться обратно для проведения обряда.
   Гэлидд ожидала, что ее призовут творить обряд вместе с прочими князьями. Но Дагда только попросил ее спеть что-нибудь для кузнецов - те принесут горячую еще заготовку прямо в зал и будут доделывать ее на глазах у присутствующих. Гэлидд вяло подумала - вот и случай блеснуть искусством Песни, которому научил ее Аллам. Но ведь никто не оценит. Да и затея пустая. Мертвая. Так к чему стараться? Ей уже хотелось только одного - чтобы все поскорее кончилось.
   Во время обряда никто не садился. Царь О-ти-хэ махнул рукой, и кузнецы занялись заготовкой. Кто-то тихонько тронул Гэлидд за плечо, она обернулась - сзади стоял Эсген-дру, протягивая ей трехструнную тарку:
   - Спой, ю-гинна. Так обряд свершится вернее, и заклятье получится крепче.
   Гэлидд запела. Сначала неохотно - просто тихий мотив без слов, но потом она вспомнила кузнечную запевку, слышанную от Аллама, ее четкий ритм сам собой вплелся в стук гномьих молоточков, голос окреп, и мелодия взлетела свободной птицей под самые своды зала. С последним куплетом песни кузнецы окончили работу, и вперед выступили сэвинайт. Каждый из них произнес заклятье, какое сам посчитал нужным. Гэлидд снова усмехнулась про себя. Даже не рассчитали последствий. Что там у них получится? Кольцо на пальце неожиданно запульсировало, словно сила, заключенная в нем просилась на волю. Хорошо, подумала Гэлидд, на этот раз я освобожу тебя. Уверенно шагнула вперед - никто не успел ее остановить - и, вытянув вперед руку с Кольцом, громко произнесла формулу, слышанную от матери:
   - Ныне влагаю в тебя силу Воды, и да пребудет с тобой мощь Творца!
   Внешне ничего не произошло, однако Гэлидд чувствовала, что Кольцо не только не унялось, оно продолжало пульсировать, правда, теперь эта пульсация была иной. Медленной, обволакивающей - Кольцо словно торжествовало, что ему удалось добиться своего.
   - Ты молодец, девочка, - Рамборг обняла ее за плечи.
   - Не знаю, Рамборг, - устало отстранилась княжна. - Идем, надо поспать хоть немного. Завтра мы выезжаем в Исфальхар, к матери.
   - Как скажешь, ю-гинна. Кстати, венец, кажется удался на славу. Только вот что эта штука может в магическом смысле, не пойму. Похоже, все будет зависеть от того, кто им будет владеть - каков он, на что направить Силу... А впрочем, не все ли равно. Жаль только, что ты отдала Берилл Ниссаола. Отец и мать вряд ли будут довольны тобой - лучше бы он остался в роду. Или ты рассчитываешь выйти замуж за Эйдана?
   - Что-о? Нет уж, Рамборг, на это я рассчитываю меньше всего, - усмехнулась Гэлидд. - Мне не нужен муж, который сам ни на что не способен. Кроме того... ладно, спокойной ночи, Рамборг. Путь неблизкий, так что надо отдыхать.
   - Спокойной ночи, княжна.

      Мать она нашла в добром здравии. По крайней мере, с виду. И в сильном раздражении.
   - Неужели нельзя было подождать, пока я приду в себя? Что только могла натворить эта девчонка?
   - Ничего страшного она не сделала. К тому же, не забывайте, ей пришлось присутствовать вместо вас обоих...
   - Кто просил тебя, Рамборг, вмешиваться в столь важные дела?
   - Я и не вмешивалась. Я лишь помогала княжне...
   - Ты должна была предотвратить эту поездку. Солгать. Схитрить. Вместо этого ты повела себя как честная дура! И допустила, чтобы она отдала Берилл Ниссаола! Берилл Ниссаола, подумать только! Теперь это напыщенный дурак Эйдан взгромоздил Берилл себе на голову и раздувается от гордости, словно индюк. И все понапрасну! Пойми - не выйдет из этого ровным счетом ни-че-го! Предметы Силы стали сейчас бесполезны, а то и опасны, и то, что вы сейчас сотворили - пустая игрушка. Вот и все. Хоть бы польза была от того, что вы сделали! Не она - именно вы! Потому что ты стояла и смотрела, что происходит, и даже с места не сдвинулась.
   - Благодарю на добром слове, госпожа, но твоя дочь давно выросла, только ты этого не замечаешь. Все считаешь ее маленькой девочкой. А она давно взрослая, хоть и Пустая Ветка...
   - Моя дочь не Пустая Ветка! - не сдержавшись, выкрикнула Медб.
   - Я не стану спорить об этом с тобой сейчас...
   - И подставлять ее на подобных сборищах, заставлять принимать решения и действовать так, чтобы всем стало заметно...
   - Извини, госпожа, - теперь и в голосе Рамборг зазвучало тихое бешенство. - Ты говоришь со мной, словно со слугою. Но я не слуга тебе. Барды никому никогда не служили. Я учила твою дочь из великого уважения к тебе. Но теперь все изменилось. Я более не считаюсь при твоем дворе. Прощай, - Рамборг запахнулась в синий плащ и пошла к воротам Дин Эддон. Гэлидд рванулась было за ней, слезы подступали к глазам. Медб схватила ее за руку:
   - Куда! Она пусть идет! А с тобой у меня еще будет разговор!
   - Не будет у нас разговора! Ты... я не хочу с тобой говорить! - Гэлидд уже мчалась к конюшне. - Лойг!
   - Здесь, госпожа, -великан вынырнул невесть откуда.
   - Мы уезжаем! Седлай коней!
   - Слушаюсь, госпожа!
   - Постой! Я же сказала, мне нужно с тобой поговорить! - снова крикнула Медб. Гэлидд вернулась. Трясущимися руками сорвала с себя Око Воды, вложила матери в руку.
   - Твое Зерцало закопано в землю на три локтя под вторым сушильным столбом от частокола, - выдохнула она и пошла прочь, к конюшням, откуда уже выезжал Лойг, ведя в поводу второго коня. Медб так растерялась, что не стала больше удерживать дочь. Кони Гэлидд и Лойга на глазах у всех слаженно перескочили невысокий частокол и исчезли из виду. Медб долго смотрела в ту сторону, приложив руку козырьком над глазами. Потом устало сказала:
   - Идите... все. Ты, Эсген-дру, поди сюда. Ты мне нужен.

