Анна Хромова

История Турина: форма и содержание

Но что такое германский дух, спросят меня? И с чего я взяла, что история Турина вообще является воплощением каких-то там идей? Но давайте все по порядку.

Любой, кто когда-либо занимался происхождением толкиновских сюжетов, или хотя бы просто читал "Историю Средиземья", не пропуская комментариев Кристофера Толкина, знает, что у истории Турина (в отличие, скажем, от истории Берена и Лютиэн) источников даже слишком много. Для начала я разберу их все, чтобы потом не путаться.

Зерном истории Турина, по общему мнению (и, насколько я помню, по личному признанию самого профессора) послужила история Куллервойнена из "Калевалы". [здесь лакуна - об этом соотнесении автор хотел написать чуть позже, но так и не собрался это сделать - КК]

Но, несмотря на сходство, все-таки основой, так сказать, идейного пласта истории Турина послужили именно германские источники. Это, с одной стороны, исландские родовые саги, а с другой - героические песни "Старшей Эдды", а также, в первую очередь, "Беовульф" с их мотивом драконоборчества.

По мнению Толкина, именно в поэме "Беовульф" воплощен в чистом виде дух германского язычества. Прямо он этого не говорит, но подразумевает совершенно явно. Германский дух - это жизненная установка германского народа. Пожалуй, наиболее явно она (так, как понимал ее Толкин - а с ним и большинство германистов,

позволявших себе задаваться этим вопросом) выражена в строфе из "Речей Высокого" ("Старшая Эдда"):

	Гибнут стада,
	Родня умирает
	И смертен ты сам,
	Но знаю одно,
	Что вечно бессмертно:
	Умершего слава.

Вопрос этот спорный. Весьма и весьма. С Келли мы по этому поводу очень крупно поспорили: она утверждала, что писать об этом вообще не следует, так как у профессора менталитет современного человека, а в сагах отражен менталитет средневековых исландцев. В конце концов сошлись на том, что я напишу статью, а она мне устроит крутую полемику.

Так вот. Если сравнивать Турина с героями саг, становится очевидно, что Турин воплощает в себе один из самых популярных типов героев саги, а именно - тип неудачника. Что такое неудачник в исландской саге? Это доблестный человек - непременно доблестный, воплощающий в себе идеал героической добродетели - но обделенный удачей. Исландцы, в отличие от многих других народов, не приравнивали удачу к добродетели. Как сказал самый знаменитый из исландских неудачников, Греттир сын Асмунда: "Одно дело доблесть, а другое удача". Позднее эта фраза стала почти девизом маленького народа, сумевшего, несмотря на многовековой чужеземный гнет, нищету и чуму, выкосившую половину населения острова, сохранить свою самобытность.

"Одно дело доблесть, другое - удача". Удачливым, конечно, быть хорошо. Об удачливых тоже слагают саги (правда, дела, достойные саг, они обычно свершают тогда, когда удача им изменяет). Но и неудачник отнюдь не достоин презрения. Напротив. Человек, способный с достоинством смотреть в лицо злой судьбе, пользуется величайшим почетом.

Неудачник в саге... Нельзя сказать, что он неудачлив во всем. Но признаки его неудачливости проявляются чуть ли не с детства. Например, Греттир не хочет браться ни за какую работу, а все, что его заставляют делать, нарочно делает вкривь и вкось и портит все, что поручено: убивает гусей, которых ему поручили пасти, сдирает шкуру со спины у лошади, "чешет" отцу спину острым гребнем для чесания шерсти. "Много таких выходок учинял Греттир в детстве... Он постоянно сочинял висы и стишки, все больше хулительные. Он не сидел с другими у огня и был большей частью неразговорчив". Отец Греттира говорит про него: "Станет он человеком сильным и необузданным". Так оно и вышло. И перед смертью Асмунд говорит о своем сыне: "На колесе его доля слеплена. Хоть и силен он, но, боюсь, ему больше придется заниматься своими невзгодами, чем помогать родичам". Конечно, можно списать это на дурной характер. Но вряд ли здесь применима пословица "Посеешь характер - пожнешь судьбу" (что-что, а нравоучительность сагам не свойственна). Тут просто невозможно определить, что чему причиной: врожденная ли неудачливость наделяет человека, в числе прочего, также и дурным характером, или же дурной характер делает человека неудачником. Скорее же всего, это две стороны нераздельного единства. Посмотрим же, как это отражается в истории Турина.

