В Америке - нематоды, в России - "Рождение мага"

     В начале писательской карьеры Ник Перумов прославился тем, что написал продолжение "Властелина Колец" Толкина "Нисхождение тьмы, или Средиземье 300 лет спустя". Тогда поклонники Толкина буквально разбились на два враждующих лагеря: за и против. Сегодня Перумов вполне самостоятельный, популярный автор фэнтези, со своими циклами с продолжениями, своим стилем, героями и, главное, своими собственными мирами. Последняя книга "Рождение мага" (М.: "Эксмо-пресс", 1999). Мы беседуем о том, почему Перумов почти забросил писательскую работу и вернулся к работе по специальности (биофизика), причем в Америке, почему и как он пишет и что ждать от него в будущем.

     - НИКОЛАЙ ДАНИЛЫЧ, вы, если еще не знаете, один из популярных авторов русской фантастики (судя по прилавкам). Сколько всего у вас вышло книг?

     - Моих собственных книг? Будем "гнуть пальцы"... Во-первых, дилогия "Кольцо тьмы" считаем за одну книгу. Потом три книги "Хроник Хьерварда" (у меня это название мира): "Гибель богов", "Воин великой тьмы", "Земля без радости". Далее вышло продолжение "Кольца тьмы" - роман "Адамант Хенны". Потом роман из серии "Техномагия" - это смесь фэнтези с сайенс фикшн: "Разрешенное волшебство" и продолжение "Враг неведом". Потом двухтомник "Алмазный меч, Деревянный меч" и, наконец, девятая книга - "Рождение мага", начинающая цикл "Хранители мечей". К этому можно приплюсовать две книги в соавторстве. "Не время для драконов" - написана вместе с Сергеем Лукьяненко, и это, конечно, больше юмористический роман, пародия и немножко самопародия.

     - А все остальные - серьезные?

     - Ну, да, конечно, - там решаются судьбы целых миров. Хотя и тут присутствует мир, который должен быть непременно спасен. Наконец, в соавторстве со Святославом Логиновым был написан роман "Черная кровь". Но здесь все было просто: Славе был нужен человек, который мог бы выписать батальные сцены. А весь замысел и идея принадлежат ему.

     - Для батальных сцен нужны специальные знания, работа с источниками и т.д. Какова, вообще, технология описания фэнтезийной битвы, но чтобы все было как в жизни?

     - Конечно, нужны источники, правда, все, к сожалению, черпают, как правило, из одних и тех же... Но когда пишешь подробно, нужно прорабатывать многие мелочи: работаешь с картой, устраивая этакую штабную игру. С другой стороны, здесь нельзя впадать в другую крайность сугубый реализм. В сказках ведь как: проедет Илья Муромец, сверкнет мечом там просека, поворотится в другую сторону, махнет копьем -там переулочек. И побил в одиночку всю рать силу великую... А если бы долго и нудно объяснялось, как Илья Муромец собирал ополчение, располагал засады на передовой, сторожевые и прочие полки, - было бы уже не то. Поэтому в сражение должно вмешиваться нечто, отрывающее нас от реальности.

     - В книге "Рождение мага" используются, такие, например, термины, как "локальная война". Что сейчас, мол (в том мире), не время глобальных войн, что наемники бродят по свету и т.д., и это вполне перекликается с нашей реальностью... Это сознательный ход? Как, скажем, Толкин писал "Властелина Колец", как бы осмысляя Первую мировую войну.

     - В "Кольце тьмы" я апеллировал к некоторым архетипам нашего сознания, причем не тем фольклорно-мифологическим архетипам, которые у Проппа или Афанасьева... Даже названия глав перекликались с известными нашему сознанию названиями: название одной битвы отсылало к фильму "Огненная дуга" (то есть к реальной Курской дуге)... Таким образом, я использовал аналогии (конечно, не прямые) с последней мировой войной. Ощущения распада, катастрофы. Если разговорить ветеранов по-настоящему (а не о том, как они сражались с криком "За Родину, за Сталина! "), можно услышать, что начало войны, то, что было летом 41-го, было для них настоящей гибелью целого мира.

     - Есть очень дорогой для меня проект, который я пишу уже несколько лет: роман в рассказах "Я, Всеслав". Там есть повесть, которую я пытаюсь написать в духе "окопной правды". Мне, войну не пережившему, это, естественно, трудно. Но фронтовики-то тоже молчат никто до сих пор не написал правды о войне, даже Некрасов, даже Астафьев.