      Гэлидд и Лойг вначале пытались догнать Рамборг, но та словно в воздухе растворилась. Видно, не зря говорили - коли бард захочет, сила слова станет явью. Потом, увидев всю тщетность своих попыток, они едва не загнали коней, пытаясь к вечеру достичь северной границы Исфальхара. Кони, однако, настолько выбились из сил, что пришлось заночевать, что называется, в чистом поле. Гэлидд ничего не чувствовала, как в столбняке - ни холода, ни жара. Только почему-то не проходило ощущение, что на левом среднем пальце по-прежнему надето Око Воды. Лойг развел костер, велел княжне сесть поближе к огню.
   - Так ты знаешь, где может быть отец?
   - Примерно. Может, быть, он уже ушел оттуда. Но если ушел, то я смогу найти его по следам.
   - А если они не оставили следов?
   - Такого не бывает, госпожа. - усмехнулся Лойг. - Вам, магу, это должно быть известно лучше меня.
   - Смотри, - княжна по-детски задрала голову вверх. - Звезды до чего яркие! Дорога Птиц раскинулась во всю ширь, так и сверкает.
   - Да вы стихи слагать умеете?
   - Училась когда-то... маленькая совсем была. Но мне не дано это искусство. Так я думаю. Из всех, кого я знала, только Рамборг и еще... еще один воин, - вот они-то умеют стихи слагать.
   - Я тоже не умею. И петь не умею. Зато могу мечом вертеть быстрее любого другого. Вас, вот, оберечь в случае чего.
   - Скажи, здесь нет рекха?
   - Иногда попадаются. Но сейчас их словно гонит на юго-восток какая-то сила. Я сам видел. Прут целыми стаями, ровно с ума сошли. Здесь вообще странные места. Завтра утром мы пойдем по одной тропе... если, конечно, найдем ее. Она самая странная из всего, что здесь есть. Петляет, как хочет. Говорят, тропу эту проложил и зачаровал сам Халах Хен.
   - Лойг, ты до сих пор не сказал, как называется место, куда мы идем.
   - Храм Начал, - спокойно ответил великан, помешивая веточкой угли костра.
   - Ты так спокойно говоришь об этом?
   - А как еще я должен об этом говорить, княжна? По-вашему, я должен закатить глаза и благоговейно произнести "Храм четырех стихий", да так, чтобы трава не шелохнулась?
   - Но ведь все считают этот Храм легендой!
   - Мы тоже так считали, пока не дошли до конца этой тропы. Мы, ирек, умеем слушать голос самой земли, - гордо произнес Лойг.
   - Аойннай тоже умеют, как ты думаешь?
   - Умели. Теперь, как мне кажется, нет. После того, что они позволили с собой сделать.
   - Ты видел аойннай?
   - Видел. И рубился с ними. Но это очень тяжко. Их можно отбросить ненадолго, но совершенно победить с этой их проклятой неуязвимостью - это никак.
   - Говорят, в Храме можно найти ответы на все вопросы.
   - А Аллам? Он с отцом?
   - Да. Князь Аллам прислал ястреба. Как я понял, они собираются что-то ковать. Честно говоря, мне это показалось забавным. Мы ведь не умеем ковать как гномы - куда нам до Каменных-то Зубьев. Разве что украшения. Это вот у нас неплохо получается. А все прочее так себе. Гномы, те да, умеют сделать так, что душа разворачивается, а после обратно сворачивается. Ладно, что-то мы болтаем больно много. Коли я завтра доставлю вас уставшей, мне огин-эр голову оторвет, - Лойг обернулся к княжне, но та уже сладко спала опустившись прямо на теплую землю.
   Утром ее разбудило солнце. Спать не хотелось. Лойга у кострища не было. Гэлидд сладко потянулась, потерла было средний палец на левой руке и в ужасе отдернула руку.
   Ощущение, что на палец надето Кольцо, не проходило. Оно стало еще сильнее, к нему примешивалась странная сосущая тоска.
   - Здравствуйте, - Лойг появился невесть откуда с охапкой сухостоя. - Сейчас разожжем костерок, у меня мясо вяленое в котомке завалялось, покушаем, водичкой запьем - и в путь.
   Позавтракали молча. Затоптали костер. Лошадки за ночь вполне отдохнули и бежали неспешной рысцой. Гэлидд едва не дремала в седле, Лойг несколько раз толкал ее, чтобы пришла в себя, встревоженно спрашивал:
   - Что, нехорошо? Мутит? Может, остановимся?
   - Нет, нет, я хочу как можно скорее увидеть отца, - отвечала Гэлидд, борясь со сном, насильно открывая слипающиеся глаза.
   Храма они достигли в полдень. Небольшой желтоватый купол было видно с холма. Гэлидд мгновенно взбодрилась, ткнула коня пятками и с криком:
   - Скорее, Лойг, скорее! - помчалась вниз.
   Рядом с Храмом никого видно не было. Княжна с Лойгом спешились и пустили коней пастись на желтоватую степную травку. Сами вошли под круглую арку Храма, вступили во внутренний дворик.
   Во дворике было полно народу - отряд Вестейна и Аллам, несколько гномов. Лойг радостно захохотал, бросился с кем-то обниматься. Гэлидд, никем не замеченная, проскользнула дальше, в темный дверной проем.
   И сразу увидела их обоих - отца и Аллама.
   Они крепко спали на сложенных в несколько раз попонах. Гэлидд села рядом с отцом, нежно провела рукой по закрытым векам. Вестейн мгновенно проснулся и вскочил.
   - Что? Кто здесь? А... доченька... Доченька! - он крепко обнял девушку и затеребил Аллама: - Вставай, смотри, кто приехал. Какая ты красивая. И убор до чего хорош на тебе - как я мечтал, что ты вырастешь и примеришь его.
   - Отец, - отстранилась Гэлидд, глядя прямо ему в глаза. - Я хочу знать все о сражении. Где Аргин-эр? Что было? Ты ничего не захотел мне сказать. Почему в Каменных Зубах из князей был один Эйдан? Почему...
   Кириг Вестейн знаком приказал ей замолчать.
   - Сядем.
   Гэлидд села - во время, ноги вдруг сами подкосились от тоскливого предчувствия. "Я не ошиблась тогда..."
   Кириг Вестейн заговорил, не глядя на дочь.
   - Аргин-эр погиб, девочка. В поединке с Атойо. Он убил его и сам умер у нас на руках. Нам удалось изрядно потрепать аойннай, но окончательно мы разбить их не сумели - те пустили против нас колдовской огонь и так ушли. Руах передал власть Аргин-эра Дуннахиру. Тот сказал мне потом - мальчик возложил на меня такую ношу, которой я не взял бы добровольно, но от которой ныне я не смею отказаться. Теперь я отвечаю за вас всех - и за ирек, и за нисси. Одним словом Руах сделал то, чего мы не могли добиться годами. Но он был королем, о котором будут слагать легенды тысячи лет спустя...
   - Почему же никто ничего не говорил? Разве Дагда не знал?
   - В Каменных Зубах? Там был Эйдан. А ему нет доверия. Там, на поле боя, он лишь тогда вступил в битву, когда аойннай побежали. А я очень хотел бы спросить его, как это аойннай сумели пройти через его земли и напасть на Минд-ан-Хен, - лицо отца стало почти жестоким. - Он помолчал немного. - А где мать?
   - В Исфальхаре.
   - Что она там делает?
   - Не знаю.
   - У тебя все цело?
   - Не все, - Гэлидд помедлила. - Я... отдала Берилл Ниссаола.
   - Хотела помочь, верно? - Вестейн заглянул дочери в глаза.
   - Да. Я отдала его от всего сердца.
   - Значит, правильно поступила.
   - Я не сомневалась, что ты поймешь меня! - Гэлидд бросилась отцу на шею.
   - Погоди-ка, - Вестейн отстранился. - Ты не поссорилась ли с матерью?
   - Она меня не поняла.
   - Ты уверена? Впрочем, ладно. Наверняка она рассердилась только на минуту. Она уже и думать забыла, что кричала на тебя. Кричала ведь?
   - Я на нее тоже накричала. Она выгнала Рамборг. То есть Рамборг сама ушла.
   - Это тоже не большая беда. Я понимаю, тебе жаль ее, но ей действительно больше нечего было делать у нас. Барды, они уж такие. Не могут на одном месте сидеть. У них свои пути. Она все равно ушла бы, не сегодня, так завтра.
   - Расскажи мне, что вы здесь делаете?
   - Ищем, доченька. Пытаемся понять, как могут магики вдувать Силу в рукотворные предметы. И почему она перестает подчиняться им. Вчера я пытался сделать магический щит. Аллам помогал мне песней. Я ковал, как мог - щит и в самом деле вышел неплохой. Только самый обыкновенный.
   - Ты уверен?
   - Будь покойна, коли в щите была бы хоть малая толика Силы, уж я бы это распознал как-нибудь.
   Гэлидд помрачнела.
   - Значит, у тебя ничего не выходит. Я тебе нужна?
   - Да. Мы попробуем снова отковать щит и закалить его в Огне. С твоей помощью.
   - Хорошо. Когда?
   - Сначала мы пообедаем. Потом дождемся возвращения гномов - я уж и в Каменных Зубах побывал, целую когорту знатных мастеров прихватил. Сейчас они все пошли отмываться после вчерашней отковки. Все чумазые были как черти, но устали крепко, оттого не моясь, повалились спать, а нынче вот помыться отпросились. Как чуяли, что ты приедешь. Короче, вот вернутся, пообедаем, а там и за дело.
   Гэлидд на удивление легко чувствовала себя среди воинов. Маленькой девочке Тин Ка очень нравилось, когда отец брал ее с собой в дружинную избу. Взрослой княжне Коэр Гверенна дружинные забавы тоже пришлись больше по душе, чем утонченные перебрасывания магическими безделушками. Она, затаив дыхание смотрела, как ее любимец Лойг легко прыгает через костер и дальше всех метает тяжелое копье. В уголку двора два гнома и один из воинов Вестейна разводили костерок, собирались варить кулеш. Аллам пристроился рядом с таркой в руках, и Гэлидд тут же подсела к нему.
   - Спой что-нибудь старое. Что пел мне в Дин Аллам.
   Аллам только улыбнулся в ответ.
   - Погоди, солнышко. Я тебе обязательно спою, только не сейчас. Сейчас мне надо подобрать подходящую кузнечную запевку.
   - А ты не хочешь ту, старую, которую я слышала...
   - Вряд ли она сюда годится. Может, даже придется и сочинить что-то.
   Гэлидд разочарованно отодвинулась. Когда Аллам так говорит, лучше ему не мешать, это она прекрасно помнит. Ишь, лицо сосредоточенное, никого не замечает, уставился в тарку, словно та сейчас заговорит на гверенейте.
   Кулеш между тем потихоньку варился, и дворик наполнился вкусными запахами, вызывая у присутствующих бурное слюнотечение. Гэлидд еле дождалась, когда повар-гном начал колотить в щит, сзывая всех к котлу с едой.
   После доброй миски кулеша у нее стали слипаться глаза, однако отец не дал ей рассиживаться.
   - Ну, дочка, теперь можно и за работу. Пойдем.
   - Неужто ковать мы будем в самом Храме, - недоуменно спросила Гэлидд. - Я думала, в храмах положено возжигать курения и молиться Всеотцу или кому еще.
   - Предки наши, говорят, так и делали. Особенно при Халах Хене. Потом все это ушло. Покой Сна в Коэр Гверенне тоже некогда был храмом. Говорят, твой прапрадед хотел было переделать его под жилище для воинов, но даенн воспротивились. Сказали, что прежде чем храм будет осквернен оружием, он будет обагрен их кровью, и никто не переступит его порога раньше, чем все даенн будут убиты. Здесь немного иное. Я читал древние манускрипты. Там сказано, что молитвы в здешнем Храме возносятся не по канонам, а так, как каждый сам того хочет. Как считает нужным.
   - Разве мы собираемся молиться?
   - Ну... - Вестейн смущенно взглянул на нее. - Ну... я не знаю, как называется то, что делаешь ты. Но в любом случае это не противоречит назначению Храма...
   - Зачем ты оправдываешься, отец? Я сделаю то, что ты просишь, - ответила Гэлидд.
   "Хотя вряд ли что получится. Или все же попробовать? Ведь я не Пустая Ветка. Нет. Сейчас должно получиться, это же отец, это Аллам... Жаль, что матери нет," - болезненно подумала она. Злость прошла, и теперь ей хотелось, чтобы они были здесь все вместе.
   - Тогда идем.
   Гномы-мастера уже возились у странного на вид горна.
   - Они начнут. Сделают грубую заготовку. Мы с Алламом доведем ее до ума. А ты займись... в общем, раздуй огонь.
   Гэлидд села рядом с горном, наблюдая за действиями гномов. Один из них перехватил ее любопытный взгляд и засмеялся.
   - Ты такого горна не видела никогда, верно?
   - Верно.
   - И не увидишь. Это горн Тарма.
   - Горн Тарма? Что это значит?
   - Этот горн - величайшее сокровище царского рода гномов. Тарм - один из Первых, в незапамятные времена он подарил горн гномам, к которым более всего благоволил. С тех пор его хранят как зеницу ока и применяют лишь в исключительных случаях.
   - Да у вас и молот необычный, - воскликнула княжна.
   - Молот Тарма, - кратко ответил гном.
   Гэлидд больше не задавала вопросов, с уважением разглядывая столь древние вещи.
   Надо сосредоточиться, уговаривала она себя.
   Надо.
   В горне должен вспыхнуть Огонь.
   Ее Огонь, языки которого лижут круглые бока ее Светочей, греют ее руки, кружат ей голову.
   Гуди, Огонь!
   Пой свою вечную песню!
   Вот гномы раскачали молот Тарма, и он гулко грянул о наковальню!
   Гуди, Огонь!
   В бликах твоих отражаются великие битвы, которые предстоит выдержать куску железа, еще не ставшему щитом!
   Гуди!
   Пой!
   Мы будем петь вместе с тобой!...
   В песню Огня сам собой вплетается голос Аллама.
   Удары молота отражаются от стен, перекатываясь словно грохочущие шары в тесном сумраке Храма.
   Гуди, Огонь!
   Зеркало щита, отражающее твои блики...
   Зеркало щита...
   Она устало откинулась на спину. Горн еще теплился. А на наковальне лежал большой круглый щит. Очень красивый. Очень добротный. Но совершенно никчемный. Потому что в нем ничего не задержалось. Неужели я вправду Пустая Ветка, равнодушно подумала Гэлидд. Я обманула отца и Аллама. И всех, кто ждал чуда. Что-то не так. Этот щит... он мертвый. А Огонь живой. Он не хочет отдавать себя мертвому железу. Или не может. А значит, у них ничего не выйдет.
   - Прости, отец, - она встала и подошла к Вестейну, который стоял у наковальни с небольшим молоточком.
   - Ничего, доченька, - глухо проговорил Вестейн. На лице его было написано такое отчаяние, что Гэлидд испугалась.
   - Отец... мы попробуем еще раз.
   - Нет, не стоит, - Вестейн швырнул молоточек в угол и вышел. Следом за ним вышел Аллам.
   - Отец... - она бежала за Вестейном, пытаясь найти ту последнюю соломинку, которая не успела сломаться. - Отец, может быть, нам нужно было вызвать сюда Аргин-эра! Дуннахира? Ведь он же владеет Змеем Огня! Он мог бы помочь - Сила передается от предмета к предмету, это знает любой малый ребенок!
   Вестейн обернулся и удивленно посмотрел на нее:
   - Разве ты не знаешь?
   - Чего я не знаю?
   - Когда Верховный король погиб, - медленно выговорил Вестейн, - Дуннахир взял Змея Огня, но не стал надевать его, а велел хранить своему оруженосцу. Дуннахир - ирек, а мы не пользуемся ТАКИМИ вещами. А потом аойннай пустили против нас жидкий колдовской огонь. И Змей сгинул навеки, растворившись в колдовском жидком огне аойннай.
   Гэлидд печально поникла.
   - Что с тобой, доченька? - Вестейн обнял девушку, заглянул в лицо.
   - Я... не смогла сказать ему. И он хотел... я видела, как он смотрит на меня... но мы оба промолчали. Теперь все поздно. Ничего не значит... я видела, я ходила к Глаз-Камню!
   - Что ты видела? - медленно переспросил Вестейн.
   - Тьму, которую вы рубили мечами. Он был так измучен... Эйдан, этот наглец, осмелился сказать мне - мол, у Руаха новая невеста. Безносая и безглазая, с косой за плечами. Так он сказал. Я не поверила, но...
   - Это сказал тебе Эйдан?
   - Да. Отчего ты так вскрикнул?
   Вместо ответа Вестейн погладил дочь по щеке:
   - Иди, ляг, отдохни. Завтра мы выезжаем в Дин Аллам, к матери, потом сразу в Коэр Гверенн. Друэнн приготовили все, чтобы мы смогли достойно похоронить нашего Аргин-эра, последнего прямого потомка Халах-Хена.
   Хорошо, что отец не стал утешать ее - иначе она просто не выдержала бы. До последнего мгновения надеялась, хотя уже не было никакой надежды...