Конечно, по замыслу Толкина, неудачи преследуют Турина прежде всего потому, что Моргот проклял его отца и всю его семью. Но признаки неудачливости проявляются в Турине задолго до того. "Турина любили меньше, [чем его младшую сестру Лалайт].

Черноволосый, как его мать, [здесь, кстати, следует заметить, что в сагах внешность тоже указывает на удачливость или неудачливость. Черноволосые и рыжие герои, как правило, неудачливы, в отличие от белокурых. Здесь можно вспомнить эльфов дома Финарфина и сынов Феанора, а также судьбу Турина и Туора. См. беседу Турина с эльфом Арминасом в Приложении к "Нарн и хин Хурин". Подробнее об этом см. статью Кэтрин Кинн (когда она ее напишет), он и нравом походил на нее: он редко смеялся и мало говорил, хотя говорить научился рано и вообще выглядел старше своих лет. Турин не забывал обид и насмешек. Горячностью он вышел в отца, и мог быть несдержан и даже жесток". Старый слуга Садор говорит Турину: "Знаешь, сын Хурина и Морвен, каково будет твое сердце - это Лабадалу неведомо, но раскрывать его ты будешь нечасто и немногим". Правда, стоит в скобках заметить, что несчастья, постигающие семью Турина и его самого до того, как Хурин был проклят Морготом (в первую очередь - смерть сестры Лалайт), также являются следствием козней Моргота и, в конечном счете, изначального искажения Арды, идущего от него же. Но это не объясняет, почему именно Турин в детстве проявляет свойства будущего неудачника.

Далее жизнь Турина развивается по схеме неудачника, под девизом "Чем дальше, тем хуже". Неизвестно, насколько проклятие Моргота повинно в том, что поизошло с Турином в Дориате. По идее, его влияние не может проникнуть за Завесу Мелиан. В одном месте говорится, что, в то время, как Турин пребывал в Дориате, Моргот не мог следить за ним. Но, с другой стороны, в истории Финве и Мириэли говорится, что эльфы (!), будучи рождены в Средиземье, принесли с собой в Аман (!) порчу, свойственную смертным землям. При том, что эльфы, в принципе, народ не падший, а Аман, в отличие от Дориата, огражден волей всех великих валар, а не одной-единственной майи. С третьей стороны, в истории Финве и Мириэли речь идет опять же об изначальном искажении Арды, а вопрос о том, может ли преодолеть такую завесу индивидуальное проклятие, остается открытым. Хотя Маблунг говорит Саэросу: "Кто бы из вас ни погиб, все равно это будет злым делом, более подобающим Ангбанду, нежели Дориату, и смерть эта принесет новое зло. Воистину, кажется мне, что сегодня коснулась нас Северная Тень". Во всяком случае, если идти по пути наиболее экономного объяснения (т.е., не привлекать в качестве причины "сверхъестественные силы" там, где можно обойтись без них, несчастье, свалившееся на Турина в Дориате, вполне можно объяснить исходя из дурного характера его и Саэроса. (Как заметила Кэтрин Кинн, неудачник при наличии выбора выбирает наихудшее (2)). То же можно сказать почти обо всех последующих событиях жизни Турина. Прямое вмешательство Моргота наблюдается только при появлении дракона. Дракон сбивает Турина с толку, направляя его в Хитлум, тогда как ему следовало спасать Финдуилас и прочих пленников из Нарготронда. Дракон лишает памяти Ниэнор. И дракон же раскрывает Турину и Ниэнор тайну их гибельного брака.Все это отнюдь не имеет целью показать, что у Турина был просто дурной характер, а проклятие Моргота здесь вовсе ни при чем. Не будем обсуждать вопрос, "почему это все случается именно с ним" - в конце концов, бывают на свете неудачники, и не обязательно все они прокляты Всеобщим Врагом; достаточно сказать, что одно и то же событие всегда имеет несколько причин; и здесь, как и в саге, трудно различить, где кончается причина (проклятие Моргота - аналог исландской ogaefa, "злой судьбы"), и начинается следствие - дурной характер и т.п. Вспомним только, что Толкин любил понятие "случайность". "Судьба" (fate, то есть, скорее, "рок") и "случай" - совсем не одно и то же. О "случае" Профессор предпочитает говорить - "случайность, как это назвали бы люди".