     = У меня речь идет о совершенно конкретных боях 1-4 декабря 1941 года, последней попытке немцев прорваться к Москве вдоль шоссе Москва-Минск. Там тоже есть своя мифология, но случай-то реальный: как 3-я и 4-я московские дивизии Народного ополчения полностью погибли во время боя в ночь со 2 на 3 декабря, останавливая прорыв 17-й танковой дивизии вермахта. Это был последний резерв группы армий "Центр": свежая дивизия, 209 танков, 17 тысяч человек, артиллерия... А против них - примерно 7 тысяч ополченцев третьей очереди призыва - винтовка на пятерых, граната на десятерых, 4 сорокапятимиллиметровых орудия, полное отсутствие нормальной противотанковой артиллерии, авиационного прикрытия, танков, мин... И вот две эти дивизии, сформированные во многом из московской интеллигенции, встречаются в открытом бою с немецами, которые должны пройти сквозь них, как нож сквозь масло. Но происходит чудо: в ходе ночного боя сожжено 70 танков, обескровленная немецкая дивизия откатывается, а через несколько часов в бой вступают переброшенные 330-я и 331-я стрелковые дивизии знаменитые сибирские. И они отбрасывают немцев... Может быть, я что-то напутал в номерах, но это как раз сейчас медленно пишется. Нужно перелопатить массу архивов, а в архивах приказы командования Западным фронтом (то есть маршала Жукова) времени битвы под Москвой до сих пор засекречены. Чтобы получить к ним доступ, нужно личное разрешение министра обороны. Прошло 60 лет, и что там такое, я не знаю...

     - Насколько я понимаю, вы, работая сейчас в Америке, занимаетесь отнюдь не писательством...

     - Да, все банально и просто - надо зарабатывать на хлеб, а книги после 17 августа перестали кормить, и я уже несколько месяцев в Америке, работаю по специальности.

     - А специальность?

     - В дипломе - биофизик. 10 лет я занимался молекулярной иммунологией, медиаторами иммунитета. Сейчас занимаюсь биологией развития. Это, грубо говоря, эмбриогенез, развитие организма - от оплодотворенной клетки до взрослого состояния. Есть такие червяки - нематоды. Как мушка-дрозофила для генетиков, это любимый объект для моих коллег... Занимаюсь этим для того, чтобы жить, потому что писателю даже с немалыми тиражами в России трудно прожить. Либо он должен гнать по три книги в год. У меня получается не больше книги в год и то с предельным напряжением сил. Зато книга переходит из разряда работы в разряд удовольствия, что тоже важно. - Если проводить аналогии с биологией развития, в недре каждого романа, или, правильнее, каждого из миров, о которых идет речь в ваших книгах, должно лежать нечто аналогичное ДНК, откуда мир и произрастает. Так ли?

     - Это любопытный вопрос. В основе произведений лучшей советской фантастики, в основе шедевров братьев Стругацких, из которых мы все вышли, лежала мысль, что первична идея. Новая, оригинальная, социальная, научная, этическая, а дальнейшее и прочее: мир, герой, сюжет - вторично, и есть просто средство, которое и доносит до читателя некую глобальную идею. Я с этим в корне не согласен. Это позиция формальной, знаковой культуры, где главное информация, где писатель транслирует некий код. Для меня первичен мир, то есть в каком-то смысле материя. У меня буквально начинается с того, что я сажусь и рисую карту какого-нибудь безумного мира. С островами, реками, государствами, лесами. Откуда-то берутся их названия, а потом открывается некое окошко, и видится какая-то сцена. Так начиналась моя книга "Гибель богов". Одним росчерком пера появился континент, потом я увидел скалы, спускающиеся к морю, осыпи, уходящие в прибой, и шестерых всадников, едущих по этому прибою. Кто они были, куда ехали, зачем и почему - я не знал. Но картинка была красивая. И хотя я люблю сюжетные вещи, сначала нужен образ мира. Мне неинтересно писать, когда просчитаны все ловушки, и я сам развесил псе ружья, а потом гордо хожу и дергаю за спусковой крючок... Я не знаю, чем кончится роман.

     - Что вы сами читаете из фантастики? Мне кажется, кое-где у вас есть какие-то сюжетные параллели с Роджером Желязны.

     - Я люблю сэра Роджера, первое пятикнижие Амбера. Хотя сегодня, как в некоторой степени профессионал, могу сказать, что у него все напоминает компьютерную игру: угадай, кто в этой книге враг Корвина (придерживаясь "старого" прочтения). Сюжеты меня не очень впечатляли, хотя их должен прочесть каждый писатель-фантаст. А переклички возможны. Придумать абсолютно новое почти невозможно. Из наших обязательное чтение - Лукьяненко, Логинов, Даля Трускиновская. Может быть. самый талантливый человек в русской фантастике Маша Семенова: она написала абсолютно нереалистический характер в абсолютно реалистическом мире, так что все поверили и ни на миг не усомнились. Я люблю ее Волкодава. но это не мой герой. Я могу с ним спорить, но не хочу: он неправдоподобен до полной убедительности!

     Беседовал Александр ВОЗНЕСЕНСКИЙ