      Сон был светел, но полон щемящей тоски, как после разлуки с другом. Она сидела на песке, у кромки воды. Море мощно и спокойно дышало, а небо, напротив, было бурным - рваные облака от ослепительно-белых до тяжко-свинцовых, а в разрывах - торжественно-спокойное голубое небо. Она набрала в руки мокрого песка - и струйкой вылила его на маленький песчаный холмик. Получилась маленькая башенка. А потом Руах построил еще одну. А потом снова она. И так они строили и строили, пока вдруг не обнаружили, что стоят над целой страной, целым миром, полным лесов и рек, гор и степей, дорог и замков. Руах рассмеялся и что-то сказал ей - но она не слышала слов, хотя слышала и ветер, и море. Она хотела переспросить, но все начало меркнуть, распадаться, пока не вспыхнуло мягким золотистым мерцанием, и не осталась только туманная темнота и крики птиц...

      В Дин Аллам Гэлидд ехала с затаенным страхом. Мать разозлилась тогда на нее - но ведь она была права. Но и сама Гэлидд тоже была права. Почему так случается, что больше всего боли тебе причиняют те, кого ты любишь? И почему больнее всего от тебя достается именно тем, кто любит тебя? Но мать встретила их с отцом так радостно, что вся обида и страхи сразу же улетучились куда-то. Пожалуй, впервые Гэлидд по-новому смотрела на родителей, и странная тоска и зависть бередили ее сердце, когда она видела, с каким глубоким чувством смотрят они друг на друга, обнявшись.
   "А у меня такого не будет", - подумала она. "У меня это отняли".
   Как ни странно, Рамборг тоже была здесь. Похоже, они с матерью примирились. Кириг Вестейн сказал, что послезавтра они отправятся в Минд-ан-Хен. Вечером, после ужина Медб не стала отсылать дочь. На сей раз они остались втроем, ибо было о чем поговорить, и Медб, похоже, решила посвятить дочь во все тайны творящегося ныне. Правда, Гэлидд по большей части слушала. А потом совсем незаметно, тихонько ушла. Дурнота снова подступила к горлу, во рту похолодело. Она вернулась в свою комнату, легла, натянув на себя меховое покрывало и попыталась заснуть...

      - Почему ты не уехала? Ты ведь знала, чем кончилось сражение, знала, что мы еще долго не вернемся.
   - Я знала, что Храудун придет в Минд-ан-Хен. Придет за Гэлидд - жаль, не успела ее отослать. Видеть-то он ее не может! Помнишь? Вот он и думал, что я ее никуда не отпущу.
   - Но почему ты опять делала все сама, одна? Почему не сказала мне? Опять прежние времена, а, Медб?
   Медб вздохнула, виновато опустив голову.
   - Я слишком понадеялась на себя. Думала, раз я могу управляться с Силой не по канону, так уже все могу. Я просчиталась.
   - То-то. Теперь нужен союз меча и чар, Рыжая, и мне есть что рассказать тебе.
   - Что? - резко спросила Медб В глазах ее заплясали знакомые огненные искры - Медб сгорала от нетерпения и предвкушения тайны.
   Вместо ответа Вестейн показал ей невзрачный на вид перстень с дымчатым камнем.
   - Что, в дороге обучался кузнечному мастерству?
   - Нет, солнышко мое, бери круче. Это Кольцо Земли.
   - Что?
   - Кольцо Земли.
   - Погоди, расскажешь мне все по порядку, - Медб встала налить мужу крепкого меда. Вестейн прикрыл дверь и примостился на медвежьей шкуре у ног жены.
   - Мне все же удалось. Я понял, как это происходит!
   - Что?
   - Как вы, нисси, вкладываете силу в предметы!
   - Ну и что?
   - А то, что наше противоядие в нас самих.
   - Но при чем здесь это кольцо? И для чего оно?
   - Оно заключает в себе ту хранительную силу, которая еще оставалась в Коэр Гверенне. Я все сделал сам. Кольцо сковал, провел обряд, как положено. В присутствии сэвинайт - только представь себе их изумленные рожи! Мои дружинники, помогавшие мне с обрядом, чуть со смеху не лопнули. Эйдана я пригласил на обряд, из вежливости. Но он отказался приехать. Сослался на то, что занят. Я понял это так, что он окончательно запутался. Сейчас он снова на стороне Храудуна - правда, неявно. Но, видно, всерьез раздумывает, что ему с этого будет и будет ли.
   - Да ему спать не дает жажда завладеть короной Аргин-эра, - недобро усмехнулась Медб. - Но неужто он считает, что Храудун подарит ему эту корону? Он ведь даже не прямой потомок Халах Хена... Да и Дуннахир не позволит.
   - О чем ты, Рыжая? Лучше дослушай меня. В общем, мое Кольцо поможет ненадолго сдержать натиск аойннай. Так сказать, заморозит их продвижение. А мы тем временем должны постараться сбросить с себя все, что относится к так называемой магии.
   - То есть?
   - Равновесие, Рыжая, Великое Равновесие! Оно всегда восстанавливается, кто бы ни пытался сдвинуть чашу его весов. Если Силы не будет у нас, ее не будет нигде. Она вся уйдет в эту землю, породившую ее, и там пребудет вовеки. Останутся сказки и легенды. А мы, освободившись от этого тяжкого груза, сможем спокойно отплыть за Море, в Эвел Иннирен. Как и предначертано в пророчестве сэви Эгина.
   - Наконец-то, - улыбнулась Медб. - Эсген-дру давно уже говорил об этом. Я только-только свыклась с этим. Теперь мы хотя бы поймем друг друга. Только вот еще что. - Она с горечью покачала головой. - Главное даже не в том, поглотит ли Пустота Храудуна или нет. Дело в том, что он открыл ей путь, и, отрекшись от Силы, мы лишь ускорим нашу погибель.
   Повисло молчание. Кириг Вестейн поднял взгляд на жену.
   - И что?
   - Равновесие. Нужна Сила, которая была бы способна закрыть путь Пустоте.
   - Она есть? - не спрашивал, уверенно требовал Вестейн.
   - Это наша дочь, как бы страшно это не звучало, Вестейн. Возможно, она погибнет. Скорее всего погибнет. Потому я так пыталась сделать все сама, только бы не ее... Понимаешь меня?
   - Выхода нет?
   - Нет, Вестейн. Нет.
   - Ты сама ей скажешь?
   - Не знаю...
   Кириг Вестейн встал и обнял Медб. Оба долго молчали.
   - Идем. Надо поговорить с ней.
   - Нет, - покачала головой Медб. - Когда проводим Аргин-эра. Ей сейчас и так тяжело...
   Кириг Вестейн кивнул.