И, раз уж зашла речь о сагах, вспомним еще одно понятие, отчасти пересекающееся с понятием "неудачник". Речь идет о понятии feigr. В переводах исландских саг оно передается выражениями "обреченный", "близкий к смерти". Но его следует объяснить подробнее. В сагах feigr действительно обозначает человека, обреченного на смерть. Но при этом не больного или тяжелораненого, а просто человека, которому суждено скоро умереть и который охвачен предсмертным безумием. Это значит прежде всего, что он, внешне сохраняя видимость разума, теряет способность разумно рассуждать и предвидеть события. Ср. эпизод из "Саги о Ньяле", где Ньяль, человек, прославленный своей мудростью и провидческими способностями, заставляет своих сыновей и зятя уйти в дом, где их сожгут, а они будут не в силах защититься. Старший сын Ньяля, Скарпхедин, предвидит, что их ожидает, и говорит: "...Мне не хочется, чтобы меня выкуривали, как песца из норы". Младший сын, Хельги, говорит: "Давайте сделаем так, как хочет отец; так будет лучше для нас". А Скарпхедин на это отвечает: "Не думаю, ведь он теперь близок к смерти (feigr)". В английском языке это слово (в форме fey) сохранилось как шотландизм. В словарях оно переводится как "безумный, помешанный", но Вальтер Скотт в романе "Пират", где речь идет о жителях Шетлендского архипелага, потомках викингов, поясняет, что в Шетлендии человека называют fey, когда у него внезапно меняется характер - это значит, что ему "предстоит скорая смерть, предвестником которой и является подобное изменение нрава". (В.Скотт, "Пират", т.1, стр.66). Слово feigr - очень значимое в древнеисландской культуре, не менее значимо оно (то есть его английский аналог) и для Профессора. Случаи его употребления в произведениях Толкина можно буквально пересчитать по пальцам, но употребляется оно всегда в ключевых моментах повествования. Fey называется Фродо, когда он выбрался из логова Шелоб и бросился к перевалу: Сэм "чувствовал растущий страх, незримую угрозу. Вокруг был страх, впереди, на перевале - враги, а хозяин, обезумев (in a fey mood), сломя голову мчался им навстречу". Как мы помним, за этим следует мнимая смерть Фродо. Во второй раз (я перечисляю не в хронологическом порядке, а в том, в каком я читала эти книги - полагаю, большинство читало их так же) это слово встретилось мне в применении к Феанору в Лосгаре: когда Маэдрос спросил, кого из оставшихся в Валиноре перевезти первым, Феанор "рассмеялся, как безумный (as one fey)" и приказал поджечь корабли. Феанор вскоре гибнет. О Турине, насколько я помню, нигде не говорится, что он fey. Зато в Narn Маблунг говорит это Морвен и Ниэнор (на которых также пало проклятие Моргота) перед тем, как они столкнулись с драконом, и Ниэнор утратила память, а Морвен потрялась в лесу: "Fey are you both, and foolhardy" - "Безумны вы обе, и отвага ваша - дурацкая" (прошу прощения за точный перевод).