      - Мне не будет покоя
   Ни ночью, ни днем,
   Пока Он на земле моей.
   Мне не будет покоя
   Ни в воде, ни на суше,
   Ни в небе высоком,
   На ясном ветру...

      - мрачно проговорила Медб.

      ...Рамборг неслышно открыла дверь в комнату. Гэлидд никак не могла заснуть, хотя дрожь вроде улеглась. Хотелось плакать. Без причины, просто было так тяжело, что, казалось, в мире вообще ничего не осталось, что могло бы хоть как-то развеять этот черный, тяжелый, непроглядный туман убивающей все тоски.
   - Ю-гинна... ты спишь?
   - Нет.
   - Тебе худо.
   - Да.
   Рамборг присела на краешек постели.
   - Я пришла тебе сказать о важном, ю-гинна.
   - Ты, похоже, о другом и не говоришь, кэринн.
   Рамборг вздрогнула. Кэринн - сердце мое, так обращались только к очень дорогим людям. Но Гэлидд, похоже, не насмешничала.
   - Гэлидд, послушай. Я не хотела бы высоких слов, но надежда осталась только одна. И это ты.
   - Я знаю. Я непонятно что, но уж важное донельзя.
   - Не насмешничай.
   - Не буду.
   - Пророчество сэви Эгина говорит том, что ты призвана спасти всех нас.
   - Говори, как. Охотно спасу.
   Рамборг растерянно посмотрела на ученицу. Непонятно - верит или издевается? Но выхода не было.
   - Ты найдешь Храудуна и сразишься с ним. И убьешь его.
   Гэлидд вдруг рассмеялась.
   - Добро тебе, Рамборг. Ты сказала то, что я хотела услышать. И именно от тебя. Стало быть, ты в меня веришь?
   - Да.
   Гэлидд села в постели.
   - Не могла ты сказать ничего, более мне приятного. Это так. Аргин-эр погиб, сражаясь за всех. И мне, стало быть, идти за всех. Что ж, я рада. Так мы сравняемся. Где мне искать Храудуна?
   - Ты не пойдешь туда одна.
   - Где мое войско, Рамборг?
   Бард чуть отступила к двери и неслышно распахнула ее. В комнату вошел очень высокий эремме анхэ, лицом одновременно похожий и на нисси, и на ирек. Черные прямые волосы были слишком длинными, так уже давно не носили. Худое острое лицо с невероятно светлыми, почти светящимися глазами. Казалось, что в нем, внутри горел огонь, рвавшийся наружу из этих пронзительно-светлых глаз. И огонь этот - единственное чувство, единственное стремление, которому он отдал всего себя. Гэлидд ощутила странную робость - этот неизвестный пришел из такого древнего прошлого, перед которым и она, и даже древний сэви Мехтис были лишь младенцами, она почуяла это.
   Пришелец поклонился - в старинной манере, и заговорил. Голос его был неожиданно глубок и красив.
   - Гиннэ, - по-старинному обратился он к ней, - я пришел за тобой в час нашей беды. Гвиннор зовусь я.
   - Я знаю тебя, - вдруг сказала Гэлидд. - Я видела тебя! Ты был там, в Минд-ан-Хен!
   - Я был там, - кивнул он. - Я был и на Килл-Айренн. И с Хэтом ходил я в бой, и знамя Хейста нес я... - задумчиво, словно бы ни к кому не обращаясь проговорил Гвиннор, и Гэлидд внезапно поняла, что он немного безумен, как бывают безумны те, кто посвятил всего себя некоей цели. Как безумен Храудун. И показалось ей, что страшно будет Храудуну встретиться с этим воином лицом к лицу.
   - Ты был и в моем сне, - кивнула Гэлидд.
   - И Незримые Пути открыты мне, - кивнул он.
   - Говори.
   - Фиан Шен ждут тебя, гиннэ. Мы готовы.
   - Сначала я должна проводить Аргин-эра. Потом я буду готова идти с вами. Рамборг, ничего не говори ни отцу, ни матери. Где мы найдем Храудуна?
   - Я любую минуту знаю, где он, - усмехнулся Гвиннор. - Незримые Пути открыты мне, как и пути земные.
   Гэлидд вылезла из постели. Растрепанная, очень серьезная.
   - Я принимаю, - сказала она. - Тяжела ноша, которую ты возлагаешь на меня, и не могу я отказаться от нее. Мы выступим после Ухода Аргин-эра.
   - Слушаюсь, моррэй-эр.
   Так в старину называли великих вождей в дни войны.
   Гвиннор поклонился, и вышел - так же бесшумно, как и возник. Рамборг еще постояла некоторое время, и так же тихо покинула комнату.

      - Вестейн, ты замечаешь, как плохо выглядит Гэлидд? Не ест почти ничего, на вопросы почти не отвечает - словно отрешилась от мира, - Медб ехала верхом рядом с мужем. Гэлидд почти не покидала повозки.
   - Ты имеешь в виду Руаха, да будет светел его путь в Эвел Иннирен?
   - Нет. Тут другое.
   - Ты думаешь - ОН?
   - Не знаю, Вестейн. Не ведаю. Не дано.
   - Может, это снова та старая болезнь. Как в детстве.
   - Может быть. На то похоже.
   - Ты с ней говорила?
   - Говорила. Бесполезно. Молчит.
   - Хорошо, я поговорю сам. Знаешь, мне кажется, тебе все же больше надо отдыхать. Силы могут понадобиться в любой момент.
   Медб удивленно вскинула голову:
   - Вестейн, ты ли это? Тебя или я слышу? Какие силы? Ты о чем?
   - Я просто прошу тебя поберечься, Рыжая. Хорошо?
   - Хорошо, - прошептала она, опуская глаза. - Все же в чем дело?
   - В том, что мы завязли. Что мы в тупике. Стоит ли сейчас понапрасну расходовать себя?
   Медб покачала головой. Ни разу еще не видела она мужа в таком отчаянии.

      ...Укрепи меня, Всеотец, беззвучно шептала Гэлидд, и слезы лились по ее щекам. Укрепи меня. Несуществующее Кольцо опять сжимало палец ледяной хваткой, и холод постепенно пробирался по руке все выше и выше. Как можно допустить, чтобы обыкновенный рукотворный предмет подчинил ее себе? Гэлидд снова и снова повторяла слова, обращенные к Творцу, боролась с липким страхом и непонятным стремлением. Нельзя. Она должна дожить, должна выйти на этот бой, должна победить - иначе гибель Руаха была напрасной.
   Утром она не смогла встать. Слабость вызвала у нее удивление - так странно было не чувствовать собственных ног. И ощущение близкой развязки. Эсген-дру, осматривавший ее, нахмурясь, отвел Медб в сторону и спросил:
   - Скажи-ка, ты давала ей какие-то магические предметы?
   - Не понимаю, Эсген-дру.
   - Предметы, в которых заключена магическая сила. Что-нибудь было при ней долгое время?
   - Не знаю - растерянно протянула Медб. - Если только родовые реликвии.
   - Она надевала Кольцо?! - вскрикнул Эсген-дру.
   - Не знаю... мне немоглось, я была далеко. Возможно, надевала, - мгновенно встрепенулась Медб. Нахмурилась. - Надо уточнить у Рамборг.
   - Ладно, я сам ее спрошу.
   Рамборг не стала отрицать, что княжна носила Око Воды и даже задействовала его при отковке злосчастного венца для Эйдана.
   - Ну и что? - бард только пожала плечами. - Как родовое сокровище могло ей повредить?
   - Это же предмет Воды! Зачем ты допустила, чтобы девочка надевала его?
   - Это ее Кольцо, - возразила Рамборг. - И если она сумела использовать его - значит, по праву.
   - Рамборг, я не узнаю тебя. Ты говоришь как глупая ученица. Она, Огонь, надела и привела в действие Око Воды! Понимаешь?
   - Да ничего же с ней не было, не было, Эсген, - Рамборг начала сердиться по-настоящему. - Гэлидд разумна и рассудительна... в отличие от меня.
   - Ну, может, еще обойдется, - неуверенно пробормотал Эсген-дру.

      Да и правда - тоска и холод мучили лишь ночью. С восходом солнца отпускало.
   "Ничего, немного осталось", - с каким-то ожесточением думала Гэлидд. - "Я выдержу. Выдержу".

      ***

      Они прибыли в Коэр Гверенн в полдень. Некогда белые стены Минд-ан-Хена посерели, а кое-где и почернели от копоти пожара. Магики не смогли заделать зиявшие дыры, и теперь несколько десятков строителей и кузнецов трудились, не зная устали, отстраивая то, что разрушили аойннай.
   - Почти как во время Великой Осады, - сказала Медб, вглядываясь в картину, открывавшуюся с вершины холма. - Тогда Коэр Гверенн снова поднялся. А теперь?
   - Хватило сил тогда, хватит и сейчас, - Вестейн нежно обнял жену.
   - Хватит ли? - с сомнением пробормотала Медб и оглянулась на дочь. Лицо Гэлидд почти скрывал капюшон зеленого сагума. Она не произнесла ни слова и не шелохнулась в седле.
   - Всю дорогу молчит, что же это? - прошептала Медб на ухо наставнице. Рамборг только развела руками - мол, что тут поделаешь?
   Друэнн, не отходившие от носилок с телом Аргин-эра, были как бы за старших, распоряжались. Идунн и женщины из Покоя Сна во всем им помогали.
   Медб тихо жаловалась Вестейну:
   - Я боюсь за нашу девочку. Я не думала, что она станет так горевать - верно, Руах был здесь, и они беседовали, но ведь ты говоришь...
   - Она мучается от того, что так и не открыла ему своих чувств. Думаю, он ответил бы тем же - я видел, как он смотрит на нее. И сам я себе представлял, как когда-нибудь мне придется благословлять их. Красивая была бы пара.
   - Да, красивая и достойная. Бедная моя доченька, как ей тяжело сейчас. Ты к ней ходил?
   - Ходил.
   - Ну и что?
   - Да все то же. А ты ходила?
   - Пыталась с ней поговорить. Бесполезно.
   Гэлидд сразу по приезде заперлась у себя в светелке, не впускала даже Беру и не выходила до самой темноты, пока за ней не пришел Эсген-дру.
   - Открой мне, ю-гинна. Все ждут только тебя.
   Так как за дверью царило молчание, Эсген-дру произнес как можно ласковее:
   - Открой, девочка. Пожалуйста. Никакие слезы, никакое молчание не помогут - это не лекарство, даже наоборот. Ты должна перебороть сама себя. Ты слышишь меня?
   Дверь тихо отворилась, и на пороге показалась княжна, закутанная в сагум так, что видны были только заплаканные глаза.
   - В тебе сила Дома Дерева, ю-гинна. Поверь, мне тоже очень жаль...
   - Прекрати, Эсген-дру! Никто не должен жалеть дочь Медб и Кирига Вестейна! Никто, слышишь!
   Дверь светелки тихонько заскрипела, и на пороге показалась Гэлидд, закутанная в сагум так, что лица почти не было видно.
   Процессия уже ждала во дворе. Друэнн раздали всем факелы, горевшие необычным огнем - белым и бесшумным, - и Эсген-дру негромко сказал:
   - Пора, - и все двинулись вниз, по каменной лестнице, спускавшейся вниз, туда, где воды реки Гвеннай сливались с Великим Морем. Шли молча.

      Через все небо протянулась Дорога Птиц, россыпь далеких небесных костров. По белой мощеной дороге там, невероятно далеко внизу медленно ползли в густой тьме безлунной ночи белые огни колдовских факелов - словно отражение небесной медленной реки в медленных водах реки земной. А по реке этой плыл белый корабль - белая колесница последнего Аргин-эра из рода Халах Хена, Верховного короля Руаха Белых Колесниц. Замкнутая в камень стремительная Гвеннай вырывалась прямо в середине белой подковы набережной в Ай-на-Эсат и неслась к Вратам. Течение было достаточно сильным, хотя сила реки кончалась там, где Аквамариновая Печать замыкала Врата. Четыре славнейших воина молча сняли с колесницы носилки с телом короля и опустили его в белую ладью, украшенную коврами. Вместе с королем уходили по Дороге Птиц и его прославленное копье Инсилах, меч Аэррун, щит Эйктах-эн, острый кинжал Менкай и несравненный белый лук Инка-хор. В белых одеждах уходил король в последний поход, и серебром мерцала тонкая вышивка в свете белого спокойного пламени. Хотя лучше бы его лицо осветил живой трепетный огонь, думала Гэллидд, тени хоть на миг вернули бы ему подобие жизни. Руах Белых Колесниц, Руах Аэрранах, Руах Недолгое Пламя.
   Гвеннай подхватила ладью, и та медленно, торжественно поплыла к выходу из бухты. Медб, словно во сне, подняла руки ладонями вперед - и ладья поплыла точно в восход, туда, где Дорога Птиц нисходила к горизонту. Белая морская птица, белая ладья становилась все меньше и меньше, и скоро только голубоватый огонек путеводного фонаря, укрепленный на носу, указывал, где плывет последний король, потом исчез и он. Говорили после, что видели, как этот огонек медленно поднялся в небеса. Все так уверенно об этом рассказывали, но кого ни спроси - все слышали от очевидца, но никто не видел сам. А Гэлидд после этого спрятала свои темно-русые с серебряным отливом волосы под серую головную повязку. Когда кто-нибудь говорил ей, что она не имеет права носить повязку, потому что их с Руахом, мол, даже не сговорили, она только молча обжигала говорившего пронзительно-яркими, как у матери, глазами. За глаза ее называли Шуйл - Фальшивая Вдова. Она не обижалась, когда слышала это прозвище.

      ...Поутру пришло известие о том, что аойннай вторглись в Ниаллах-ан-Гверенн, что Каэр Эйдан захвачен, а сам Эйдан пал, и что и венец с Бериллом Ниссаола, и Жезл Воздуха, что хранил сэви Мехтис, и древний меч Ниаллах-ан-Гверенна захвачены Храудуном, а сам он, словно паук, засел в Каэр Эйдан и готовится к новому броску.

      Медб смотрела в Зерцало.
   Зерцало было полно дыма и крови, рушились белые стены Каэр Эйдан, айоннай с волчьим воем бежали по лестницам, их размалеванные лица были даже страшнее, чем жуткие подобия лиц, что были у рекха. Но Медб не слышала их воя - Зерцало только показывало...
   Венец с Бериллом Ниссаола беззвучно покатился по залитым кровью плитам двора, а через мгновение рядом рухнул, упав с высокой башни со стрелой в горле, владыка Ниаллах-ан-Гверенна...
   "Несчастный, глупый, самовлюбленный Эйдан, - с неожиданной жалостью подумала Медб. - Напялил на себя Венец и думал уже, что в безопасности. А хотя бы изучить толком, чем ему этот Венец аукнется, так и не додумался. Нельзя шутить с вещами Силы, особенно сейчас..."
   Венец стал не защитой, а губителем своего самозваного владельца - колдовская стена оказалась ловушкой. Вместо того, чтобы не пускать врагов в Каэр Эйдан, она не выпускала никого наружу, и айоннай, высадив ворота, вырезали всех. Никто не сумел вырваться из страшного круга, пока был жив Эйдан, которому так и не достало разума - или гордыня не позволила - снять Венец и отречься от его предательской Силы. А когда он был убит, спасаться было уже некому...

      ...Медб смотрела в Зерцало Мира. Сначала поверхность была мутной, затем словно волны разошлись от середины, и в светлом пятне появились лицо. Странное лицо, сочетавшее в себе черты смертных и нисси. Во взгляде человека сквозило изумление, радость и одновременно потаенный благоговейный страх.
   - Я Медб Источников, правительница Коэр Гверенна, - сказала Медб. - Я взываю к нашим смертным родичам.
   - Я Ириль, брат ари-ю Руна. Я внимаю тебе, госпожа, - он жадно смотрел в лицо Медб, словно боялся, что она вот-вот исчезнет.
   - Я прошу помощи Дривет Анх.
   Смертный молчал, не сводя взгляда с Медб. Лицо его вдруг сделалось усталым и старым. Затем он медленно заговорил.
   - Уже много лет нисси не приходили к нам...
   - Если не ошибаюсь, наши дела вам ведомы, - резковато сказала Медб, вспомнив о смертных гостях Рамборг и торопясь поскорее закончить беседу и получить желаемое. Она и думать не хотела о том, что ей могут отказать.
   Смертный кивнул.
   - Ниссаол сам в беде, госпожа. Наша родина умирает. Наши леса высыхают, нивы не дают всходов, женщины почти не рожают детей. Наши люди, потеряв надежду, переселяются в заморские земли, на закат, в города на севере и юге, далеко от ваших краев. Мы делали все, чтобы отвратить беду, все так, как вы учили нас, - в голосе человека внезапно прорвалось отчаянье, - но ничто не помогает! Все утратило силу... Я много ночей провел в Башне, стараясь пробудить наш Зрячий Камень, но не мог. Я хотел просить вашей помощи, как в давние времена, когда мы еще жили рядом, хотя никто уже и не верил, что это возможно - так давно наши народы расстались. Я пытался - но ничего не смог узреть. Все время туман... И вот - я вижу тебя, госпожа...
   Медб поняла невысказанные слова - "но помощи не будет от вас, и надежды нет".
   - Что говорят о вашей беде мудрые?
   - Мудрые говорят о том, что нарушена целостность Бытия и чаша Равновесия накренилась.
   - Они верно говорят. Слушай меня, ю Ириль. Вы ждали помощи от нас, мы - от вас. Причина наших бед одна, и поможем мы друг другу, если вместе одолеем нашего общего врага. Если одолеем. Сейчас у нас есть лишь одно - надежда. И ради нее будем мы, нисси, сражаться.
   - И мы.
   - Дорого это всем нам будет нам стоить, знай это, ю Ириль, и готовься к потерям. Боюсь, Ниссаол уже не спасти. И мой народ тоже потеряет родину - нам придется уйти. Я, Медб Источников, говорю - как некогда оставили мы вам Ниссаол, так ныне оставим Гверенн. Это будет платой вам за наше небрежение.
   Ю Ириль нахмурился.
   - Не ради корысти или награды пойдем мы в бой, госпожа.
   - Прости, если обидела тебя, родич.
   - Принято. Мы придем. Если государь брат мой даже и не поверит мне, то я, ю Ириль, приду туда, куда ты скажешь.
   - Ваши мореходы знают гавань Ай Росса.
   - Да. Хотя легче было бы нам прийти в Доэр Морай...
   - Не мне нарушать Аквамариновую Печать. Мой народ не готов еще уходить.
   - Хорошо. Хотя и далеко идти к вам посуху от Ай Росса.
   - Не придется вам идти далеко, ибо близок к Ай Росса замок Каэр Эйдан. И пусть попробует кто преградить вам путь в Ниаллах-ан-Гверенне! - с неожиданной яростью сказала Медб. - Я пошлю попутный ветер. Это я пока еще могу. Кириг Вестейн Высоких Рощ будет ждать вас там.
   - Мы будем через семь дней, госпожа. И если суждено будет нам всем погибнуть - погибнем не безропотно и не бесславно. До встречи, высокая госпожа Мэдви.
   Медб слегка усмехнулась, услышав свое имя на дриванейте, и кивнула.
   Зерцало погасло.
   Медб устало провела руками по лицу. Дело сделано. Дуннахир и Вестейн не так много могут противопоставить Храудуну. А у него теперь еще и рекха. Всеотец, как же можно себе представить, чтобы эремме мог вообще рядом с рекха находиться? Это же несовместимо, как ночь и день, вода и огонь! Храудун заигрался силами. Совмещать несовместимое - это когда-нибудь да аукнется, и страшно аукнется...