Но для меня важно даже не столько это, сколько соотношение истории Турина и представления Толкина о германском духе. Здесь нам придется обратиться к статье Толкина "Беовульф: чудища и критики" ("Beowulf: the monsters and the critics"). Эта статья представляет собой попытку разбора "Беовульфа" не в качестве исторического или мифологического источника, а в качестве целостного литературного произведения. На мой взгляд, в этой статье Толкин слишком увлекся своим представлением о том, что должно было быть в "Беовульфе" и, возможно, вчитал в поэму то, чего там на самом деле нет. Но меня в данный момент волнует не то содержание, которое вложил в поэму "Беовульф" ее неизвестный автор (если у нее вообще был единый автор), а именно то, что видел в ней Толкин, и мысли Толкина по этому поводу. Так вот. Возражая критикам, упрекающим автора поэмы за то, что он вместо того, чтобы взять в качестве сюжета какое-нибудь героическое сказание, где говорится исключительно о борьбе и страданиях людей, использовал свой великолепный и возвышенный стих, чтобы изложить нелепую сказку о борьбе с чудовищами и драконами, Толкин говорит, что "Беовульф" - отнюдь не нелепая сказка, но, напротив, в некотором роде квинтэссенция героических сказаний. "Здесь мы видим нечто более значимое, нежели стандартного героя - перед нами человек, столкнувшийся с врагом пострашнее любого княжеского рода или королевства, и тем не менее живущий во времени, участвующий в героической истории, странствующий по известным нам северным землям... Возможно, в героических песнях (мы знаем слишком мало, чтобы судить об этом)... говорилось о деяниях героев, столкнувшихся с обстоятельствами, которые более или менее соответствовали многообразному, но в основе своей довольно простому рецепту героической ситуации. В этих песнях (если бы они дошли до нас), мы, возможно, увидели бы порывы несгибаемой воли, кредо которой выражено словами Бюрхтволда, сказанными в битве при Мэлдоне:

	Духом владейте,
		доблестью укрепитесь,
	Сила иссякла -
		сердцем мужайтесь.
		("Битва при Мэлдоне", стр 312-313, 
		в кн. "Древнеанглийская поэзия", 
		            пер. В.Тихомирова)

     Lif is laene: eal scaecedh leoht and lif somod.

...Один из наиболее мощных элементов этого сплава - северное мужество: теория мужества, которую подарила нам ранняя северная литература. Это не воинская храбрость... Я имею в виду в основном кредо несгибаемой воли, которое на Севере занимало почетное место... [Кер говорит, что языческие боги] "бьются за правое дело, хотя победа не на их стороне. Побеждает Хаос и Безумие" которых в мифологии представляют чудовища, "но поверженные боги не считают поражение позором". А люди избраны ими в союзники в этой войне, и могут, если у них достанет мужества, принять участие в этом "абсолютном противостоянии, совершенном, ибо безнадежном".

Именно поэтому, хотя любовь Профессора к драконам и "всяким северным мифам" была впервые разбужена историей Сигурда Убийцы Фыфнмра в пересказе для детей, основой истории Турина Убийцы Глаурунга является все же "Беовульф". Несмотря на внешнее сходство обстоятельств убийства Фафнира и Глаурунга (герой не вступает в единоборство с драконом - сражаться со змеем в открытую довольно бессмысленно - а поражает его мечом в брюхо). Убийство Фафнира - величайший из подвигов Сигурда, и именно благодаря ему Сигурд считается величайшим из героев северных мифов; но Сигурд после этого жил еще долго и счастливо, и не дракон, но предательство родичей погубило его. Для Турина же, как и для Беовульфа, единоборство с драконом заканчивается гибелью; и неважно, что Беовульф гибнет от ран, а Турин кончает жизнь самоубийством. Дракон для Турина - символ преследующей его судьбы, и героя губят именно последние слова дракона. Герой побеждает свою судьбу, но и сам побежден ею: "Turin Turambar turun ambartanen".

Профессор обмолвился, что "будь все это столь же очевидно для автора, поэма, несомненно, была бы куда хуже". Но не кажется, что история Турина стала хуже оттого, что Толкин сознавал, о чем пишет, и что хочет выразить. Хотя, разумеется, в его квенте идейный подтекст куда ближе к поверхности.

Но, как ни чтил Толкин языческих героев, он все же был христианином. "Те дни были языческими - языческими, благородными, и безнадежными" (стр.22). В этом времени человеку не суждено выйти победителем. Ибо он смертен.

	Гибнут стада,
	Родня умирает
	И смертен ты сам,
	Но знаю одно,
	Что вечно бессмертно:
	Умершего слава.

ПРИМЕЧАНИЯ

1) Это дипломная работа Светланы Лихачевой. Написана она, к сожалению, по-английски. (здесь и далее - примечания К.Кинн)

2) То есть неудачник выбирает неудачу. И не потому, что он такой уж идиот, а просто в противном случае он должен положиться на божественный промысел (то, что эльфы зовут estel), но поскольку неудачник по определению - язычник, это невозможно. Неудачник словно бы сам отталкивает от себя удачу.

1997 г.