      Гэлидд внезапно почувствовала себя намного лучше. Как только она смогла встать с постели, тут же начала незаметно готовиться к отъезду. Бере было отдано множество распоряжений и строго-настрого приказано - лишнего не болтать. Вечером перед самым отъездом Гэлидд позвала Беру к себе и твердо сказала:
   - Тебе придется прикинуться мной, поняла?
   Бедняга Бера так и открыла рот.
   - Слушай внимательно. Я надену на тебя личину. На первое время это обманет даже мать. Ты должна будешь лечь в постель и изображать, что это я, что я онемела и так далее. А мы тем временем уедем - и будем далеко. Ты все приготовила, как я тебе говорила?
   - Все, княжна, - Бера поклонилась и неслышно вышла из комнаты.
   Назавтра они с Лойгом выехали засветло. Умница Бера все собрала как надо - и старенький сагум, заштопанный во многих местах, и котомку с едой - ничего лишнего, тяжелого. Оседланные кони стояли на заднем дворе. Лойг жевал ячменную лепешку и чуть не подавился, увидев, как к нему направляются сразу две одинаковые княжны. Одна из них говорила другой:
   - Главное, говори поменьше. Чтоб хватились не сразу.
   - Хорошо, княжна, хорошо, - кивала темноволосой головой вторая.
   Древний наезженный тракт вел в Ниаллах-ан-Гверенн, петляя по исфальхарской границе. Второй путь был узок и безопасен для пеших, но весьма опасен для всадников. Местами тропка вилась высоко над берегом Моря, и приходилось спешиваться и вести коня в поводу. Именно этой тропой ехал тот, кто хотел остаться незамеченными. Как Лойг и Гэлидд.
   Медб не сразу заметила исчезновение дочери, а когда Бера вновь предстала перед ней в своем настоящем обличье, только усмехнулась:
   - Словно я удержала бы ее! Как маленькая. Иди к себе, Бера, спасибо за службу, - княгиня откинулась в кресле и прикрыла глаза.
   - Может, вам чего принести? - робко спросила девушка.
   - Не нужно. Позови Аэглах.
   Когда дверь за Берой закрылась, Медб тихонько заплакала:
   - Прости мне, Всеотец, но разве должна я была своей рукой посылать ее туда?

      Аэглах преклонила колено, склонив голову, туго обмотанную толстой длинной косой. Медб, уже взявшая себя в руки, молча смотрела на нее сухими, хотя и чуть припухшими глазами. Роскошные волосы - при такой косе никакого подшлемника не надо. По обычаю воительниц Аэглах не стригла волос с того самого дня, как посвятила себя оружию, и обрежет их лишь тогда, когда снимет с себя обет девственности, покинет дружину и станет женой достойного мужа.
   - Ты знаешь, зачем я тебя позвала?
   - Догадываюсь, госпожа.
   - Тогда, во время набега аойннай, ты, моя телохранительница, покинула меня. Ты предпочла биться на стенах. Конечно, так скорее можно добыть себе славу.
   Плечи Аэглах слегка дрогнули.
   - Ты не исполнила свой долг и осталась жива, - холодно продолжала Медб.
   Аэглах не подняла склоненной головы. Лишь отвела непослушную прядь, щекотавшую висок.
   - Это великий позор для тебя, - говорила владычица. - По закону ты должна быть изгнана из дружины. Но я дам тебе еще одну возможность. Ты пойдешь с моей дочерью. И на этот раз, коль надо будет, ты - ты умрешь без славы, но Гэлидд должна остаться живой! Ты все поняла?
   Аэглах подняла сияющие глаза. Она радостно улыбалась.
   - Да, госпожа. Гэлидд свершит то, что должна. А я на сей раз исполню свой долг, хотя и не останусь в живых.
   Медб кивком отпустила ее.

      ***
   - Ты не будешь рваться вперед, Гэлидд, - говорил отец. - Ты пойдешь только тогда, когда мы прорвемся к замку. Только тогда, когда мы ворвемся и выкурим оттуда эту крысу. - Он помолчал. - Но если мы будем разбиты - тогда действуй, как сама знаешь. Тебя назвали моррэй-эр, и этим все сказано.
   Тысячу лет назад маленькая Тин Ка жаждала стать воительницей. Сегодня она была моррэй-эр - но даже и не подумала взять в руки вожделенный некогда меч или лук. Ее битва будет иной. Однако Гвиннор и отец заставили ее надеть кольчугу и шлем. Она должна дожить до встречи с Храудуном. До своего поединка.
   Вождь дривов, молчаливый суровый человек с довольно коротко по мерке нисси обрезанными волосами молча окинул взглядом стены. Затем повернулся к своему оруженосцу и что-то сказал ему на дриванейте.
   - Мы придвинем стенобитные машины. Чуть позже, когда сметем этих, - он махнул рукой на стоявших перед Каэр Эйдан аойннай и рекха. В голосе его звучала такая непоколебимая уверенность, что Кириг Вестейн даже улыбнулся. "Эти не падут духом", - подумал он.
   Иссинат ри-нэген усмехнулся. Ему нравились дривы. После же обычной перед боем попойки с дележкой кабана и похвалой мужей, когда он узнал еще и об общих предках с владыками дривов, он считал их уже совсем родичами. Конница его ждала приказа ринуться вперед, лучники вместе с дривами - ох, и огромные же у них луки! - стояли на высотках. Пешие смертные расположились позади кряжистых, могучих детей Тарма с их устрашающими топорами. Сводное войско Ардах-ан-Гверенна, Коэр Гверенна и Исфальхара пришло сюда под командой Кирига Вестейна, а Дуннахир, Аргин-эр, стоял на холме под знаменами в окружении отборных воинов Гверенна. И там же ждал небольшой отряд с лазурными и алыми щитами с изображением золотой звезды о двенадцати лучах и летящих ястребов.

      ...Медб смотрела в Зерцало. Белый корабль Ифдига Айтринаха мчался по волнам к восходу. Не было на нем команды - один Ифдиг Мореход, и попутный ветер, вызванный Медб, нес его. Нес его в край Эвел Иннирен, где ждали их Первые Дети. И увозил корабль последние вещи Силы, знаки Стихий - Око Воды и Кольцо Земли, последнее, за что еще мог уцепиться Храудун. Но сейчас ему не до того - под Каэр Эйдан начинался бой...
   Радужные волны заиграли вокруг корабля, отбрасывая его назад, и Медб закричала:
   - Мы отрекаемся от Силы! Вы слышите? Мы отрекаемся! Я, Медб, отдаю всю Силу свою, всю жизнь, пусть я умру - но да свершится!
   "Мы услышали".
   Медб вздрогнула. Огляделась. Никого.
   "Будь спокойна, дитя".
   А в Зерцале радужная стена расступилась, пропуская корабль, и на миг Медб увидела летящих серебристо-белых птиц...
   "Путь открыт"...
   Сэвинайт, друэнн и даенн молча смотрели на нее.
   - Принято, - прошептала она. - Теперь Сила разлита в земле. Больше не заключена она ни в местах, ни в предметах. Только в земле. И только те, кто может слышать ее и говорить с ней, могут владеть ей. Насколько она позволит... - она улыбнулась и заплакала. - Наш бой выигран. Теперь... теперь дело за ними...
   Она вновь обратилась к Зерцалу, но оно показалось ей чашей с кровью. Медб вскрикнула и отшатнулась...

      ...Очередная волна наступающих откатилась к подножью холма. Кириг Вестейн немедленно приказал выдвинуться вперед гномам - мало кто сравняется в битве упорством и непреклонностью с детьми Тарма. Говорили, что гнома легче убить, чем заставить отступить.
   Иссинат подлетел на взмыленном коне с изорванными в кровь боками.
   - Не прорваться, - хрипло бросил он.
   Ю Ириль был совершенно спокоен, словно бы ничего и не происходило. Дрив явно не впервые был в сражении и видывал бои и похлеще. На мгновение Вестейн подумал - как же мы были надменны и слепы, ели ничего не знаем о том, что творится за пределами нашего крохотного мирка, который мы называем Великим Гверенном? Разве что Рамборг... Он посмотрел в сторону маленького отряда. "Мы думаем, что наши дела - главное в этом мире, хотя на самом деле они для него не важнее мышиной возни в подполе. Нет, справедливо будет, если мы уйдем - мы уже не способны ощущать этот мир так, как подобает истинным его хранителям. Теперь время этих воинов и мореходов. Наших родичей. Младшей Поросли".
   Между тем дрив внимательно смотрел на стены Каэр Эйдона.
   - Скажи-ка мне, высокий князь, - обратился он к Вестейну, - тот огонь, которым они мечут в нас, колдовской?
   - Да.
   - А колдовской он почему - потому, что необычный какой-то или необычным образом зажигается?
   - Ну, - сказал Вестейн, - я не маг и точно не знаю, что там такое, но потушить его удается как обычный огонь, хотя и с трудом. Похоже, смысл в том, что его зажигают и направляют магией. Так быстрее получается и вернее причинить вред противнику.
   - А ты сам разве не использовал его?
   - Запретно использовать магию в войне, ю Ириль, - отрезал Вестейн.
   - Ага. А Храудуну наплевать, стало быть.
   - Это ему так не пройдет.
   Ю Ириль буркнул что-то нечленораздельное и кивнул. Затем еще раз, прищурившись, осмотрел стены, с которых летел и летел клочьями колдовской огонь.
   - Ну, что ж, - сказал он, - мы хоть и не маги, но кое-что умеем. Катапульты выдвинуть! Готовь огненное масло!
   Битва словно застыла на некоторое время. Только стены плевались пламенем. Вестейн приказал войскам отойти. То, что осталось от рекха и аойннай, медленно отползало к замку.
   И тут в замок полетели такие же шары огня. Аойннай на мгновение перестали отвечать, словно опешили от неожиданности, затем на стенах послышались полные ярости вопли, а из замка потянулись вверх жирные струи черного дыма. Вестейн рассмеялся. Дирвы действовали настолько просто, что ни одному мудрецу такого даже в голову не пришло бы.
   - Айвис, вели лучникам бить прицельно по всем, кто на стенах хоть нос высунет, - приказал дрив. - Князь, - обратился он к Вестейну, - если я верно тебя понял, стену они вокруг себя колдовскую не поставят, иначе сами выстрелить сквозь нее не смогут.
   Вестейн усмехнулся. А ведь он прав, хотя ход его мыслей и неверен. Прозрачную стену поставить можно, но в этом случае твой противник может воспользоваться Отражением, и тогда все, что ты сделаешь против него, обрушится также и на тебя. Опасно это, тут надо быть очень опытным и искусным магом. Эйдан погиб как раз потому, что пытался отгородиться Стеной - да вот ни силы, ни искусства не достало. Сам сгинул и всех своих погубил... Но Храудун, видно, совсем зарвался и мнит себя сильнейшим в мире. Так что и Прозрачная Стена ниже его достоинства. Он не защищаться, он нападать намерен. Вообще-то верный ход... Только все равно о последствиях думать надо... Он вспомнил, как Медб и сэви Мехтис устроили магическую игру-состязание ради забавы в День Солнцеворота. Это было изящно и красиво, похоже на изысканный танец...
   Сэви Мехтис мертв. А его Жезл - в руке у Храудуна. Наверное, Мехтис не просто так отдал его...
   Но Медб все же осталась жива после того поединка. И если ей все удастся - тогда Храудун станет бессилен...
   Новый клуб дыма медленно поднялся над замком. Снова яростные вопли осажденных, потом вдруг торжествующий рев - в черном дыму на стене показался некто, одетый в развевающиеся, словно крылья нетопыря, одежды. В венце, в котором сверкал Берилл Ниссаола.
   - Вы, жалкие твари! - прогрохотал над полем голос, заставив даже детей Тарма содрогнуться. - Падите ниц немедля, ежели не хотите обратиться в пепел! Ваши магические игрушки - ничто для меня! - он расхохотался. - И ваш венец, ваш дурацкий венец, которым вы думали отгородиться от меня - вот он, на моем челе! Вот он, ваш непобедимый Жезл! - хохотал он.
   Воины стояли, застыв, словно вдруг оледенели на месте. Страх медленно полз по полю.
   - Сними-ка мне вон того, - негромко приказал ю Ириль стоявшему рядом лучнику.
   - Я непобедим! Я... - внезапно осекся Храудун, когда стоявший рядом аойн вдруг рухнул со стены со стрелой в горле. Сэви мар несколько мгновений недоуменно смотрел вниз, затем стрела свистнула прямо у него над ухом. Он быстро шагнул вбок и спрятался за щит стоявшего рядом аойна.
   - Вы не понимаете, чему осмелились противустать! Вы все будете молить меня о скорой смерти, черви!
   Но наваждение уже прошло, и по войскам сначала еле слышно, затем все сильнее и сильнее пошел волнами хохот. Смеялся Иссинат, хлопая себя по бедру, смеялся Дуннахир, смеялся сам Кириг Вестейн. Молча, по-прежнему молча стоял лишь маленький отряд Фиан Шен.
   "Воистину, - думал Кириг Вестейн, - сэвинайт никогда бы не додумались, что смех, обычный смех может быть сильнее любой магии. А я-то думал, что уже знаю все... Я, князь Эремме Анх. Надо же..."
   - Еще им огоньку, - смеясь, крикнул Вестейн, ю Ириль кивнул, махнул рукой, и в замок полетели новые огненные шары. Со стен почти не отвечали. Вскоре весь Каэр Эйдон стал похож на куцый обломок печной трубы, из которой валит густой дым. Отчаянные, полные ярости вопли становились все громче и громче, зарокотали боевые барабаны аойннай. Ворота распахнулись.
   - Сейчас начнется, - одними губами произнес Иссинат. Кириг Вестейн оглянулся и посмотрел на Фиан Шен.
   "Ну, вперед, дочка. Вперед, девочка моя, Вперед, моррэй-эр Фиан Шен..."

      Если кто и видел сражение целиком, так только птицы, но не они пишут хроники и восхваляют вождей. Может, стоявший на холме Дуннахир видел больше остальных. Может, Кириг Вестейн, Иссинат, царь О-ти-Хэ и ю Ириль понимали больше, чем простые солдаты.
   Гэлидд помнила лишь одно - они медленно продвигались вперед следом за плотным клином щитовиков. Сначала это были дривы. Затем пехота Ардах-ан-Гверенна. Затем гномы. Затем...
   Затем отряд оказался один перед невысоким пологим холмом, на котом в окружении такой же горстки аойннай стоял Храудун.
   Гвиннор усмехнулся. Страшная усмешка.
   - Ну, вперед, моррэй-эр. Хэй! - внезапно громко выкрикнул он.
   Воины сомкнулись...

      ...Рамборг шагнула вперед. Тут же рядом словно из нестерпимого полуденного света возникли еще двое, сдвигая щиты - алый и лазурный.
   - Ты забыл о Звезде, Храудун, - Рамборг не кричала, но ее голос разнесся над полем и лесом, и все слышали ее слова. - Здесь Фиан Шен!
   - Кем ты надумала пугать меня, Рамборг-полукровка? Девкой в штанах и последышем своего князька-неудачника? Беги отсюда, пока не поздно, или тебе не терпится встретиться с Айренном на Путях Мертвых?
   Аэглах и Гвиннор разом шагнули вперед, единым, слитным движением поднимая щиты с нестерпимо сияющими умбонами.
   Раздался голос Рамборг - никогда прежде не слышанный, звенящий сталью и серебром:

      Жало змеи
   Черные речи
   Речь не смеет -
   Устье уст
   Замыкаю заклятьем!

      Гэлидд чуть не рассмеялась - несколько мгновений Храудун стоял, разевая рот, как рыба на песке, не в силах издать ни единого звука. Этого хватило, чтобы оставшиеся в живых Фиан Шен в последнем усилии сумели прорваться через строй аойннай.
   Аэглах пошатнулась. Остановилась. Затем упала.
   Теперь их оставалось трое.
   Храудун справился с немотой, поднял руки. Послышался медленно нарастающий тяжелый гул, но его перекрыл тот же голос, и ясное полуденное небо содрогнулось от подступающей грозы.

      Повелителя руд
   Десница суровая
   На плечи пала,
   Долу клонит
   Доспех тяжелый,
   Сталь потоком
   Быстрым свивается,
   Землей рожденное
   В землю уходит.
   Молот тяжкий,
   Защиту вершины
   Вяза сражений
   Ударом единым
   Да сокрушит.

      Там, впереди, пылало нездешнее пламя, свивались в клубки молнии, и мрак силился поглотить четыре фигурки на вершине холма. Но над громом, над лязгом стали и грохотом камней звенел, не умолкая, голос, и все колдовство мира бессильно было против его слов.
   Воин с лазурным щитом вдруг пошатнулся и упал на одно колено. Сверкнул рыбкой брошенный меч - Гвиннор перехватил щит обеими руками и снова встал, прикрывая Гэлидд.
   Над полем и над холмами гудели грозные басовые струны, гремел барабанный ритм - и сердце не выдерживало его, выскакивая из груди, а грохот ширился, убивая, убивая, убивая...
   Но трое на холме стояли - и глохли адские барабаны, и мелодия живой речи разрывала паутину смерти.
   Гэлидд вспомнила арфу, меченую знаком огня и звезды, и то, что Рамборг, учившая ее музыке, сама никогда не пела - разве что простенькие песенки, какие мурлыкает за работой швея или напевает путник в дороге. И то, что к словам Рамборг, магической силой не владеющей, прислушивались и старшие сэвинайт, и друэнн. И что никто и никогда не оспаривал право Аэглах сражаться и сидеть на почетном месте в гриднице.
   А теперь простые слова, даже не Древняя Речь, пылающими стрелами разрывали мрак, и над тремя последними воинами Фиан Шен на холме вдруг засияла белая звезда, и рекха попятились, а айоннай на мгновение застыли.
   "Пора" - вдруг поняла Гэлидд.
   - Моррэй-эр!!!
   Гэлидд сама удивлялась своему спокойствию. Вокруг - не существовало. Она твердо знала - ее не коснется сталь. Ее бой - не здесь. Он иной. И когда рухнул Гвиннор, она шагнула вперед, срывая с головы шлем.
   - Я пришла, враг мой!
   Сзади, из кровавой клубящейся мглы, снова послышался голос Рамборг - прерывающийся, звенящий на пределе, полный боли.

      Руки да станут
   Ветвями древесными,
   Ноги в грудь земную
   Вросли, словно корни.
   Ограда духа
   Ясеня битвы
   Грань не нарушит,
   Стены не обрушит!

      Она очутилась в оке бури. Не одна. Перед ней стоял Храудун.
   - Ты пришла, - почти с любовью протянул он. - Ты пришла!
   Он протянул руки - исхудавшие, страшные, жадные, с врезанным в плоть ненасытным кольцом, в глаза его был ужас неминуемой смерти и безумная надежда. Гэлидд было почти жаль его.
   "Я тоже умру. Скоро. Кольцо убило меня. Но прежде - прежде умрешь ты ...Ты освободишься."
   Она жестоко улыбнулась и медленно подняла руку. Шагнула вперед и схватила тощую руку - с кольцом.
   Огонь. Ярость, гнев, торжество. Любовь. Боль.
   "Я отдаю себя. Всю мою силу, всю жизнь мою... Пусть все кончится, пусть все свершится!"
   Жар охватил ее - как тогда, в детстве. Волосы змеями заплясали на голове, ладони начало жечь. Она схватила Храудуна за другую руку. Он изумленно уставился на нее, затем лицо его вдруг исказилось, он попытался вырваться - и закричал...

      ...Зерцало прояснилось. Медб и все, кто столпился у нее за спиной, молча смотрели на то, как черный круг Пустоты, похожий на зев страшного зверя, колышется вокруг маленькой огненной фигурки. Затем черный круг медленно-медленно стал сужаться. Медб зажмурила глаза, изо всех сил моля... кого? - чтобы все, что еще есть у нее, вся ее сила, вся жизнь, вся любовь, все-все сейчас было там, с Гэлидд...

      ...Черная пропасть медленно сужалась, смыкалась, пока не остался один бездонный зрачок. И Гэлидд засмеялась, отшвыривая Храудуна прочь, прямо в это пустое, жаждущее Око, как гнилую кожуру...
   Око Пустоты закрылось.

      ...Холм почернел, словно по нему прокатился огненный вихрь. Гэлидд шатало. Откуда-то из бесконечного далека донеслись отзвуки боя. Но это было уже неважно... Храудун лежал навзничь - худой, пустой, словно высохшая оболочка личинки, руки так и застыли, скрюченные, перед грудью. Она подняла с почерневшей земли венец. Побывав в магическом пламени, он потускнел и потерял форму, но Берилл был по-прежнему ярок. "Это мое", - подумала она. "Мать сказала, что подарила бы мне его на свадьбу. Я возьму его с собой, туда. К Руаху..." Камень легко выпал из оправы. Гэлидд зажала его в ладони.
   Она огляделась, наконец. Бой отдалился. Где-то там впереди, среди почерневших стен Каэр Эйдан догорал пожар. Конница Иссината прорубалась навстречу железным пехотинцам дривов, а там видны еще стяги отца и Дуннахира, и золотой штандарт гномов...
   Ее же войско...
   Гвиннор лежал ничком. Гэлидд опустилась рядом, коснулась его плеча. Мертв. Припал щекой к земле, словно слушает что-то непостижное, древнее, далекое, а на лице - улыбка, улыбка того, кто, наконец, выполнил свою клятву и может уйти со спокойным сердцем. Что он увидел прежде, чем умереть? Белые башни Эвел Иннирен? Своего короля? Серебристых птиц над морем, в лучах восходящего солнца?
   Рамборг и Аэглах лежали почти рядом, обе не шевелились. Аэглах была еще жива, хотя кто знает, долго ли она проживет еще. Гэлидд огляделась, ища помощи, увидела друэнн, бродивших среди мертвых, закричала, замахала руками. Они быстро подошли к лежащим. Рамборг пошевелилась и медленно села. Друэнн наклонились над ней и Аэглах, бард что-то сказала им, те кивнули, бережно подняли Аэглах и унесли. Рамборг закашлялась. Гэлидд бросилась к ней. Бард с трудом поднялась на ноги. Пошатнулась от слабости. Шагнула вперед, наткнулась на Гэлидд и застыла, шаря перед собой руками. Гэлидд, пораженная внезапной догадкой, подхватила ее и откинула с лица слипшиеся от крови волосы.
   - Рамборг... Рамборг!!!
   - Г-где... Я же... что это?
   - Рамборг...
   Из глаз Рамборг текли кровавые слезы - и казалось, что кровь заполняет глазницы. У Гэлидд по спине прошел мороз. Этого уже не исцелить. Сила утекла, ушла меж пальцев, оставив лишь слабый след. Теперь она еще сильнее возненавидела Храудуна, где бы сейчас он ни находился. Если бы он не начал все это, она излечила бы Рамборг, а теперь... да что там, Рамборг вообще не ослепла бы! Гэлидд изо всех сил обняла наставницу и разрыдалась.

      Когда Кириг Вестейн нашел дочь, она сидела на почерневшем холме, обняв Рамборг, словно ничего уже не было вокруг. Маленькая, измученная, похожая на замерзшего зверька. Князь спрыгнул с коня, хотел обнять Гэлидд, но остановился, наткнувшись на тихий усталый взгляд.
   - Уже все?
   - Да, - Кириг Вестейн опустился рядом. - Мы одержали победу.
   - Теперь я, наверное, умру, - сказала Гэлидд. - Теперь можно.
   - Вряд ли, - ответил Кириг Вестейн, развязывая ремень шлема. - Сила ушла. Больше нечему убивать тебя.
   - Я доказала? Да?
   - Мне и не нужно было ничего доказывать. Я всегда знал.
   Гэлидд бледно улыбнулась.
   - Мы все победили. И ты, и я, и мама. Да?
   - Да, - кивнул князь. - Победили. И потеряли все. Теперь мы... уйдем. Пора. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
   - Понимаю... Там... Руах? - уже не скрывая ничего, жадно спросила Гэлидд.
   - Он сказал, что будет ждать.
   Гэлидд молча опустила голову и судорожно вздохнула.

      ***
   Все свершилось и сбылось, и древние пророчества перестали тяготеть над миром. Нисси из Ардах-ан-Гверенна и Ниаллах-ан-Гверенна целыми семьями шли в Коэр Гверенн. Вестейн, Медб и их дочь тоже собирались отплывать, и для этого уже был приготовлен корабль. Последние дни в Обретенных Землях княжна проводила в Покое Сна, у Рамборг, уговаривая ее ехать вместе.
   - Ведь мы почти что родные. Как это так - я уеду, а ты останешься. Или ты все еще сердишься на мою мать?
   - Нет, покачала головой Рамборг, - нет, конечно, не сержусь. И все же я останусь.
   - Из-за Эсгена-дру?
   - Из-за него тоже. Гэлидд, пойми, если мы вот так все уйдем, кто же останется с ними, со смертными? Кто проследит за всходами? Кто будет помнить? Когда-нибудь и я уйду отсюда. Но не сейчас. Ты сделала все, что было тебе предназначено. Но - не я. Я бард, пресветлая княжна, и не могу уйти. Магия уходит, она уже утекла, как песок сквозь пальцы, оставив лишь отзвук, который еще долго не затихнет. Но слово барда... Вот вся магия, оставшаяся этому миру. Я остаюсь с ирек. Дуннахир сказал, что примет меня при своем дворе, а Иссинат ри-нэген хочет записать все об этой Войне Сил. А ю-Ириль горит желанием познакомится с нашей историей, со всем, что у нас есть и было... Я не могу уйти. Пока не могу. Кто-то должен сохранить память. Да, наша кровь растворится в крови смертных - пусть же и наши знания останутся им.
   * Гэлидд вздохнула. Да. Рамборг права. И все же - опять потеря. Она подняла взгляд на слепое, странно красивое лицо Рамборг и, протянув руки, обняла и поцеловала ее.
   * - Что же, до встречи, до нашей далекой встречи, кэринн, наставница. Эсген-дру будет с тобой, я знаю. Делай то, что задумала. А я... Увидим, что будет. Эвел Иннирен ждет нас. Нас всех. До встречи.
   * - Подари мне что-нибудь на память, девочка, - протянула на голос руку Рамборг. Гэлидд оглядела себя. Янтарик? Нет, это подарок Иссината. Что же еще...
   * - Я дарю тебе имя, кэринн. Эльхи будут звать тебя. Незрячая Вещунья, Та, что Видит Сердцем. Прощай.

      Кириг Вестейн натянул лук, и сверкающая серебристая стрела, оперенная белыми перьями птиц Восхода, разбила Аквамариновую Печать. Путь свободен.
      И они стояли на белой палубе огромного корабля и белые паруса в солнечных брызгах трепетали над их головами. Великое Море мягко качало корабль в огромной колыбели, волны бились в обшивку, а пронзительные крики чаек наводили щемящую тоску на изгнанников, стремившихся прочь из Земель, некогда обретенных народом Халах Хена.
      Гэлидд грустно смотрела с кормы на белую арку Дойр Морай, которая равнодушно пялилась им вслед слепым мертвым оком. У левого Близнеца она заметила две фигурки - одну повыше в сером плаще, другую поменьше в синем. Эсген-дру и Эльхи. Пришли проводить. Жаль, Эльхи не видит, какой красивый и большой у них корабль. Она обернулась назад - родители стояли у правого борта, обнявшись, и Медб что-то говорила Киригу Вестейну, а у него лицо просто светилось от счастья. Наконец-то они отдохнут от забот, подумала Гэлидд и, размотав с головы серую вдовью повязку, размахнулась и швырнула ее за борт, как можно дальше. Если правда то, что говорила ей мать накануне Битвы Сил, то ей не нужно больше грустить, и они с Руахом будут счастливы в Эвел Иннирен. Ее раздумья прервал громкий крик:
      - Корабль! Там чужой корабль!
      Незнакомая ладья с высокими бортами неслась им навстречу, шумно рассекая волны. Корабль, идущий от восхода... Крики чаек... Тоска, сжимающая сердце... Не это ли когда-то увидела мать в Глаз-Камне? "Увидеть Морские Врата от Моря - нет горшего горя..."
      - Хийль анги нэссэ! - крикнули с корабля.
      Гэлидд поняла, что их приветствовали и, подойдя, удивленно спросила у матери:
      - Что это за наречие?
      - Это дриванейт, дочка. Похож на наш язык. На нем говорят Дривет Анх в Ниссаоле.
      Корабль из Ниссаола! Значит, Дривет Анх решились, наконец, вовсе покинуть обреченный Ниссаол и отправиться к берегам Обретенных Земель! Что-то ожидает их здесь? Наверное, им тяжело, как и нисси. И те, и другие покидают свою родину - навеки.
      Покидают родину - ради Надежды...
      Эсген-дру, стоявший под Близнецом вместе с Эльхи, тоже заметил чужака.
      - До чего странную ладью вижу я почти в самой гавани. Похоже, древние пророчества в самом деле сбываются, - пробормотал он.
      - Думаю, нам надо пойти в гавань, Эсген, - Эльхи крепче ухватилась за рукав дру.
      - Хорошо, милая, как скажешь, - ласково ответил тот и подал Эльхи согнутую руку. - Обопрись на меня.
      В гавани было тихо, хотя поглядеть на первый корабль Смертных, который собирался бросить якорь в этих местах, пришло много народу. Нисси молча смотрели, как корабль величаво входит в гавань, убирая паруса - так птица складывает крылья после долгого трудного полета. Дривы суетились, кормчий отрывисто отдавал приказы, команда в мокрых от пота рубахах носилась взад-вперед, исполняя их. Заскрипел ворот - травили якорный канат. Борт корабля гулко хлопнул о деревянный настил гавани, с другой стороны с грохотом шлепнулся о воду туго свернутый канат. Стоявший на носу человек в темной кожаной куртке бросил себе под ноги узорный щит и прыгнул на песок. На светлый морской песок Гверенна.
      Дети Старшей Поросли молчали. Дривы тоже молчали. Смотрели на нисси и с места не двигались. Ю Ириль, провожавший вместе со своим поредевшим отрядом владык Коэр Гверенна, что-то крикнул прибывшим, и тот, что стоял на щите, улыбнулся.
      - Хийль, анги нэссэ! - хриплым, сорванным голосом моряка проговорил он.
      - Здравствуй и ты, Младшая Поросль, - одними губами прошептала в ответ слепая Эльхи, держась за руку Эсгена-дру. - Пришло твое время.